Телефон Рона звонит. Он смотрит на Полин, и она ободряюще кивает, чтобы Рон ответил. На дисплее телефона написано: «Лиззи».
Глава 65
Ибрагим не может уснуть. Он знал, что это неизбежно. Он знал, что не сможет спать ночью, и знал, о ком будет думать.
О Мариусе.
Он вышел прогуляться по деревне. В окне Рона горит мягкий свет. С ним Полин, и Ибрагим благодарен ей за это. Рону она сегодня необходима. Он лишь притворяется, будто ни в ком и ни в чем не нуждается. Кого же это напоминает Ибрагиму?
У Джойс тоже горит свет. С ней Алан. Он будет рад просыпаться среди ночи. Она станет смотреть повторы чего-нибудь по телевизору и думать о Джерри. Может, вечером позвонит Джоанне. Ибрагим надеется, что Джоанна поймет, почему ее мать захотела поговорить с ней именно сегодня.
Дни смерти — это дни, когда голыми руками приходится взвешивать наши отношения с любовью. Это дни, когда мы вспоминаем о том, что ушло, и боимся того, что грядет. Это дни, когда мы думаем о радости, которую приносит любовь, и о цене, которую мы за нее платим. Это дни, когда мы благодарим, но также и молимся о милосердии. Вот почему Джойс думает о Джерри, вот почему Рон и Полин лежат в объятиях друг друга, вот почему одинокий старый египтянин идет по Куперсчейзу, думая о Мариусе. Думая о другой жизни.
Возможно, однажды он расскажет о нем, а возможно, и нет. Это шкатулка, которую, открыв раз, уже нельзя будет закрыть обратно, и Ибрагим задается вопросом, хватит ли сил его сердцу, чтобы справиться. Да и с кем он вообще стал бы этим делиться? С Элизабет? Что ж, теперь она его поймет. С Роном? Ради неуклюжего объятия? С Джойс? А что, если он заметит жалость в ее глазах? Ибрагим не знает, сможет ли это вынести.
Конечно, окна светятся и в еще одном доме — в квартире Элизабет. Этот свет теперь не погаснет много ночей подряд. Внутри нее и так довольно тьмы.
Ибрагим размышляет о шкатулках. О шкатулке с героином внутри, доставившей немало неприятностей. О шкатулке с Мариусом, в которой сокрыто столько боли. Наверное, теперь они откажутся от поисков героина. У кого он может быть? Кто об этом знает? Кто убил Калдеша, в конце концов?
Кем бы ни были эти люди, но им все сойдет с рук…
Но остается еще шкатулка с Мариусом. Осмелится ли он вскрыть ее? Осмелится ли рассказать эту историю?
День смерти — это день любви. Ибрагим многое понимает и в том и в другом. Возможно, как раз пришло время…
Внезапно у него звонит телефон.
Глава 66
Сейчас три часа ночи, и Богдан плачет в объятиях Донны.
Плачет, сожалея о том, что он сделал, и горюя о том, кого потерял.
Он старался быть храбрым и сильным ради Элизабет. И не плакать при ней, кроме как на похоронах. Просто слушать и помогать.
Неделю назад он сыграл со Стефаном последнюю партию в шахматы. Это была даже не игра как таковая. Богдан предложил Стефану научить его шахматам, и Стефан согласился: «Всегда мечтал понять, как в них играют!»
Богдан надеялся, что память вернется к Стефану, когда он покажет, как делать ходы, однако Стефан лишь покачал головой: «Не могу понять, дружище, и всё тут!»
Однако они сидели по обе стороны доски и болтали, и Богдан мог притворяться, что все нормально. Стефан всегда знал, что с Богданом он в безопасности, даже если не понимал, кто это такой. И Богдан всегда чувствовал себя спокойно со Стефаном.
Стефан изложил ему свой план. Элизабет уже рассказала о нем, но Богдан был рад, что услышал от Стефана лично. Услышал уверенность в его голосе. Стефан не стремился к исчезновению или вознесению в космос. Он хотел сохранить контроль над жизнью, и Богдан не мог отказать ему в этом праве.
На похоронах Богдан сидел рядом с Элизабет, чему был рад. Донна сидела сзади, прикасаясь к нему время от времени, и этому он был очень рад тоже.
Донна целует его слезы.
— Расскажи мне о чем-нибудь еще, — просит Богдан, сдерживая дрожь в голосе. — Спой колыбельную.
Донна утыкается головой ему в шею и шепчет:
— Саманту Барнс ударили тупым предметом по голове. Но умерла она от падения с лестницы.
— Спасибо, — отвечает он, смыкая веки.
— Гарт куда-то пропал, — продолжает Донна. — А это значит, что либо он сделал это сам, либо скрывается от убийцы.
— Но зачем было ее убивать? — спрашивает Богдан. — Разве что ради героина. Думаешь, она его украла?
— Кто знает? Митч Максвелл и Лука Буттачи оба побывали в гаражном боксе и ушли оттуда с пустыми руками, так что, может, они решили нанести визит ей? В то же время Гарта не было в гараже. А вдруг героин все-таки у него?
— Хм, — задумчиво тянет Богдан. — Не думаю, что у Элизабет теперь хватит сил продолжить поиски.
— Ей нужно много времени, чтобы прийти в себя, — соглашается Донна. — А как ты думаешь: она имеет отношение к смерти Стефана? По-твоему, это она… ну, ты понял?
— Нет, — решительно отвечает Богдан. — Это противозаконно.
— Да ладно тебе! Это же Элизабет. Я бы не стала винить ее. Противозаконность для нее ничто.
— С ее стороны было бы противозаконно помогать Стефану. И было бы противозаконно, если бы кто-то знал, что она помогла, и не сообщил в полицию. Например, знал бы я или знала бы ты.
— Я согласна с тобой, — говорит Донна. — Но, чисто гипотетически, ты бы ей помог?
— Я бы помог Элизабет, и я бы помог Стефану, — без колебаний отвечает Богдан.
— Так я и знала.
— Слушай, как думаешь: героин может быть у Гарта? А вдруг он каким-то образом его нашел?
— Я думаю, что это стоит проверить, — произносит Донна. — Наверное, ты прав, и Элизабет пока дергать не стоит. Так, может, попробуем разобраться сами? Сделаем ей маленький подарок?
— Это необычный подарок, — замечает Богдан.
— Она — необычная женщина.
— Так ты действительно считаешь, что можно…
Телефон Богдана, лежащий на прикроватном столике, начинает вибрировать. Сейчас 3:15. Он смотрит на Донну, и та кивает ему, чтобы он ответил на звонок. Экран телефона сообщает, что звонит Элизабет.
— Элизабет, — говорит Богдан. — Всё в порядке? Я вам нужен?
— Да, вы мне нужны, — отвечает Элизабет. — Донна с вами?
— Ага.
— Приходите вместе. Я знаю, где героин.
Глава 67
Сможет ли она теперь когда-нибудь уснуть? Элизабет лежит на кровати и удивляется тому, что разбитое сердце способно биться так часто.
Сейчас 4:55. Любой, кому доводилось работать по ночам или не спать ночь за ночью, скажет вам, что время с трех до четырех утра — это всегда самый длинный час. Час, когда безжалостное одиночество берет полный верх. Когда каждое тиканье часов отдается жестокой болью.
Ей приходится продолжать твердить себе, что это было неизбежно. Это была последняя воля Стефана, практически приказ, а Элизабет знает, как исполнять приказы. Это было правильно, это было безболезненно, Стефан распоряжался сам и контролировал себя тоже сам. Это было последнее проявление достоинства человека, который подобное заслуживал и ценил больше всего на свете.
Виктор, побеседовав со Стефаном, дал свое заключение Элизабет. Они пришли к общему мнению: Стефан точно знает, чего хочет.
Виктор подарил ей маленькую коробочку с секретами. Где он ее взял, Элизабет даже не потрудилась спросить. Все, что она хотела знать, — получится ли процедура быстрой и безболезненной. И конечно, не поддающейся выявлению. Такая вот последняя практичность. Стефан не хотел бы, чтобы ее посадили в тюрьму. Да и, сказать по правде, этого бы не хотелось и большинству судов в стране, но у них не осталось бы выбора. Быть рядом и ничего не предпринять — значит сделаться соучастником. Заповедь «не убий» никто не отменял.
Врач общей практики, констатировавший смерть, был старым другом Элизабет еще по прежней Секретной службе. Она назначила время и место, и он прибыл вовремя. Оформленные им документы выглядели безупречно — на случай, если кому-то вдруг захочется взглянуть. Ну а как иначе? Никогда ведь не знаешь наверняка. Время смерти, причина смерти, объятия и слова утешения вдове, и вот он отправился в обратный путь. Теперь нет необходимости ехать в Швейцарию, нет нужды вырывать Стефана из его дома.
