Мы познакомились и я начал излагать суть и цель визита.
Он кивал головой и обещал полную поддержку.
Потом на моем планшете начали планировать маршрут, мужичек все время говорил «да» (от заєбісь, ніхуя не шаре і «дакає»). Вдруг рисочки мобильного покрытия скаконули вверх и появилась буковка интернета. Я жмякнул кнопку местоопределения и оказалось, что мы почти в трех километрах не там, где я планировал маршрут.
— Шо це… Бляяяяя. Братан, а шо на отому териконі, в 2850 метрах справа от нас?
Я показал рукой в нужную сторону.
— А, то там рота мотопіхотного батальона якогось стоїть, я не знаю.
— Йо-ба-ний ти ішак… Я тобі в карту тикав, ти не бачив, шо то карта не твого тєрікона?
— То я дивлюсь, наче моє, а наче й не моє… Пацаны курили в кузове:
— Шо там, Сайгон?
— Все нормально. Немец, поехали!
Наконец, через 15 минут мы подъехали в нужное место. Руками тут приветов не махали. Нас остановил укутанный «в наряд» пехотинец-недолік, который чуть не упал с пенька, схватил автомат и преградил путь, потом вразвалочку обошел машину вокруг, направляясь к водительской стороне.
— Что говорить, Сайгон?
— Скажи, инженерá бригады, бо щас начнут по своим диснейлендовским рациям кричать «разведка», через 20 минут сепары выдвинут группу нам навстречу.
Немец приоткрыл окно и представил нас инженерáми.
— О, Немец, смотри, щас будет прикол, когда пехотному шлэпперу надо что-то долаживать по рации.
Уася взял рацию, как телефон (він щас рєально «альо» скаже), и тщетно пытался что-то ей доказать. Чувак разговаривал с рацией как с живой. «Тут», «того», «тебе-вас-нас». Командира было четко слышно, а Уася не до конца отбивал, шо тангенту надо держать, а не просто нажимать периодически.
— Она китайская, не понимает тебя, — хохотал Немец за рулем, хлопая себя по ляжкам.
Рация норовисто хрипела, а Уася кричал в нее «шість чоловік на в’їзд».
— Сайгон, я не понял, а откуда он шесть насчитал?
— Та хуй его знает, может, он с нами поедет.
Уася направился опять в нашу сторону с мученическим выражением лица, ему явно не нравилась функция проверяющего:
— Щас аусвайс будет спрашивать, что говорить?
— Кажи, хай нахуй йде, його командір 15 сєкунд назад научив по рациї балакать, а я йому документи должен показувать?!
Немец беззлобно и с улыбкой сказал Уасе:
— Передай: хуй, а не документы, — и закрыл окно.
Уася тяжело вздохнул и пошел назад к стулу, где лежала рация и стоял автомат. По нему было видно, что это его худший наряд в этом месяце. Ветер дул и не было слышно, о чем говорят, но вскоре окрестности наполнились движем, а «дашка» развернулась в нашу сторону. У меня зазвонил телефон, это был Келим из кузова:
— Кажи.
— Я нахуй зара вилізу, я дам їм нахуй «до бою», я зара розкáжу… — в трубке послышался звук затвора пулемета.
— Кєлім, успокойся. Розберемся.
Ситуация сложилась смешная, и я рассмеялся. Но скоро Уасе, видимо, сказали нас пропустить, и он суетливо, держа автомат под мышкой, открыл шлагбаум из деревяшки и радостно показывал рукой куда-то вдаль:
— Туди, до КСП сразу їдьте.
Немец тронулся и направился туда, где должно быть КСП. Встречать вышли двое (навєрное, собрали все «воєнне» по позіциям і сразу одягли на себе), кто был главнее, непонятно, но у одного была, как у меня, «ТурГировская» РПСка и какой-то пистолет непонятный (аааааа… то рукоятка фабовска на ПМі. Пфффф, пісталєтів нормальних нема, так вони рукоятки на ПМи ліплять. Піхота, блін. Це стоїть, дивиться на «Форт» і думає, шо я понтуюсь). «Военность» встречавших немного нивелировал чувак в дутиках и с чайником, абсолютно мирно проходящий мимо стираться (субота, блін, утро). Командира звали Танцор, а позывной ковбоя с фабовской рукояткой я не услышал. Дальше традиционное приглашение на чай/кофе, на которое отозвались все из кузова:
— Немец, не собирайся, ты тут остаешься.
— Какова? Я тоже кофе хочу.
— Такова, шо у тебя перегар.
— Разве?
— Я принесу тебе кофе, нехуй там дышать.
Вся остальная ватага двинула внутрь. Там было жарко, бегала кошка и, наверное, имелся кофе. На столе валялась какая-то хуйня, похожая на прицел и отвертки (ачумєлиє ручкі с Тімуром Кізяковим, блін. Ясно, стрілять вони можуть походу тільки пріблізітєльно).
Я сразу раскрыл карты и смолчал только про то, что наша БРка к ним не имеет никакого отношения.
Терпеливо выслушав ни разу не бородатую шутку на тему «Перевели с разведки в пехоту», я продолжил. Командир был обычной пехотной залупой, троллил, как полагается, но сохранял серьезность:
— Так шо, будем Докуч штурмовать? Мы готовы. Тока бэха не заводится.
— Не, не штурмовать.
Дальше сценарий уходил на вилку. Надо было или сказать, что у нас, суровых рыцарей горки и АКМа, нет беспилотника, который смог бы висеть сверху и докладывать обстановку … или… блин, я не могу сказать, шо нет коптера … сука.
Взяв в руку хуйню со стола непонятного армейского цвета, я твердо добавил:
— У нас отдельные задачи.
«Ковбой» заржал, а Танцор улыбнулся уголками губ (чєрті, блін).
В это время как раз закипел чайник.
(Як же його позивний?… Борман… нє… Лютер… нє… блін.)
— Пацаны, а що там кофе, которым вы угрожали? Есть нерастворимый?
— Да, «Львівська», зелена. Мартин, сделай кофе. (О, сука! Мартін!)
— Мартін, мені два сахара.
— Мені один, — сказал Воркута.
— Мені три, — сказал Келим.
— Я не буду, — сказал малый.
— И чай с двумя сахарами водиле. Можно в одноразовый стаканчик.
Церемония совместного кофепития на войне — это таинство, которое трудно описать или передать. Там надо присутствовать.
Мы тыкали пальцами в планшет, курили и хлебали кофе, говорили цифрами и аббревиатурами, снова курили и думали, как лучше сделать.
Изначально почему-то командир и Мартин решили, что они идут с нами, и пришлось напустить туману про «вы шо», «нет, конечно», «вы ж понимаете». Мне они не мешали, просто вдруг шо, то пизды получат все.
— Пацани, а у вас ті хуйні, шо надворі накриті пльонкой стоять, стріляють? — Я старался сохранить серьезное выражение лица.
— Мы не смотрели еще с лета, — парировал Мартин.
— А як ми шось побачимо, то ви б змогли заглянуть і, єслі стріляють, накидать з «сапога» осюда, осюда чи осюда? — я тыкал пальцами по планшету, а они, нависнув друг над другом, следили за движениями.
— В последнюю точку не достаем.
— Ага, принял. Мы, кароче, пойдем, рацию дадите?
— О, это по Мартина части, я командир роты.
— Але добрий командир, якщо ПАГ самі ремонтуєте, — вмешался в разговор Воркута.
Что такое ПАГ, я не знал, но по улыбке пехотинцев понял, что Воркута сказал что-то правильное и, дабы не выглядеть глупо, заржал вместе с ними.
Еще раз покурив на улице, мы одели рюкзаки, каски, поправили зброю, попрыгали и половили завистливые взгляды личного состава КСП, от чего наши лица приняли форму «Я їбав — я воював».
Эта забава очень понравилась малому, который был просто в восторге оттого, что можно колотить понты перед взрослыми дядьками. Понтов не колотил только Немец, он нашел себе «друга» и они затеяли обмен гаечными ключами у кузова машины. Это такая традиция водил и мехводов на войне.
Ко мне подошел Мартин и протянул рацию:
— На, заряжена.
— Мартин, дай и цифры на всякий случай.
— Я не знаю на сегодня…
— Та не, номер телефона.
— А, записывай. Ноль девяносто пять…
— Ага. Ну, вдруг шо, я маякну.
Воркута первый, я за ним, и дальше по порядку мы нырнули в осыпавшуюся зеленку. Ландшафт позволял идти достаточно быстро, и мы без приключений подобрались к «району проведення операції». Дальше рутинная поисковая работа и аккуратные перемещения между кущами. Место лежки сепаров мы нашли через два с половиной часа. Судя по всему, тут давненько никого не было. Остались только окурки, обертки от конфет, 2 выкопанные ячейки и палочка в земле с горизонтальными насечками:
