напоминающий котенка.
Да ну нет…
Серьезно?!
— Ты как тут оказался, малой?
Животное выдает протяжное «мяу».
— Да, согласен, глупый вопрос.
— Мр-р-р… — беспомощно бьет лапами по воздуху живность, выпустив свои крохотные коготки.
Нет, это не женщина, это — беда! Будто мне ее одной — проблемной «твари» — в жизни было мало, она притащила вторую! Четырехлапую, волосатую и блохастую!
Потираю переносицу, усаживая мелочь в раковину. Лапы пушистого скользят по влажному кафелю. Мелкий плавно стекает по стенке, хвостатой жопой усаживаясь на слив. Выдает примирительное «мявк» и таращит на меня свои желтые глазищи навылупку.
Ну, и чего ты смотришь?
Вот и какого хера прикажешь мне с тобой делать?
Глава 36
Марта
Всю ночь мне снятся странные сны. Нелогичные и непонятные обрывки без начала и конца, в которых меня то закидывает в отпуск в жаркую Грецию, то в зубодробительный холод ледового дворца на хоккейный матч.
То, в моменте, я ловлю сквозь сон ощущение чьих-то рук и щекочущее дыхание на шее. То с трудом удерживаюсь от того, чтобы заткнуть ладонями уши и не слышать непонятно откуда взявшегося требовательного писка.
Но, несмотря на все это, сплю, как убитая. И даже когда яркий солнечный свет начинает бить по глазам, пробираясь сквозь закрытые веки, я до последнего, всеми силами, цепляюсь за сладкую дремоту. Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, успокаиваю себя, что вот «еще минуточку» и точно встану!
Еще одну ма-а-аленькую минуточку…
По итогу, и представить страшно, какой идет час дня, когда на мою похмельную голову резко обрушиваются «воспоминания» вчерашнего вечера. Словно ледяным полотенцем заряжают по лбу — так же неожиданно в голове всплывают «маяк» у подъезда… треклятая урна… больная коленка… незнакомый лифт… чужой брелок… и… о-о-о…
— Котенок! — вскрикиваю, подскакивая, как выстрелившая пружина. — Где котенок?! — слетаю с постели, запутавшись ногой в покрывале, едва не устраиваю своему носу пламенную встречу с полом. В последний момент выруливаю, удержавшись на ногах.
— Где…? — выдыхаю испуганно.
… котенок.
… и мои мозги.
… были вчера, когда я…
О-о-ой, Фомина!
Цепляюсь за волосы, понурив плечи, на которые падает весь масштаб пиздеца, что я вчера натворила. Смотрю на расправленную огромную кровать с двумя примятыми подушками. Темно-серую обстановку знакомой аскетичной мужской спальни. И заботливо оставленный на прикроватной тумбе стакан с водой и таблеткой «аспирина».
Я у Бессонова.
Я вчера, какого-то мамонта, приехала не домой, а к Бессонову.
Позо-о-ор…
Позорище!
Чтоб мне под землю провалиться!
Чтоб меня кроты сожрали!
Поджимают губы. Чудо еще, что Арс за порог меня не выставил. Видимо, пожалел дуру невменяемую. Другой я быть просто не могла, раз не поняла элементарного: это, блин, не мой дом!
Стыдоба…
Так наклюкаться!
Ощупываю себя руками, опускаю взгляд. Рана на разбитом колене обработана и аккуратно заклеена пластырем. Арсений? Пальчиками с белым педикюром дрыгаю. А ноги-то голые. Да я вся… А, нет, трусики на месте. А вот бюстгальтера под тонкой коричневой футболкой нет.
Я что, обнаглела настолько, что еще и разделась?
Нет, ну, чисто теоретически — могла. Я ведь думала, что пришла домой. Так-то вообще в чем мать родила спать не постеснялась бы завалиться! А тут хоть футболку своровать додумалась…
Ох, Марта, ох.
Заливаясь краской до кончиков ушей, вспоминаю про яркую первоначальную причину своего пробуждения.
Кот!
Или кошка!
Я же еще и животное с собой притащила, дурная! В чужую квартиру!
Скажу в свое оправдание, я никогда не могла спокойно пройти мимо брошенных котят. С детства их в дом родительский таскала и пристраивала. Пристраивала и таскала.
Но это-то не родительский дом, Марта!
А вдруг у Арсения аллергия?
А что, если Бессонов его уже выкинул?
Ох-ох-ох!
Где он?
Арсений, в смысле.
Или пушистый.
Да хоть кто-нибудь: где?!
Со стороны кухни раздается шум.
Я одергиваю футболку и перебираю голыми ступнями в сторону гостиной. Стараясь сильно не шуметь, выруливаю из-за угла. На доли секунды теряю дар речи, утыкаясь взглядом в голую спину хозяина квартиры. Прямехонько между лопаток.
Дыхание перехватывает. Кажется, я еще не протрезвела. По-другому не могу объяснить пришедшее на ум: у него шикарная спина! Широкая. Рельефная. За такой запросто можно спрятаться от любых жизненных невзгод. А еще задница в боксерах вызывает неконтролируемое чрезмерное слюноотделение. И зуд. Невыносимый ладошечный зуд (если такой есть, прости господи!). Жутко хочется его за эти ягодицы жмякнуть.
Арсений, стоящий у плиты — чистый секс.
Почему я раньше этого не замечала?
Да потому, что ты никогда не ночевала у него, Марта! И уж тем более не видела Бессонова утром на кухне! Соберись! Ты фактически притащила свою пьяную тушку в дом к бывшему. Стащила его футболку. И завалилась на его кровать. Теперь тебе нужно как-то подобрать слова, чтобы объяснить, что ты не пьяница пропащая, а просто день вчера был тяжелый.
Вот только все слова, как назло, из головы вместе с пузырьками выветрились. Осталось только обжигающее чувство стыда и неловкость. Даже страшно представить, что он обо мне подумал…
Пока я в нерешительности топчусь на пороге гостиной, кофемашина резко замолкает, закончив варить кофе. Тостер щелкает, выстреливая двумя поджаренными ломтиками хлеба. Арс хватает сковороду за ручку, переставляя на другую конфорку. Судя по шкворчанию масла и аромату, что витает в кухне, это яичница с беконом.
Мой рот наполняется слюной. Желудок жалобно скукоживается. Я приказываю ему на время “умереть” и покаянно складываю ладошки перед грудью, сжимая пальцы в замок.
Окей, Марта.
Давай, Марта.
Перед позором не надышишься.
Набираю в легкие побольше воздуха и откашливаюсь тихонько, привлекая внимание хозяина квартиры.
Бессонов оборачивается. Фокусирует свой взгляд на моем лице. Мгновение борется с подрагивающими уголками губ, норовящими поехать вверх.
Наконец-то берет себя в руки и спрашивает с сомнением:
— Утро доброе, Царица?
И смотрит так внимательно, будто под кожу пробираясь. Как иглы — прямо в вены. И у меня снова инстинкты, отточенные годами, срабатывают. Защищайся нападая. Но…
Прислушиваюсь к себе, и… не хочется. Спорить и ругаться не хочется. Ерепениться и скалиться тоже. То ли сил нет, то ли смысла больше не вижу. Вчерашний вечер четко дал мне понять одну важную вещь: я уже залипла на Бессонове. Глубоко и прочно. Уже кусайся не кусайся, а броня вокруг сердца в щепки.
— Бывало и лучше, честно говоря.
— Как чувствуешь себя?
Хороший вопрос. Голова не болит — это уже маленькая победа. Не мутит и сдохнуть не хочется — тоже несказанно радует. А вот…
— Кушать очень хочется.
Арсений понятливо улыбается.
