Теперь я ни в чем не уверена.
— Доброе утро, — говорю, остановившись у входа в кухню. Патрик поднимает голову и широко улыбается. На вид вполне натурально.
— Доброе утро, — отвечает он, прихватывая чашку. Подходит поближе, вручает ее мне, целует мои волосы. — Веселенькая у нас ночка выдалась, верно?
— Ага, ты уж меня прости, — говорю я, почесав то место, которого только что коснулись его губы. — Понимаешь, я вроде как в шоке была. Проснулась от сирены и даже не подумала, что это ты там внизу.
— Понимаю, тебе пришлось нелегко, — соглашается Патрик, облокачиваясь о стойку. — Я тебя до смерти, наверное, напугал.
— Да, — подтверждаю я, — было немного.
— По крайней мере, теперь мы знаем, что сигнализация работает.
Я пытаюсь выдавить улыбку.
— Угу.
Со мной и раньше случалось, что я не могла найти слов, которые можно сказать Патрику — но большей частью оттого, что любые слова казались недостаточно хороши. Казалось, ничто не способно передать всю глубину моих чувств, то, как крепко я успела его полюбить за столь короткий промежуток времени. Однако нынешняя причина отличается так сильно, что просто в голове не помещается. Невозможно поверить, будто все происходит на самом деле. На долю секунды мой взгляд притягивает сумочка на стойке, в которой, как я знаю, находится «Ксанакс». Я думаю о таблетке, которую проглотила, заполировав двумя бокалами вина, о том, как рухнула потом на диван, словно проваливаясь в облака, о похожем на воспоминание сне непосредственно перед сиреной. Думаю про университет, когда подобное случилось в последний раз — я тогда тоже самым безответственным образом смешала алкоголь с таблетками. Думаю о том, как на меня тогда смотрели полицейские, точно так же, как вчера детектив Томас — как Купер, — подвергая безмолвному сомнению мой рассудок, мои воспоминания. Меня.
На какое-то мгновение я задумываюсь: а что, если я и цепочку вообразила? Если ее на самом деле не было? А я просто, будучи не в себе, перепутала настоящее с прошлым, как случалось уже не раз?
— Ты все еще сердишься, — говорит Патрик, подходит к столику и садится, показывая мне на стул напротив. Я подчиняюсь — оставив телефон на стойке, сажусь за стол и смотрю на завтрак перед собой. Выглядит аппетитно, но есть мне не хочется.
— Но я тебя не виню. Слишком уж я… часто отсутствую. Оставляю тебя одну посреди всего этого.
— Посреди чего? — уточняю я, сверля взглядом выглядывающие из подрумяненного теста шоколадные кругляшки. Взяв вилку, подцепляю такой кругляшок на один зубец и отправляю в рот.
— Свадебных приготовлений, — говорит Патрик. — Планирования и так далее. И еще того, что говорят в новостях.
— Ничего страшного. Я знаю, что ты занят.
— Но не сегодня, — говорит он, отрезает себе кусочек и жует. — Сегодня я не занят. Сегодня я целиком твой. И у нас имеются планы.
— Какие именно планы?
— А вот это сюрприз. Оденься поудобнее, мы будем на воздухе. Двадцати минут тебе хватит?
Я колеблюсь, не уверенная, что идея мне нравится. И уже открываю рот, на ходу выдумывая причину отказаться, но тут телефон на стойке начинает вибрировать.
— Секундочку, — говорю я, отодвигая стул, благодарная, что разговор удалось прервать. Подхожу к стойке, вижу на экране имя Купера, и вчерашняя ссора кажется мне сущей ерундой. Возможно, Купер и прав. Возможно, все это время он видел в Патрике что-то такое, чего я не замечала. Возможно, он считал своим долгом предостеречь меня.
Эти вот твои отношения. Нездоровые они какие-то.
Я провожу по экрану пальцем, ускользаю в гостиную и негромко говорю:
— Привет, Куп. Рада, что ты позвонил.
— Да, взаимно. Послушай, Хлоя. Я хотел извиниться за вчерашнее…
— Да ерунда, — говорю я. — Уже не сержусь. Я сама слишком бурно отреагировала.
На линии тихо, я слышу его дыхание. Оно неровное, словно он быстро куда-то идет и вибрация от ударов каблуков по асфальту распространяется вверх по позвоночнику.
— У тебя все в порядке?
— Нет, — отвечает Купер. — Не совсем.
— Что случилось?
— Мама. Мне позвонили из «Риверсайда»; сказали, что это срочно.
— Что срочно?
— Я так понял, она отказывается от пищи, — говорит он. — Хлоя, они думают, что мама умирает.
Глава 29
Я выскакиваю за дверь через какие-то пять минут, не успев даже толком обуться — когда я бегу к машине, матерчатая подкладка кроссовок грозит натереть мне мозоли на пятках.
— Хлоя, — кричит Патрик мне вслед, распахнув ладонью не успевшую захлопнуться за мной дверь, — куда ты?
— Мне нужно ехать! — кричу я в ответ. — Это мама.
— Что с ней?
Он тоже выбегает из дома, поспешно натягивая через голову белую футболку. Я копаюсь в сумочке, безуспешно пытаясь отыскать ключи от машины.
— Она ничего не ест, — отвечаю. — Несколько дней уже не ела. Мне нужно ехать, мне нужно…
Я умолкаю, закрываю лицо ладонями. Все эти годы я игнорировала маму. Относилась к ней как к волдырю, который лучше не расчесывать. Наверное, я думала, что если уделить ему внимание, уделить внимание маме, это отнимет у меня все силы, сделает невозможным сконцентрироваться на чем-то еще. А если игнорировать, боль со временем утихнет сама собой. Она никогда не исчезнет — я знала, что она останется там, останется навсегда, готовая вновь пробиться сквозь кожу, если я ей позволю, — но сделается незаметной, словно постоянный негромкий звук. Белый шум. Как и в случае с отцом, реальность того, какой мама стала — что она сделала с собой и с нами, — была невыносима. От этой реальности хотелось избавиться. Но за все время я так ни разу хоть на минуту не задумалась, что почувствую, если мамы и в самом деле не станет. Если она умрет в одиночестве в заплесневелой комнате «Риверсайда», неспособная что-то сказать напоследок, выразить свои предсмертные мысли. На меня обрушивается понимание того, что я и так всегда знала, тяжелое и удушливое, словно я пытаюсь дышать сквозь мокрое полотенце.
Я бросила маму. Оставила ее умирать в одиночестве.
— Хлоя, обожди минутку, — просит Патрик. — Давай поговорим.
— Нет. — Я трясу головой и снова запускаю руку в сумочку. — Не сейчас, Патрик. Мне некогда.
— Хлоя…
Я слышу сзади металлическое позвякивание, застываю на месте и медленно оборачиваюсь. Патрик у меня за спиной держит ключи в вытянутой руке. Я пытаюсь их схватить, но он быстро отводит руку с болтающимися ключами в сторону.
— Я еду с тобой. Я тебе там буду нужен.
— Нет, Патрик. Просто отдай мне ключи…
— Да, — возражает он. — Черт возьми, Хлоя, торг здесь неуместен. Садись сейчас же в машину.
Я смотрю на него, пораженная внезапной
