— Вообще-то я имела в виду настоящую тусовку. Без желе и мамаш с тройными вакцинами.
Кажется, я попала в яблочко. Полезно знать, чем живут друзья.
— Знаменитости, бесплатная выпивка, живая музыка и треп ни о чем. Как тебе?
— Соблазнительно.
— Вот и прекрасно. В субботу приходи на премьеру Нейла на Четвертом канале.
— Какого Нейла? Мужа Хэлен?
В присутствии этой пары Франческа всегда робеет.
— Он на меня и не глядит, даже имени не помнит. С какой стати ему приглашать меня на премьеру?
— Это премьера канала, и потом, приглашение не понадобится. Ты сойдешь за Клаудиу, Ник — за Эла, а я проведу Билли. Ей тоже не помешает развеяться.
— Договорились. Оставлю Каспара за старшего.
— А я думала, ты против эксплуатации детского труда.
— Фу, зануда.
Я улыбнулась и заработала ногами, вспугнув стаю жирных голубей, расклевывающих кусок булки. Если и не эндорфиновый криз, то прилив радости был мощный. Фран, Ник, Билли… Ха! К Нейлу на премьеру я прибуду во всеоружии, с собственной командой поддержки.
Вернувшись домой, я первым делом позвонила Каспару. Между прочим, у бедного замученного ребенка есть собственный мобильник. А я обзавелась первым мобильником только в тридцать два года.
— Алло! — послышался шепот в трубке.
— Привет, Каспар, это я. Можешь сейчас говорить?
— Не, я на уроке.
— Зачем же ответил на звонок?
— А ты чего трезвонишь?
— Не груби.
— Тебе же нравится.
— С чего это ты такой веселый?
Я не думала, что заговорю таким подозрительным тоном.
— А что, опять нельзя?
— Не болтай ерунды! Слушай, Каспар, насчет пива…
— Приехали. Не цепляйся, Тесса, ты мне не мать.
— Но…
— Ну чего еще?
— Я просто хочу тебе помочь. Обязательно позвони мне после уроков.
Телефон заверещал через полчаса, когда я принимала душ. Пришлось выскакивать, разбрызгивая воду и кутаясь в полотенце. Но звонила Билли, а не Каспар.
— Извини за беспокойство, — начала она. Билли вечно за все извинялась. — Ты не занята?
— Наоборот, — ответила я, накручивая на голове тюрбан из второго полотенца и заваливаясь в постель.
— У меня к тебе огромная просьба…
— Выкладывай.
— У меня тут с деньгами сложности, и…
— Сколько?
— Не хочу брать взаймы. Понимаешь, Кристоф просрочил платеж. Я пыталась поговорить с ним, но ты же знаешь — его не застать, он всегда в разъездах, так что…
— И давно это с ним?
Билли неловко признаваться, что Кристоф снова обманывает ее. Ее преданность человеку, который разбил ей сердце, испортил жизнь и бросил на произвол судьбы чудесного ребенка, — мое проклятие.
— Четыре месяца.
— На звонки не отвечает?
— Говорю же, он в отъезде…
— Билли.
— Знаю, знаю, потому и прошу помощи. Завтра у меня назначена встреча с адвокатом.
— Ну наконец-то! Молодчина.
— Ты не могла бы забрать Кору из школы?
— С удовольствием. Вот повезло! — Я говорила чистую правду. — Собственно, это ты делаешь мне одолжение. Слушай, если не возражаешь, я свожу ее к Франческе и Нику. Ты же знаешь, Кора дружит с Кэти и Поппи.
— Замечательно. Спасибо.
— Для этого и нужны крестные.
— Спасибо, Тесса, ты чудо.
На следующий день в половине четвертого я уже ждала Кору у школьных ворот, в толпе родителей с колясками и велосипедами, собаками и скутерами. Коре посчастливилось: в ее школе учатся дети только до одиннадцати лет, ей не приходится иметь дело с хулиганистыми старшеклассниками, которые не прочь мимоходом унизить малыша. Моя крестница худенькая, в свои семь лет выглядит пятилетней, поэтому мне всегда боязно, что ее задразнят. С самого рождения она не соответствовала даже нижнему пределу показателей веса и роста. Но когда она жаловалась, что не растет, я уверяла, что выделяться лучше, чем быть как все.
Заметив меня, Кора помчалась навстречу, длинные волосы разметались у нее за спиной. Она была похожа на цыганочку — бледненькую, с карими глазищами, ножками-спичками и без одного зуба. Я присела, широко развела руки и стала ждать, когда этот крохотный сгусток энергии со всего размаху влетит в меня.
— Привет, моя прелесть!
— Привет, крестная! У тебя такой смешной цвет, — ответила Кора.
Верно подмечено. Загар быстро сходил с тела, но задержался на руках, как будто я во время генеральной уборки откопала флакон с остатками автозагара и намазалась, насколько его хватило.
— А я-то думала, не так уж очевидно.
— Чевидно — не чевидно, а ты полосатая, и все тут. — Кора взяла меня за руку. — Как зебра. Можешь спрятаться в кустах, и лев тебя не съест.
Первый плюс найден. Пусть даже я выгляжу по-дурацки, зато не стану обедом для льва.
— А ты привезла мне слоника с маленькими ушами?
Ну и память у ребенка!
— Ждет в машине.
Кора просияла.
Мы поболтали о школе и подружках Коры — всех их я знала как облупленных, — потом завели долгую дискуссию о носках, которые вечно путаются в раздевалке. Их подлость возмущала Кору до глубины души. Порой она тараторила так, что я не понимала ни слова, но не сердилась — просто наслаждалась беспечным щебетом крестницы.
— А как мама? — спросила я.
— Сердится на Кристофа.
Кора всегда зовет своего отца Кристофом, хотя Билли старательно отучала ее от этой привычки — опасалась, что Кристоф услышит, оскорбится и вообще перестанет удостаивать их присутствием. Да Кора и мухи не обидит. По-моему, эта девочка родилась со встроенным блоком мудрости. А Кристоф недостоин самого драгоценного в мире титула «папочка». Моя крестница выглядит на пять лет, но рассуждает, как семидесятилетняя. Иногда ее изречения изумляют меня, так и тянет записывать их и вкладывать в печенье с предсказаниями судьбы — столько в них житейской мудрости. «Кора говорит…» Впрочем, возможно, я и необъективна. Случается, она так забавно употребляет и коверкает сложные слова, что не захочешь, а засмеешься. Все дело в том, что ей приходится слушать в основном взрослые разговоры и расшифровывать их умом семилетнего ребенка.
Когда мы подходили к машине, Кора указала на местный супермаркет.
— Мы ходили туда, я сама сложила все в пакеты, но денег не хватило. Пришлось вернуть покупки. Но ничего, нам дали фасоль и хлеб. Это Кристофер виноват, он все наврал — в штаны наклал.
Бедняга Билли. Я охотно одолжила бы ей денег. Но она гордая, ни за что не попросит.
— А еще тетя из магазина дала мне леденец, но велела никому не говорить.
— Вот как? Почему же ты мне проговорилась? — Я взъерошила ей волосы.
