влезть в окно, я тебя на телефоне увижу. — Подняв телефон и помахав им, показываю на камеру в углу.
— Она что, правда все записывает? — спрашивает Купер.
— Еще как.
Открыв на телефоне приложение, я разворачиваю его к брату, чтобы тот сам увидел, как стоит в самой середине экрана.
— Угумс, — говорит он, разворачивается и машет в камеру рукой. Потом снова оборачивается ко мне и ухмыляется.
— Ну и еще, — говорю я. — Как бы я ни была рада тебя видеть, не забывай, что я теперь живу не одна.
— Ну да, ну да, — говорит Купер, присаживаясь на краешек табурета. — К слову, где женишок?
— Уехал, — отвечаю я. — По работе.
— На выходных?
— Работы у него полно.
— Хм, — говорит брат, вращая на поверхности стойки принесенную бутылку мерло. Под кухонными лампами жидкость поблескивает, отбрасывая на стену кровавые тени.
— Купер, не начинай, — требую я. — Не сейчас.
— Я и не начал.
— Но собирался.
— Тебя саму-то не беспокоит? — спрашивает он, и слова звучат так веско и необходимо, словно, не произнеси он их сейчас, они вырвались бы наружу и сами. — Как часто он так уезжает? Хло, я правда не понимаю. Я всегда воображал тебя с кем-то, кто будет рядом, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. После всего, через что тебе довелось пройти, ты это заслужила. Кого-то, кто будет рядом.
— Патрик рядом со мной, — говорю я, взяв свой бокал и сделав большой глоток. — С ним я чувствую себя в безопасности.
— Тогда зачем сигнализация?
Я пытаюсь подобрать ответ, постукивая кончиками пальцев по резному стеклу.
— Это его идея, — говорю наконец. — Понял? Чтобы я была в безопасности даже в его отсутствие.
— Ну, как знаешь, — говорит Купер, со вздохом поднимаясь с табурета. Подойдя к винному шкафчику, достает оттуда штопор и раскупоривает собственную бутылку. Хоть я и ожидаю хлопка, он все равно заставляет меня подпрыгнуть. — Так или иначе, я тут думал предложить тебе выпить по глоточку, но вижу, что ты и без меня начала…
— Купер, зачем ты пришел? Чтобы опять со мной поругаться?
— Нет, я пришел, потому что ты моя сестра, — отвечает он. — Потому что я за тебя переживаю. Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
— У меня все прекрасно, — говорю я, поднимая руки, чтобы пожать плечами. — Даже и рассказать тебе нечего.
— Как ты со всем этим справляешься?
— С чем «этим», Купер?
— Не прикидывайся, — говорит он. — Сама знаешь.
Я вздыхаю, глаза пробегают по пустой гостиной; диван вдруг кажется таким мягким, таким манящим… Я чуть опускаю плечи — слишком они напряжены. Слишком я напряжена.
— Воспоминания одолевают, — отвечаю я, делая еще глоток. — Само собой.
— Ага. Меня тоже.
— Иногда становится нелегко понять, где реальность, а где нет.
Слова выскальзывают прежде, чем я успеваю их проглотить; я все еще чувствую на языке их вкус, вкус того признания, которое так хотелось бы отмотать назад. Забыть о его существовании. Я опускаю взгляд на бокал, оказывается, уже наполовину пустой, потом снова смотрю на Купера.
— Я хочу сказать, все такое знакомое… Столько сходства… Ты не замечаешь никаких совпадений?
Купер смотрит на меня, чуть приоткрыв рот.
— Какого именно рода сходства, Хлоя?
— А, забудь, — говорю я. — Неважно.
— Хлоя, — Купер наклоняется ко мне, — а это что такое?
Я прослеживаю его взгляд до пузырька «Ксанакса», так и оставшегося на стойке, крохотного оранжевого пузырька, содержащего в себе гору таблеток. Снова перевожу глаза на бокал — вина там уже на палец.
— Ты это пьешь?
— Что? — говорю я. — Нет, это не мои.
— Тебе их Патрик дал?
— Нет, Патрик их мне не давал. С чего ты взял?
— На наклейке его имя.
— Потому что это его таблетки.
— Тогда что они делают на стойке, раз он уехал?
Между нами повисает молчание. Я гляжу в окно, на готовое садиться солнце. Уже пробуждаются ночные звуки — вопли цикад, песни сверчков и прочих представителей животного мира, что оживают во мраке. В Луизиане по ночам шумно, но я предпочитаю этот шум тишине. Поскольку в тишине слышно все. Приглушенное дыхание вдалеке, шуршание ног, глубоко зарывающихся в сухие листья. Звук, с которым по земле волочится лопата.
— Меня это беспокоит, — вздыхает Купер, запустив пальцы себе в волосы. — С его стороны неразумно таскать домой все эти средства, учитывая твое прошлое.
— Что значит все эти средства?
— Хлоя, он занимается фармацевтическими продажами. У него этого дерьма полный чемодан.
— Что с того? У меня самой есть доступ к лекарствам. Я могу их выписывать.
— Ну, не себе же.
Глаза колет от подступающих слез. Ужасно, что все обвинения достаются Патрику, но других объяснений мне в голову не приходит. Другого способа выйти из ситуации, не говоря при этом Куперу, что я выписываю таблетки себе самой на имя Патрика. Поэтому я молчу, позволяя Куперу поверить во все. Позволяя его недоверию к моему жениху укорениться еще глубже, закипеть еще сильней.
— Я сюда не ссориться пришел, — говорит он, поднимаясь с табурета, подходит ко мне и заключает меня в объятия; руки у него большие, теплые, знакомые. — Я люблю тебя, Хлоя. И понимаю, отчего ты это делаешь. Просто хочу, чтобы ты прекратила. Обратилась за помощью.
Я чувствую, как из глаза убегает слезинка, катится по щеке, оставляя соленый след. Падая Куперу на штанину, она оставляет маленькое темное пятнышко. Я прикусываю губу, чтобы за ней не последовали остальные.
— Мне не нужна помощь, — говорю я и тру глаза ладонями. — Я сама себе способна помочь.
— Прости, если я тебя расстроил. Просто… эти вот твои отношения. Нездоровые они какие-то.
— Ничего страшного. — Я поднимаю голову с его плеча и вытираю щеку тыльной стороной ладони. — Думаю, тебе лучше будет уйти.
Купер склоняет голову набок. Второй раз за неделю я угрожаю брату тем, что из них двоих выберу Патрика. Вспоминаю вечеринку, нашу беседу на заднем крыльце. Поставленный мной ультиматум.
Я хочу видеть тебя на свадьбе. Но она состоится, придешь ты туда или нет.
Теперь, по обиде в его взгляде, я понимаю, что тогда он мне не поверил.
— Я вижу, что ты стараешься, — говорю ему я. — И я тебя понимаю, Купер. Правда понимаю. Ты хочешь меня защитить, тебе не все равно. Но что бы я тебе ни говорила, Патрик для тебя недостаточно хорош. Вот только он — мой жених. Через месяц я за него выхожу. Если он для тебя недостаточно хорош, получается, что и я недостаточно хороша.
Купер отступает на шаг назад, его ладонь сжимается в кулак.
— Я пытаюсь тебе помочь, — говорит он. — Приглядеть за тобой.
