кстати, имя. Редкое.
— И что это даст? То есть… от того, что я извинюсь, ровным счетом в наших отношениях ничего не поменяется. Я просто выставлю себя нуждающейся в ее внимании тряпкой.
— А ты и должен быть для нее — нуждающейся в ее внимании тряпкой! — припечатывает кулаком по столу матушка.
— С хера ли?! — взрывает меня.
— Арсений, следи за своим языком!
— Прошу прощения, — рычу, — не так выразился. С какой стати: так пойдет?
— А с такой, что твой ритм жизни не каждая выдержит, ясно? Не мне тебе об этом рассказывать. Постоянные сборы и командировки. Травмы, ушибы, переломы, бесконечные диеты и реабилитации. Ты по полгода дома не живешь. Под тебя подстраиваться и подстраиваться. Не мужчина, знаешь ли, мечты!
— Вот спаси-и-ибо, мама, — тяну обиженно.
— А вот и пожалуйста! Кто, если не я, скажет тебе правду? Чтобы вытерпеть такую нестабильность, в какой живешь ты, девушка должна быть настоящей женой декабриста. Не меньше! Которая безропотно будет собирать детей, паковать чемоданы и прыгать следом за тобой на первый же поезд дальнего следования. А ты думаешь, таких в наше время много? Когда вокруг процветает феминизм и равноправие — думаешь, много кто будет подстраиваться под мужчину, каким бы красавчиком он ни был?
— Но я же красавчик, да?
— Воду с лица не пить, Арсений!
— Ты решила убить меня не фактами, а старыми поговорками?
— Ты опять включаешь ребенка? Выключай! И ответь на вопрос матери. Много таких, думаешь?
— Много! — бурчу. — Если им бабки пачками отстегивать. Да жене только за радость, если муж дома месяцами своей рожей светить не будет. И по хрену такой и на мои травмы, и на мои диеты. Главное, жопа в тепле и дизайнерских трусах.
— И что, твоя Марта из таких? — щурится мать. — Если да, то нам такая не нужна!
Я молчу, поигрывая желваками.
Нет, блть!
Нет, не из таких! Другая. Совершенно невероятная. Вредная, капризная, упрямая, самостоятельная до зубного скрежета. И охуенная до звезд в глазах! Ей от меня не то, что бабки мои, даже я сам и не нужен, будто. Разве что частично.
— То-то же, — победно задирает нос Ирина Георгиевна.
— Ладно, — киваю. — Допустим. Ну и к чему ты вела?
— А к тому, что если ты хочешь, чтобы женщина ради тебя бросила всю свою отлаженную свободную жизнь в угоду твоей карьере и села дома налаживать быт и прикрывать тыл, то она хотя бы должна понимать, ради чего она это делает. Должна чувствовать, что нужна тебе настолько, что ты ни жить, ни дышать, ни играть без нее не можешь. Понимаешь?
— Так я и не могу!
— А сказать ей об этом ртом ты не пробовал? Прежде чем налетать с порога и требовать от нее решительных действий, ты хоть одно сделал сам?! Ни слова девочке о предложенном контракте не сказал, ничего взамен на такой серьезный шаг с ее стороны не пообещал. Тю! Скажи спасибо, что она тебе еще напоследок пинка не дала. Дурачок, — качает головой, — ну какой ты у меня дурачок!
Я, хмуро потупив взгляд в кружке с чаем, предпочитаю промолчать.
В целом, я понимаю, о чем говорит мать. И сам за целый день допетрил до того, что «сам дурак, сам виноват». Просто…
По факту: утром, приехав к Царице, я будто бы и сам еще толком не понимал, чего от нее хочу. Не было конкретики. Ни в голове, ни в сердце. А вот посрались, и все чудесным образом сразу встало на свои места. Страх ее потерять гордо возглавил целую процессию из разнообразных чувств и эмоций, которые сегодня в груди, как в адовом котле кипят.
— Арсений, — говорит примирительным тоном мама, — отношения — это колоссальная работа двоих. Бесконечные разговоры и поиск компромиссов. Это, в первую очередь, желание сделать приятное своей второй половинке. Это не твое «хочу» и ее «ладно, сделаю». Это умение договориться. Понимаешь?
— Кажется, — нехотя киваю. — Наверное, ты права, мам.
— Не наверное, а точно права!
— И что мне делать? Я понятия не имею, на какой козе теперь к ней подкатить.
— Самое лучшее примирение — спонтанное примирение. Подумай над этим.
— То есть спонтанные признание — на хер, а спонтанные примирения — топ. Так что ли?
— А иначе затянете резину со своими хороводами, и я внуков еще лет пять ждать буду!
— Мам, — смеюсь, — ты опять? В итоге все опять сводится к внукам?
— Сводится! И сводиться будет, я нянчиться хочу! — бурчит матушка. — И вообще, я тебе весь расклад обрисовала? Обрисовала. А ты теперь будь добр, иди и сделай Марте ребеночка!
— Может она вообще тебе не понравится!
— А тут, главное, чтобы тебе к душе была.
— А если я еще сам не понял?
Матушка хмыкает и отмахивается:
— Не смеши меня. Если уж ты решился на такой серьезный шаг — рассказать мне о ней, значит, девочка очень глубоко проникла в сердце. Говорю тебе, Арсений, не потеряй ее. Так запала. Потом будешь до старости локти кусать, если упустишь.
— Я тебя понял. Я тогда… — начинаю и не договариваю, потому что телефон неожиданно откликается троекратным вибро.
Хватаю трубку в надежде, может, это Царица. Но… нет. Номер неизвестный. Три новых уведомления в мессенджере. Пока мама отвлекается на посуду, я проваливаюсь в чат и пробегаю глазами по цифрам.
Нет, номер такой не помню.
Имя абонента «Станислава» тоже мне ни о чем не говорит.
Читаю упавшие текстовые:
Станислава: «Привет, красавчик! Я Ася. Ты меня не знаешь, но я подруга твоей бедовой соКРОВАТницы. Короче, Марты. И сейчас эта крейзи-женщина едет к тебе, совершенно об этом не подозревая. Имей в виду!».
Станислава: «Вообще-то я пишу, сказать: тараканов у нее, конечно, много, но сердце одно. И его ей уже разбивали. Осторожнее, Бессонов. Если сделаешь это еще раз, то я не посмотрю на то, какой ты мощный и перееду твои два метра мускул катком. В целом же, приятно познакомиться!»
Станислава: «И, да, лучше бы тебе быть дома и, желательно, не в обществе какой-нибудь шлюховатой «хоккейной зайки». Если она есть, срочно выкидывай ее в окно. Я тебя предупредила! Чмоки»
Что за…
Чмоки?
Мне нужно добрые пять минут и три раза перечитать сообщения, чтобы понять, что к чему. На четвертом я начинаю посмеиваться на фразе «выкидывай ее в окно». На пятом лихорадочно пытаюсь вспомнить, возвращала ли мне Царица дубликат ключей, который я ей давал, чтобы она ждала меня дома после одного из матчей. А на шестом…
На шестом я резко подскакиваю из-за
