возьмёшь или будешь выступать под своим именем?
О псевдониме я до сих пор не думала. Я готова выступать под своим именем, но… я из аристократического рода. Я не хочу бросать тень на репутацию папы. Вряд ли он обрадуется, если о нём будут говорить, что он отец безголосой певички, скачущей по сцене в сумасшедшей одежде, поэтому лучше я не буду использовать родовое имя.
Что касается личного имени, то полное оно слишком длинное — Каринат. Буду просто Кари? Нет, не просто. Чего-то не хватает…
Моя фамилия Тавиран, а Дан Тельви. Удивительное совпадение — наши фамилии начинаются с одинаковой буквы.
— Я буду выступать под именем Кари Ти, — решаю я.
— Ты сейчас придумала? — уточняет Мэри.
— Да, а что?
— Нет, ничего. Удивляюсь… Обычно выбору сценического псевдонима придают чуть больше значимости и тратят даже не часы, а дни.
— Но я выбрала хорошее имя.
— Действительно, — она распахивает дверь и пропускает меня.
Мастерская художницы с первого взгляда удивляет меня панорамными окнами, через которые льётся яркий дневной свет. На правой стене устроены полки, на которых в беспорядке лежат кисточки, рулоны холстов, палитры, банки с краской и невесть что ещё.
Слева мольберты, законченные и незаконченные картины. Здесь всю — портреты, сюжетные картины, пейзажи, натюрморты, даже просто кляксы, и то есть. Глаза разбегаются. Я пытаюсь зацепиться хоть за какое-то изображение и просто понять, насколько мне нравится манера Мэри, но она увлекает меня за ширму и решительно сажает на очень высокий стул.
— Сегодня я сделаю несколько набросков и пришлю тебе вместе с нарядами. Я сделаю вариант, о которым говорила ты и покажу тебе своё видение. Я убеждена, Карин, некоторые вольности афише пойдут только на пользу.
— Хорошо.
То, что Мэри художница, удача для меня. Я уверена, что то, что она предложит, мне понравится.
А вот на стуле сидеть неудобно…
Мэри устанавливает перед собой сразу три мольберта, вооружается не красками, а самым обычным карандашом.
— Голову чуть выше, — командует она. — Поверни колени вбок и ногу, которая дальше от меня вытяни. Да, так.
Карандаш порхает по холсту. Мэри нажимает слишком сильно, и грифель ломается. Она выхватывает из подставки следующий, а в другую руку берёт ластик и что-то правит. Мне, если честно, любопытно спрыгнуть со стула и подойти посмотреть, но я понимаю, что Мэри это может не понравиться, потому что творчество может быть… слишком личным. Если бы кто-то заглядывал мне через плечо, когда я писала песни, мне было бы неприятно. Правда, Дан исключение.
Мэри несколько раз командует сменить позу, и каждый раз её голос становится всё более и более раздражённым.
— Что-то не так? — уточняю я.
— Всё не так. Забудь про позирование, встань и закрой глаза. А теперь представь, что ты на сцене. Перед тобой зрительный зал, у меня не мольберт, а клавесин. На сцене зачем-то стул. Возможно, его забыли. Представь и выступай. Бедные мои уши.
— Купол тишины? — предлагаю я, не открывая глаз.
— Будет очень мило с твоей стороны, Карин.
Я сплетаю чары и отделяю себя от Мэри незримой завесой и мысленно переношусь на сцену. Я представляю полный зал ждущих моего выступления зрителей, делаю глубокий вдох и запеваю песню, которую написала самой последней. Почему-то мне хочется спеть именно её.
Воображение играет настолько ярко, что я переживаю концерт как наяву, пока меня не обрывает ворчливый голос Мэри:
— Достаточно, Карин.
— Можно посмотреть? — “просыпаюсь” я.
— Нельзя. Я же сказала, что пришлю. Я тебя уверяю, Карин, получилось восхитительно. Я не ожидала. Всё, не мешай мне. Лори, проводи гостью!
Глава 55
Когда тебя настолько откровенно выпроваживают, заупрямиться можно, только смысл?
На моё “до свидания” Мэри даже не реагирует. Карандаш порхает над бумагой, Мэри проваливается в творчество, наверное, совсем как я. Она высовывает кончик языка, что-то мычит сама с собой, а взгляд у неё становится подозрительно проказливым. Мне бы призадуматься, но я делаю шаг из мастерской, Лори предельно осторожно, чтобы не издать даже тихого хлопка, прикрывает дверь и провожает меня на первый этаж.
— Госпожа, экипаж будет подан через несколько минут. Простите за ожидание.
— Всё в порядке. Благодарю.
Вернуться в дом к Дану?
Сама я с поиском типографии не справлюсь, да и не хочу я заниматься поисками. Я уверена, у Марка получится гораздо лучше, чем у меня, так что надо объяснить ему задачу, а заодно узнать, не приходили ли новые письма.
Проходит больше времени, чем обещанные несколько минут.
Лори куда-то делась.
Я выжидаю ещё минуту и поднимаюсь из кресла. Вряд ли про меня забыли, но странно…
— Госпожа, только к окну не подходите! — окликает меня одна из девушек.
— Что случилось? — оборачиваюсь я.
— Экипаж не может подъехать, потому что у входа собрались газетчики. Кажется, у них интерес к вашей личности, госпожа. Как насчёт того, чтобы выбраться через чёрный ход?
— Прекрасная идея.
Однако…
Это последствия моей заказной статьи?
А у дома Дана они тоже будут караулить?
Всё же я подхожу к окну, но не открыто, а встаю сбоку и лишь выглядываю в щёлку между шторой и стеной. Снаружи ступеньки действительно оккупировали человек десять. Спасибо, что не ломятся в “Галерею”. Я поспешно отстраняюсь.
Появляется Лори и приглашает пройти за ней. Ещё и просит прощение за то, что вместо роскошного экипажа мне будет подан закрытый возок, в котором обычно доставляют заказы. Я отмахиваюсь от извинений и снова благодарю.
Выходить — пусть меня и уверили, что всё в порядке — немного боязно, но не прятаться же мне в “Галерее” вечно. К счастью, опасения напрасны. Лори объясняет, что одновременно к главному входу подойдёт экипаж и к нему, спрятавшись под плащ, выйдет одна из сотрудниц, отвлечёт внимание.
Что же, сцену разыгрывают как по нотам, и возок, избежав внимания, увозит меня.
Удивительно, что у дома Дана газетчиков нет. Возможно, не рискнули связываться? Или дело в магической защите?
Нет, дело в маскировочных талантах газетчиков:
— Это она! — слышу я крик.
— Госпожа, один вопрос!
— Госпожа, город действительно поразила новая “костянка”?!
— Госпожа, у вас роман с магистром Тельви?
Ничего не могу с собой поделать, я растерянно оборачиваюсь, и это становится роковой ошибкой, потому что, пока я медлю, газетчики с поразительным проворством ухитряются вклиниться между мной и крыльцом. Я оказываюсь в кольце
