чихаю. Дан залпом выпивает зелье, зажмуривается. Видно, как кровь приливает к лицу, кожа розовеет.
Тряхнув головой, Дан быстро убирает пузырёк, выглядывает из экипажа:
— Трогай! — и захлопывает дверцу.
— Куда трогай? — уточняю я. Думаю, ответ мне не понравится. И точно:
— На следующее кладбище, разумеется. Заказ Гавора Блайда.
Я смотрю на Дана. Не знаю, что за зелье он выпил, но оно подействовало. По Дану не скажешь, что ещё минуту назад он был бледным и вымотанным. И лично я подозреваю, что зелье ни разу не полезное.
В самом начале, когда в прошлом я жаловалась на упадок сил, лекарь предложил мне до отвращения горькую микстуру, и она помогала. Выпив столовую ложку, я ощущала прилив сил, становилась весёлой, лёгкой. Только вот за приподнятое настроение я платила. Действие микстуры кончалось, и я падала в буквальном смысле слова. Я помню, как напугала Берта в театре. Спектакль закончился, мы благополучно покинули партер, а вот в вестибюле, когда Берт набросил пальто мне на плечи, я рухнула как подкошенная. Я была в сознании, смотрела на окружающих мутным взглядом и даже что-то отвечала, но была как тряпичная кукла. Берт пробовал меня приподнять, а я тотчас сваливалась обратно на пол. После того случая он как раз и решил выбросить микстуру, а лекаря сменить на полноценного целителя. Не помогло…
— Тьфу.
— Что?
Думала о Дане и забыла, что он рядом…
— Дурные воспоминания, — поясняю я и, после мгновения сомнений, рассказываю, как принимала микстуру.
Я не говорю Дану, что он не должен рисковать здоровьем. Он прекрасно жил без мои советов, да и вообще с какой стати я буду что-то рекомендовать взрослому мужчине? Он ведь не спрашивал, что ему делать. Но я делюсь своей историей.
— Ты права, Карин. Подобными вещами лучше не увлекаться.
Я выгибаю бровь:
— В твоих словах и действиях мне слышится противоречие, нет?
— Слышится, — усмехается Дан. — Карин, ты решила, что я выпил зелье ради твоего заказа?
Нет?
Я сама ощущаю, насколько красноречивым становится выражение моего лица, поэтому врать бессмысленно.
— Решила, а что?
— Твой самомнение восхитительно.
Вроде бы комплимент, но мне неприятно.
И дело не в самомнении, а в том, что я явно ошиблась, не учла все варианты.
— Хм?
— Вот скажи, на месте жреца ты бы когда напала? Когда мы только приехали или сейчас, когда я выложился на зачаровании двух склепов?
— Действительно…
— Вот-вот.
Не знаю, что на меня находит. Я хитро прищуриваюсь:
— Ты просто не хочешь признать, да, Дан?
— Поразительно… — выдыхает он.
Я чувствую необъяснимое удовлетворение и улыбаюсь.
Разговор не клеится. Продолжать тему меня не тянет, а сменить… Я подозреваю, что, если начну хвастаться новыми песнями, Дан сбежит от меня на облучок в компанию к молчаливому кучеру.
Нет, про песни мы поговорим завтра сразу после визита в банк, когда я передам Дану его долю.
Я напомню ему про пари и желание…
Я сама не замечаю, как мыслями проваливаюсь в воображаемое будущее. Я вижу себя выходящей на сцену, вижу полный зал зрителей. Мужчины пришли в костюмах-тройках, дамы — в вечерних платьях. Будто не на концерт, а на театральную премьеру. Меня приветствуют аплодисментами, и я приветствую зрителей полным изящной грации реверансом.
— Да…
— Карин, вынырни, пожалуйста, из грёз. Мы прибыли.
И меня обдаёт порывом прохладного воздуха — Дан рывком распахнул дверь.
— Я снова пела? — уточняю я, прежде чем выйти из экипажа.
Дан оборачивается, разводит руками:
— Нет, Карин, ты не пела. Ты завывала.
Глава 51
Остаток ночи проходит без приключений. Мы возвращаемся домой, когда до рассвета остаётся два-три часа. Дан желает мне спокойной ночи и скрывается в направлении своей комнаты, а я задерживаюсь в холле. Я вроде бы устала, но спать уже не хочется. Но ведь всё равно надо лечь?
У горничной нерабочее время, горячий шоколад никто не принесёт.
Поднявшись на второй этаж, я не сразу сворачиваю в выделенную мне комнату, а выхожу на террасу, где мы с Даном завтракали. Устроившись на стуле, я смотрю на спящий город и пытаюсь понять, что меня беспокоит. Происшествие на кладбище? Сомнения в будущем? После разговора с Кэрри во мне занозой засело воспоминание о доме. Меня тяготит незавершённость. Да, я попрощалась, но родители ведь переживают. Надо написать, что я учусь магии, что у меня всё хорошо.
Принятое решение окрыляет. Я прохожу в библиотеку, сажусь и пишу.
Обычно я составляла план письма, подбирала фразы, потом писала черновик, правила его и только после этого переписывала начисто, ведь письмо должно быть идеальным во всех смыслах — выполнено каллиграфично, без помарок и соответствовать правилам этикета. Но этой ночью всё иначе. Я пишу быстро, буквы получаются то крупнее, то мельче, прыгают по строке. И точно также прыгают фразы, мысль цепляется одна за другую и я тороплюсь записать. А потом ставлю дату, подписываюсь с любовью и, не перечитывая, запечатываю конверт. Завтра Марк отнесёт на почту…
Я не помню, как я оказываюсь в спальне, как умываюсь, раздеваюсь и как ложусь.
Просыпаюсь я поздно. Комната давно залита ярким солнечным светом, а он меня не потревожил. Я с удовольствием тянусь и выбираюсь из-под одеяла.
На прикроватной тумбочке я обнаруживаю записку. Дан приглашает меня присоединиться к нему за завтраком, если я проснусь. А сколько времени интересно? Часов я не вижу. Сперва освежусь.
Когда я возвращаюсь из ванной, горничная уже ждёт и подаёт мне дневное платье.
Одежда в полном порядке, но носить одно и то же изо дня в день…
Сегодня же в салон готовых платьев!
— Госпожа, вы желаете присоединиться к господину за завтраком? — первой уточняет горничная.
— Да, — я ещё успеваю?
— Прошу за мной, госпожа.
И я снова оказываюсь на террасе. Наверное, между мной и Даном всё же есть нечто общее — не зря же нам обоим в доме нравится одно и то же место.
— Доброе утро, — здороваюсь я и прохожу к столу.
Всё-таки я припозднилась, Дан уже заканчивает.
— День уже, — ворчливо возражает он, но встаёт и галантно пододвигает мне стул.
Я отвечаю безмятежной улыбкой:
— Но ведь завтракают утром, — и, чтобы не продолжать спор, меняю тему. — Дан, у тебя свободен день? Я имею в виду, что оба заказа выполнены, и я хочу разделить наш гонорар.
—
