– Спасибо, – забираю у неё яблоко и тут же откусываю. – А я думала ты до сих пор на меня обижаешься.
– Обижаюсь естественно. Это ж надо было, закрутить роман с начальником службы безопасности и ни слова мне не сказать! А яблоко я не тебе принесла, а твоему ребёнку. Он-то не виноват в том, что его мама тихушница и от подруги такие новости хотела скрыть… Ну что ты опять такая грустная?! Если это из-за меня, так я, если что, планировала тебя ближе к вечеру простить. Или ты на Воскресенского дуешься за то, что всем рассказал? Просто ты тогда на него так зыркнула… Так он как лучше хотел. Как настоящий мужик заступился и решил проблему. Динозавриха от тебя наконец отстала.
– Это успокаивает, – выдавливаю из себя улыбку.
Не говорить же Лесе, что проблемы мои теперь только начинаются. Потому что объяснить почему после моего декрета я вернулась без ребёнка, зато этот ребёнок есть у Игоря… похожий на него, но не на меня… я не смогу.
Самое паршивое, что я даже обижаться на Воскресенского за это не могу. Думала, что буду, но у меня не получается.
Каждый раз в ушах так и звучат против воли его слова, сказанные мне тогда на кухне.
“Я просто хотел тебя защитить. Я и дальше буду это делать. Нравится тебе это или нет”.
У меня даже сейчас от них мурашки по коже бегают.
Хотя, кого я обманываю? Не меня он защищал, а своего ребёнка. И нет, на это совершенно невозможно обижаться, потому что это правильно. Так и должно быть. Только я всё равно как какая-то ненормальная мазохистка раз за разом прокручиваю эти слова у себя в голове так, словно они действительно мне были адресованы…
– Так, знаешь что. Прекращай давай.
– Что прекращать?
– Думать. Это знаешь ли иногда бывает вредно. Пойдём лучше к деду, ещё яблок наберём, пока эта щедрая душа их все санитаркам не раздарила, – хватает меня за руку Леся, выводя из сестринской.
Глава 26.1
Глава 26.1
Никогда бы не подумала, что буду так радоваться тяжёлому трудовому дню. Пациенты сегодня поступают и поступают, как из конвейера. Это я уже не говорю о том, что у дедули из шестой палаты, вдруг откуда ни возьмись началась дикая аллергическая реакция, хотя божился, что вообще не аллергик. Благо успели вовремя интубировать и ввести раствор Эпинефрина. Но побегать в любом случае пришлось. Зато я меньше думала о насущных проблемах.
Правда к обеденному перерыву моя нервозность вновь ко мне вернулась.
Не знаю, стоит ли есть перед плановым УЗИ, но я всё равно схомячила пюрешку с котлеткой, салат и три банана. Теперь смотрю на свой живот в отражении зеркального шкафа и чувство такое, будто срок у меня не семь недель, а как минимум семнадцать.
И мне бы радоваться, что в отличие от многих беременных девушек я практически не мучаюсь токсикозом, за исключением пары единичных приступов, а что-то не радуется. Потому что у меня похоже диаметрально противоположная проблема. В последнее время я постоянно хочу есть. И тут одно из двух, либо это связано с беременностью, либо с тем, что я тупо заедаю стресс.
Вот и сейчас, выкинув кожуру от третьего банана в мусорное ведро, сама не замечаю, как тянусь за сушкой, параллельно в сотый раз выглядывая из сестринской на двери отделения. И сама же себя мысленно ругаю, что как последняя дура жду, что они вот-вот откроются и Воскресенский всё-таки придёт. Хотя прекрасно понимаю, не будет этого. Он ведь ясно сказал, что заберёт меня вечером после смены. А значит на УЗИ, чтобы послушать сердцебиение ребёнка, он не планирует присутствовать.
И мне бы по всем законам логики надо обрадоваться, потому что как минимум не придётся снова краснеть из-за того, что в его присутствии мне между ног будут пристраивать датчик, хоть и за плотной ширмой. А от чего-то не радуется…
Более того, чувство на душе какое-то паршивое. Как будто кошки скребут, хотя и понимаю, что объективного повода для этого у меня нет. Точнее, не должно быть по всем правилам и договорам, заключённым между мной и Игорем. Но… к сожалению, есть “но”, с которым я ничего не могу поделать, как бы ни пыталась.
Ещё и мама почему-то с самого утра то трубку не берёт, то выключает телефон. От чего я против воли начинаю себя накручивать… Единственное, что успокаивает, я позвонила в клинику, справиться о здоровье Вадима и мне сказали, что с ним всё хорошо. Сейчас он восстанавливается после проведённой неделю назад операции, которая, к счастью, прошла успешно. Правда с мамой поговорить всё равно не получилось. В тот момент, когда я звонила, её не оказалось на отделении…
А часы, тем временем, тикают и через семь минут мне нужно быть у Комаровой в кабинете.
В последний раз выглянув в коридор и удостоверившись, что там пусто, быстро переодеваюсь обратно в треклятую бирюзовую кофту, подхватываю сумку и “беременную” карту и выхожу с отделения.
Всё же один плюс в том, что Воскресенский всем объявил о моей беременности, имеется. Сейчас я ухожу совершенно спокойно и с чистой совестью. Более того, я даже заранее предупредила Анну Викторовну когда и куда иду. И, о чудо, она ни слова мне не сказала. Посмотрела правда всё равно как на врага народа. Но на это мне откровенно наплевать. Лишь бы не штрафовала и не угрожала снова увольнением. Всё остальное я вполне в состоянии буду пережить.
Буквально презираю себя за то, что, спускаясь в лифте, всё равно не удерживаюсь и наношу на губы гигиеничку. Можно подумать мне есть для кого прихорашиваться…
– Ну что, моя дорогая. Как мы себя чувствуем? – сидящая за столом своего кабинета Комарова как всегда растягивает ярко накрашенные губы в широкой улыбке. – Жалобы имеются?
– Нет, всё прекрасно.
– Ну это же замечательно. Давай тогда быстренько ложись на кушетку, сделаем УЗИ, и я передам информацию заказчику.
“Заказчику”. Почему-то от этого слова передёргивает. А ещё появляется зудящее желание чем-нибудь стукнуть Комарову, чтобы стереть с её лица эту фальшивую улыбку, которая с недавних пор необъяснимо меня раздражает. Видимо гормоны во мне бушуют с нешуточной силой. Иначе не знаю, как ещё объяснить внезапно проснувшуюся во мне антипатию к этой женщине.
Быстро стягиваю с себя брюки и бельё, и под бешеный стук собственного сердца ложусь на кушетку как раз в тот момент, когда Комарова садится рядом и обмазывает датчик специальным гелем.
– Так, ну посмотрим, что у нас тут…
Вздрагиваю от громкого короткого стука в дверь, после которого она резко распахивается. Автоматически приподнимаюсь на локтях и встречаюсь взглядом с вошедшим в кабинет Воскресенским. Благо единственное, что он в данный момент видит – это верхнюю половину моего тела, потому что всё остальное Комарова всё же предусмотрительно прикрыла ширмой.
Хотя, это последнее, о чём я сейчас переживаю.
