как ночь, но вскоре на нем вспыхнули серебристые огоньки, похожие на звезды. Казалось, весь зал театра повис в космосе.
В одном краю яйцевидного купола появилось изображение Земли, а в другом – красного Марса. Обе планеты начали сближаться, опустились и стали отчетливо видны зрителям.
Одна планета была зелено-голубой, окутанной клочками белых облаков, другая – красной, покрытой устланными тенями горами. Две гигантские планеты повисли с разных сторон театрального зала, а ряды кресел парили между ними, словно ничтожные крупинки космической пыли на волнах гравитации. В театре царила торжественность и темнота, зал наполнился музыкой.
Люинь находилась за сценой и готовилась к своему выступлению.
«Марс, Инхуо», – повторяла она про себя.
Красная почва, дом во тьме.
Ее первый Марс был светящейся точкой на небе, видимой в дымке. Это слово было легко произнести, но в сознании оно расплывалось. Это было детское воспоминание, которое очень трудно было уловить. Всякий раз, когда наступали сумерки, приходило время воспоминаний и подавления этих воспоминаний.
Ее второй Марс был странным описанием в книгах, диковинной планетой, заснятой на видео и фотографиях. Это была кровь, взрывающаяся в вакууме, это были числа. Это была непрерывная грохочущая война. Это была дрожь страха в человеческих голосах, любопытные вопросы детей и их фантазии о том, какое оно – зло. Это был древний бог войны, старинный враг.
Ее третий Марс был окном, пропускавшим свет звезд и солнца, и маленькой площадкой за раскрытыми ставнями, а на ней – лужайка в форме веера и белые цветы, а за цветами – набирающий скорость поезд, а вдоль туннелей – стеклянные дома, и хрустальный город, состоящий из всех стеклянных домов, – единственная республика, где девочки подрастали, учились, мечтали, что-то придумывали и создавали, выходили замуж, вили семейное гнездо, выбирали для себя жизнь. Это была обычная жизнь, простой дом.
Марс. Инхуо. Тысяча восемьсот световых лет – расстояние разлуки. Красная земля, дом во мраке.
Люинь стояла за кулисами, зрители ее не видели. Она разминала руки, сцепляла запястья перед грудью, расправляла пальцы. В темноте обшлага ее рукавов тускло светились, словно Млечный Путь на небе за городом. Мало-помалу зал театра наполнился звуками – воем ветра, пением далекого рожка, боем барабанов, обтянутых бычьей шкурой, звоном струн цитры Старейшин, рассказывающих тысячелетние предания у моря, кровь и слава, дрожащие на губах и языке, мертвые души, пляшущие на ветру. Утих голос рожка, зазвучала бамбуковая флейта. Память пересекала расстояния. Шоу началось.
Мелодия была так хорошо знакома. Люинь помнила каждый ее взлет вверх, каждое падение, каждое скрытое украшение. Она могла пересказать все мифы и все были, поведанные музыкой.
Умолкла флейта. Люинь подпрыгнула и приземлилась на сцене с первым ударом тимпана.
Наконец начался ее танец. Мир исчез, осталась только она. Обе планеты соединились в ее сольном танце. Она вспоминала каждую страну, в которой ей довелось побывать. Это была ее судьба, странствие ее души. Она больше не могла жить внутри того порядка, который управлял ее родиной, но всегда будет помнить мечты своей родины. Она выгравировала эти мечты на костях своего тела и впустила внутрь себя все страны.
Когда она уже не сможет приспособиться ни к какому миру, ей бы хотелось жить так, как жили ее родители и их учитель, скиталец в душе, глядящий на свой дом издалека.
* * *
В тот миг, когда Люинь упала, она услышала негромкий крик. Она не могла понять, кто закричал, откуда донесся звук. Она знала только то, что приземлилась на жесткую поверхность сцены и кто-то подхватил ее за плечи.
С первого мгновения, оказавшись на сцене, Люинь ощутила нечто странное. Собственное тело казалось ей слишком легким, и она не могла с нужной силой отталкиваться, чтобы начать вращение. Она словно бы всё время на одну долю отставала от музыки.
Вот-вот должны были забить барабаны. Люинь знала, что должна подпрыгнуть и совершить в воздухе семь оборотов. Она приготовилась и встала на цыпочки.
В этот момент она утратила все ощущения в ступнях. После вращения в воздухе, при приземлении, правая нога отказалась слушаться Люинь. Она рухнула на сцену, и острая боль разлилась по всему ее телу.
Вспыхнуло яркое освещение, огни ослепили Люинь. Она запрокинула голову и увидела Эко. Это он держал ее за плечи. К сцене спешило много людей.
Больница
Эко и Руди сидели на диване в гостиной больничной палаты Люинь и ждали, когда ее привезут после операции. В палате было стерильно чисто. В спальне стояла застеленная кровать, уголок теплого одеяла был отвернут. Чтобы создать пациентам покой во время выздоровления, цвет стен был доведен до молочно-белого, металлические колонны имели мягко-зеленый оттенок.
Эко и Руди не разговаривали. Руди поблагодарил Эко за помощь упавшей на сцене сестре. Эко на это ничего не ответил, после чего оба не произнесли ни слова. Эко посматривал на брата Люинь, который был всего на несколько лет младше него, и ощущал волны тревоги, исходящие от Руди. Руди сидел неподвижно, словно бы и не нервничал, но Эко видел, как цепко он сжал руки – так сильно, что костяшки пальцев побелели. Он переживал за младшую сестру и вел себя почти как родитель.
Эко тоже волновался. Когда Люинь упала, он оказался к ней ближе всех и увидел, как странно изогнулись пальцы ее ног при приземлении. Было сломано как минимум несколько костей. Эко хотелось верить, что после операции девушка полностью поправится и снова сумеет танцевать.
Время тянулось медленно, воздух в палате становился гнетущим.
Открылась дверь.
Руди и Эко одновременно вскочили. Но это был не врач и не Люинь. Вошли двое мужчин в форменной одежде. Один из них узнал Руди и поздоровался с ним.
Второй обратился к Эко.
– Господин Эко Лю, как я понимаю? – спросил он вежливо, но с каменным выражением лица.
– Да, – ответил Эко.
– Меня зовут Карлсон, я инспектор первой ступени, из Системы Безопасности. Мой долг – поддержание порядка и общественной безопасности в районе Расселл.
Эко промолчал.
Карлсон немного выждал и продолжал:
– Я прошу вас о сотрудничестве. Ответьте на несколько вопросов. – Глядя на Эко в упор, инспектор спросил: – На вечернем шоу в театре почему вы стояли так близко от сцены, а не сидели в зрительном зале?
– Я занимался киносъемкой шоу, и мне необходимо было находиться поблизости от сцены для съемки крупных планов.
– У вас имеется авторизация?
Вмешался Руди:
– Я дал ему разрешение. Я отвечаю за всю подготовку шоу.
Карлсон зыркнул на Руди и всё с тем же каменным
