наезжий, хотя бывает и зимуют в Ладоге. Зато даны-ремесленники живут здесь уже полвека. Во всей округе славятся они как добрые гончары, кузнецы, плотники, корабельные мастера, резчики кости. Не мало живет в Ладоге и чудин, кривичей, веси. Но больше всего словен. Весь Посад, раскинувшийся от крепости до Сварожьей горки вдоль Волхова, заселили они. А за горой Поле. Здесь словенские роды собирались на вече, здесь решали миру быть или войне, здесь собирали и тысячу, ладожское ополчение. Под горой в роще дубовой Перуново капище. Всякий воин чтит владыку молний. Да и пахари стараются не гневить его. Даже варяги уважают грозного бога, хоть и величают на свой лад Тором. За рощей поселились свои из Бирки, правда мало их, не больше десяти дворов. Свеев в Ладоге не жалуют. Ладога город торговый. Тем и живет, что съезжаются сюда купцы из всех земель: из Полоцка, из Ростова, из Киева, с Изборска да Белоозера, из-за моря Варяжского даны из Хедебю и поморяне с Руяна-острова. Даже арабы и те добирались сюда. Ну а свеи лет десять уже как минуло, с конунгом своим Бьерном решили данью всех обложить. Не вышло. Однако с тех пор их не жалуют. А за свейским поселком и городу конец. Дальше лес. Густой. Дремучий. Стоит стеной, верхушками шумит. Ни буря, ни гроза не страшны ему. Сила!
А присмотрись к нему повнимательней. Дерево к дереву жмется. Топором любое свалить можно. Если отдельно взять. А вместе – лес. На него никаких топоров не хватит. Человек он как лист, как веточка малая. А дерево это род. Рождаются люди, умирают. Зеленеют листья, опадают. Дерево стоит. Род живет. Не один род. Много их, как деревьев в лесу. Каждый род поселок. Ладога среди них самая большая. Словно из одного корня несколько стволов. Но это еще не лес. А вместе, Ладога да роды окрестные – сила! Земля словенская! Словене!
* * *
Рано встает Гостомысл. Много забот у старейшины. Особенно летом, когда в Ладоге торг. Вот и сегодня поднялся чуть свет. С Домажиром, ближним человеком, обошли клети, проверили общинный запас. Посмотрели как мечут в скирды сено нового укоса. Указали людям с дальних поселков куда сгружать боченки с медом, круги воска, добытые бортниками. Встретился Гостомысл и с Белом, чудским старейшиной. Давно Гостомысл ведет с ним дела. Вот и сейчас привез в Ладогу скору: лисиц, соболей, бобров, куниц, белок, рысей пестрых. Много было у чудина и зайца. Все взял Гостомысл. Знал ведь, что гости арабские близко. Ну а для арабов меха первый товар. Возьмут и зайца, не за мех, за силу целебную. Нет лучше средства от ревматизма. Но и Бела Гостомысл не обидел. Дал ему по уговору наконечников для стрел, широких рогатин, топоров славных – это для лесных жителей вещь необходимая.
С этим управился, там другие дела. Сыновей в Киев собирать. В нынешнем году оттуда купцов не было. Князь Аскольд черных болгар воевал. Вот и решил Гостомысл послать туда сыновей старших Вышеслава, Добровеста да Буривоя с товарами. И князю подмога, и себе польза. Да и не один Гостомысл так решил. Данислав тоже двух сыновей снарядил – Пленко и Карислава. А сосед, князь Ратибор, не купеческий караван, дружину собрал. Давняя у Ратибора дружба с полянами. Еще с тех времен, когда каган киевский Дир, отец Аскольдов, помог ладожанам прогнать находников свейских. Самому Аскольду в ту пору лет семнадцать было, не боле. Да и Ратибор был не стар. Славно рубились они с варягами. Ну а после сечи смешали кровь, стали побратимами.
«Вот уж сколько лет миновало, а Ратибор все такой же, – улыбнулся в бороду Гостомысл. – Любо ему мечом махать, будто отроку. Даром что у самого дети повыросли. Что Рагдай, что Ратмир, молодцы хоть куда. В самый раз женихи для моей Гориславы». Вспомнил Гостомысл дочь. Задумался. Вздохнул печально. Горислава – младшая. Уж и Умилу, и Улиту, двух других дочерей замуж отдал. Горислава последняя. Много горя принесла она в дом старейшины. Умерла при родах Потвора, жена любимая. Другой Гостомысл не взял. Сам выхаживал малютку. Сколько лиха хлебнул, никто уж о том не сведает. А как стала Горислава подрастать, все больше стала на мать походить. И лицом, и фигурой, и осанкой. Больше всех остальных детей полюбил ее Гостомысл. А теперь вот замуж отдай. Совсем один останешься. Сыновья не в счет. У них в жизни своя дорога.
Спустился Гостомысл к пристани. Поглядел как дела идут. По дубовым мосткам сновала челядь*, грузила на лодьи товар. Скору, связанную в сорока, желтый рыбий зуб, золотистый камень-янтарь, катили боченки с медом, несли кули с рожью. За старшего был здесь Вышеслав. Над всеми возвышалась его высокая, ладная фигура. Увидал отца, подошел неспешно, поклонился.
– Здравствуй, отец! Скоро уж управимся. Осталось мечи да брони погрузить.
– Славно, – одобрил Гостомысл. – Князю Аскольду будет как раз по времени. Сколько здесь? – спросил он, указывая на клинки завернутые в рогожу.
– Как ты и велел – три сотни. Да сотня броней, – ответил Вышеслав, – Брали из тех, что прошлым летом привез Рольф из-за моря. А брони наши Могута ковал.
Гостомысл взял одну из кольчуг. Собранная из мелких стальных колец, она рыбьей чешуей блеснула на солнце.
– Добрая работа, – сказал Гостомысл, рассматривая кольчужную вязь в руках. – Загляну сегодня к кузнецу. Разговор к нему есть. Ну управляйся, – похлопал он по плечу сына. – С князем договорились где сбор будет? – Он свою дружину под Сварожьей горкой собирает. И Пленко с Кариславом там будут.
– Добро. Проводить вас с Вершко приду.
Стал Гостомысл подниматься в крепость. Тропинка петляла между валунов, по крутому склону. Тяжело опирался он о посох, но идти было трудно. Словно перед грозой заныла левая голень, когда-то давно, пропоротая свирепым вепрем на охоте. Гостомысл остановился, чтобы перевести дух и посмотрел вниз, на реку. До него долетел веселый гомон пристани. Кто-то с неводом на плече догонял его снизу.
– Здрав будь, старейшина, – это был Вадим, младший из сыновей Ратибора.
– И ты будь, отрок, – ответил Гостомысл. – Чего так рано поднялся?
– Да вот, хотел отцу и братьям на дорогу рыбки свежей наловить, – Вадим смущенно перебирал снасть.
– А рыба где ж?
– Да невод за корягу зацепился, – Вадим опустил глаза.
– Ну что ж, бывает. Когда отец-то в дорогу собирается?
– Сегодня до полудня отчалят, а к вечеру уж и пороги пройдут.
– Правильно, – одобрил Гостомысл. – Раз собрался, нечего время зря терять. А тебя, я слышал, в Ладоге отец оставляет.
