Гоша сжал кулак правой руки и потряс им.
— Да никуда ты не поедешь, — улыбнулся я. — Больше хорохоришься. А завещание он написал, значит, чувствует, что может безвременно на тот свет отправиться. Сам понимаешь, что из голодранца в миллионеры честным путем, да ещё так быстро, не выбиваются. Похоже, братец твой не гнушается криминальных делишек.
— Да пошел он! Не хочу даже думать. Давай сменим тему… Слушай, а ты-то как себя чувствуешь? Бледный ты какой-то, как поганка за сортиром. Светка с ума сходит!
— Не сочиняй, была она у меня только что, до вашей делегации. Волнуется, конечно, но врачи сказали, что угрозы жизни и здоровью моему нет.
— Ага… Слушай ты их больше! Сегодня нет, а завтра руку отчекрыжат. Напортачат что-нибудь, и пиши пропало. Знаешь, сколько таких случаев в нашей области? Могу рассказать. Вот один раз…
Я завел взгляд к потолку.
— Лучше заткнись, пока я тапком в тебя не кинул!
— А ты попробуй достань этот тапок с пола сначала. Кинет он, ага!
— Задолбал… Слушай, дай-ка мне апельсинчик. Они же уже мои.
— Не-а. Вот уйду, тогда и дам. А то вдруг ты в меня им пульнешь.
— Эх… Раскусил… Как пить дать — пульнул бы, за твое карканье.
Так мы с Гошей препирались по-дружески еще несколько минут, пока в дверь не постучал полковник. Он заглянул, деликатно напомнив, что тоже имеет огромное желание пообщаться со мной с глазу на глаз. Наконец, мы распрощались с Гошей, он пообещал заскочить завтра и тайком пронести бутылочку «Жигулевского» непременно в темном стекле.
Вместо него вошел Черненко.
Когда мы остались одни, он плотно закрыл дверь и придвинул табурет к моей кровати. Легонько похлопав меня по здоровому плечу, проговорил:
— Как себя чувствуешь?
— Здесь болит, а здесь не помню. Надеюсь, скоро выпишут. Без сегодняшних посещений совсем скукота была бы. Еще и палата отдельная.
— Палату это мы подсуетились выбить. Если хочешь, в общую можем перевести.
— Да не надо… Я сам к соседям лучше в гости ходить буду. Надо будет Свете сказать, чтобы домино принесла.
— Домино — это хорошо, но это игра для пенсионеров, рано тебе ей увлекаться. Ты, Андрей Григорьевич, как всегда — в центре внимания всего Союза. Опять газеты твоим именем пестрить будут.
Говорил он это не с упреком, а с похвалой и некоторой гордостью в голосе.
— Я не специально, — пожал я плечами. — Другу помогал… Гоше Индия, а оно вон как вышло.
— Да знаю я все, — отмахнулся он.
— Я, вроде, не рассказывал подробности, — нахмурился я.
Тот тонко улыбнулся — всего на долю секунды.
— Олега Чернявского, которого ты обезвредил, весь Интерпол искал. И мы за ним, признаться, тоже бегали…
— Какого Олега? Артемия?
— Его самого. Много у него личин. Он брал заказы в Союзе, так как сам русский и легко мог сыграть нашего гражданина, слиться с народом, так сказать. Много лет за ним охотились, а ты его нашел — меньше чем за месяц.
— Повезло, — улыбнулся я.
— Знаю я про твое везение, — тоже в ответ улыбнулся полковник. — Такой сыскной чуйки нет ни у одного оперативного работника из тех, что я знал и знаю. А повидал я очень много разных людей, поверь. Вот еще что… Мой руководитель, — Черненко ткнул пальцем вверх. — Сказал представление на тебя готовить наградное. За содействие органам госбезопасности.
— Приятно, конечно, но я всего лишь ликвидировал одного из тысяч врагов нашей страны. Ничего такого…
— Ошибаешься. Это не рядовой субъект. Он заполучил образец нашей секретной разработки — яд КС-230. Представляешь, что бы было, если бы он попал в руки криминала или западных спецслужб? Наше оружие обернулось бы против нас.
— М-да… Нехорошо получилось бы, — я сидел на кровати и придерживал раненую руку.
— Только само собой, — понизил голос чекист. — О всей этой истории никому ни слова. Формально тебя награждают за оказание содействия в налаживании оперативных связей.
— Как это? — прищурился я.
— А вот так… Ни киллер, ни яд нигде официально фигурировать не должны. Сам понимаешь, иностранный наемный убийца свободно разгуливал по советскому городу. Что тут начнется, какой резонанс! Еще и эти забугорные крысы раздуют. Нет в СССР ни киллеров, ни специальных ядов. Ясно излагаю, Курсант?
— Ага, понял, — хохотнул я. — Как и наркомании и проституции.
— Ну, эту заразу уже не скроешь. И это, кстати, по вашей части, по линии МВД. А ты молодец, Андрей Григорьевич. Большой молодец!
— Служу Советскому союзу, — без всякой иронии проговорил я.
Потому что мне нравилась эта эпоха и эта страна. Жаль, что скоро ее не будет, и я не могу ничего изменить. Или могу?.. Много раз я задумывался, но… Но об этом потом, а сейчас нужно расспросить полковника о КС-230.
— А остатки яда нашли? Куда его Красноборов спрятал?
Ведь договорить нам с ним, а вернее, прекрасной подставной заказчице, так и не дали.
— Ищем… — нахмурился тот. — Уверен, что найдем. Работаем, в общем. Кто бы мог подумать, что эта разработка всплывет именно в Новоульяновске…
— Я понимаю, что у меня нет допуска, но просто из любопытства, — рискнул я спросить. — Этот яд еще производят?
— Нет. Проект закрыт, — твёрдо, даже с какой-то злостью произнес он. — Найдем не уничтоженные остатки и похороним всю информацию в архивах.
— А почему Красноборов его миорелаксантом звал? Или это просто название для отвода глаз?
— А, это, — Черненко покивал. — Он расслабляет мышечную ткань. Даже в какой-то мере препятствует трупному окоченению.
— А… Поэтому трупы могут шевелиться?
Тот поднял бровь.
— Наблюдал такое?
— Да, — я вспомнил, как молодой судмедэксперт Пяткин испугался в морге трупа Серого, утверждал, что тот живой и якобы открыл глаза, хотя лежал распотрошенным на столе в секционной. А Мытько при этом отметил странность у трупа — отсутствие трупного окоченения. Теперь все ясно. История с «зомби» нашла свое логическое объяснение.
Вот только Феликсу я не смогу сказать, что ему не почудилось. Жаль, засмеют молодняк.
— Ну ладно, — Черненко поднялся с табурета. — Отдыхай. Как выпишут, мы тебя в лучший санаторий отправим на реабилитацию.
— Одному как-то скучно будет, — я снова прищурился, на этот раз хитро. — А для жены путёвочку найдете?
— Естественно, на двоих поездка будет. Одного не будем отправлять, только под «спецохраной» компетентного сотрудника. А можем даже на троих.
— Третьего у нас нет, — улыбнулся я.
Черненко наклонился и, хитро улыбнувшись, проговорил вполголоса:
— Ну не знаю… Там врачиха молоденькая, красавица, за тебя прямо горой. Всех на уши поставила, нас не хотела пускать, пришлось на главврача выходить. Когда успел контакты завести? Вроде только после операции.
— Да это Катюха, — отмахнулся я. — Одноклассница моя. Мы, помнится, даже вместе поступать в мед собирались, а я потом… передумал.
— Это хорошо, что ты передумал, — пожал мне на прощание или в благодарность за выбор профессии руку полковник, — такие как ты стране очень нужны. До свидания, Андрей Григорьевич. Премию в бухгалтерии получишь. Там аж десять окладов тебе насчитали. В исключительном порядке.
— Какую премию? Медальку же, вроде, хотели дать?
— Не медальку, а орден, — многозначительно повел указательным пальцем Черненко. — Одно другому не мешает. Премия от МВД будет. Можно сказать, кровью заслужил. В прямом смысле этого слова.
Черненко вышел, а в палату впорхнула Катя. В приталенном и не по-советски коротеньком белом халатике смотрелась она обворожительно. Я незаметно потрогал обручальное кольцо на пальце. Ага…на месте. Значит, она в курсе, что я женат. Это хорошо.
Мы с ней просто поговорим… Почему-то жутко захотелось с ней поболтать, пообщаться и вспомнить былое. Ту юность, которую, казалось, здесь у меня украли. Или я сам себя обокрал? Ведь сколько я здесь себя помню, сразу стал ловить преступников и вести себя как взрослый. Вот и «люди в штатском» быстро меня приметили.
