— Не знаю. Оно-то так… но вот чуйка у меня. Треба квадрокоптер. Китайский есть, такой, как его… «Фантом» называется. Охрененная штука. Дальность — три кэмэ. Двадцать минут в воздухе. Я тебе ссылку дам.
— Хуилку. Инет опят не работает, заплатить надо было вовремя…
И тут меня торкнуло. Я аж остановился. Ччччерт, да что ж такое. Что ж так херово-то?
— Шо ты стал? Идем, холодно.
— Не знаю. Не знаю. Предчувствие херовое, Вась. Херовей некуда. Не знаю, почему.
… Такое лучше не пропускать. Не давить в себе. Есть чуйка? Вот ее и слушай. А чуйка есть, есть у всех, и никто от нее не отмахивается, и это правильно. А если предчувствие плохое, то надо подготовиться ко всякой херне. И слово «подготовиться» в армии обозначает всегда одно и то же — проверка готовности особового складу, зброи и техники к бою. Вот этим и займемся. Чееерт, да что ж оно так кроет-то, а? Аж тошнит. Ладно. Дашка у нас на ходу. Птур — неизвестно, но птур нам и не надо. АГСы — почищены, смазаны и работают, правда, один только выстрелом разряжается, ну то такое, разряжать нам его тоже не надо. Да АГСы и не помогут, не та дальность. Главное — «микропушка» СПГ пашет, надо контакты сейчас проверить.
— Мартин, а Мартин. Чуешь. А у нас сколько выстрелов до СПГ? — вот за что я любил ротного, так это за то, что он никогда не забивал хер на мнение подчиненных, если оно касалось войны. И за то, что думали мы обычно в одну сторону. Ну, если о серьезном.
— Двенадцать, если порохá сухие. Максимум восемнадцать.
— Маааартиииин… А ну, давай без вот этого своего нычкарства, ладно? Не тот случай.
— Лаааадно… Двадцать четыре, по-нашему говоря — четыре ящика, и еще ящик кумулятивов, но он в оружейке, шо нам те дальности… Вася… — я опять остановился.
— Шо?
— Тре Ваханыча. Бэху надо чинить. Срочно.
— Шо, все так серьезно? — мы уже не шутили, все, пехотно-разведчицкие понты закончились, началась работа. Да она и не прекращалась, на самом деле. Ни на секунду.
— Ага.
— Ладно, ща Ваханыча и Васю-механа сориентируем. А вдруг получится? И гэбээрку сформируем, на всякий случай. Если бэха заведется и начнется муйня — выскочим на бэхе, поднакидаем, заберем пацанов и уйдем, лишь бы птура не поймать.
— А не заведется?
— На джипе поедем.
— Все не влезут. А бусик по полю не пройдет.
— Так что теперь, не ехать?
— Тоже правильно. Ладно, разберемся. Можно у погранцов этого их спартана взять. Который с дашкой.
— Он не на ходу. Опять. Ладно, харе пиздеть. На тебе зброя и гбр, на мне — бэха. Срок — до десяти-ноль. Все, разбежались. — И мы разошлись в разные стороны: я — поднимать расчет СПГ, скручивать выстрелы, формировать из нормальных пацанов «группу быстрого реагирования», а командир — совершать настоящий подвиг, то есть чинить бэху.
В десять тридцать Ваханыч вынырнул из недр железяки и крикнул:
— Давай!
Прапор что-то там сделал, бэха помаслала, помаслала и вдруг завелась, выкинув в сторону поля грязный теплый выхлоп. Я улыбнулся и помахал Ваханычу рукой. Счастливый Вася-механ стал вытирать руки о свою кошмарную куртку.
За второй посадкой, возле сепарского ВОПа, неожиданно бахнули две гранаты, хлестнула очередь. Вторая. Третья.
Рация молчала.
… я дернулся. Да все дернулись. Там… где-то там, опять за второй посадкой еще раз бахнуло и смолкло. Рычала бэха, крутил головой, ничего не слышавший Ваханыч, все молчали. Бегом, бегом. Так же молча, не говоря никому ни слова, мы рванули в разные стороны, я и коммандер — до кунга, а пацаны — по блиндажам. Рывком заедающую зеленую дверку, пригнуться на входе, выстуженный кунг встречает навалом вещей, скомканным спальником и стоящими в подобии стойки двумя АКС-ами. Опять рывок — валяющаяся внизу рпска взлетает и падает на плечи, неудобно зажимая капюшон теплой куртки, сверху плитоноску, сцуууука, долбанные липучки, как всегда, цепляются за что попало. Рация молчит. Так, магазины, магазины… три, четыре… четыре на рпске и еще четыре на плейте, две гранаты-ргдшки у меня, я в бросании гранат не силен, так что что-то попроще берем, он нехай коммандер эфки приходует. Развернуться, нырнуть под койку и вытащить настоящее сокровище — медрюкзак. На нем пара подсумков с магазинами, ножницы вот эти вот кривые для одежды, опять название забыл, и пара новых турникетов. Распустить лямки, вывалиться из кунга, накинуть на плечи, застегнуть фастекс, стянув эти самые лямки на груди, снова в кунг, АКС из стойки, и… мляаааа, чуть не забыл.
Ставшими неожиданно горячими пальцами расстегнуть кобуру и швырнуть ее на койку, ну его нахер — по броне вышивать в набедренной, а еще и бегать, мабуть, придется. Неудобно, поэтому сунем зброю по кличке «Пестик» в подсумок на рпске, в другой — два запасных магазина. Вроде норм. Погнали, погнали — я приплясываю от нетерпения на замерзшем холмике, к которому задом подогнан ЗИЛ, мимо проносятся пацаны, на ходу облачаясь, о, красавцы, минимум три мухи увидел и многострадальный ПКМ наш, а РПГ-7 не брали, правильно, не тре нам его, он неудобный будет… И телефон молчит. Да что ж такое… Да быстрее, быстрее, на бэхе уже четверо, сейчас запрыгнем, рывок холодной брони — и пойдем по полю, взметывая комья смерзшейся донбасской земли, тринадцатитонная злобная бестия с двухцветным флагом.
— … ждем, слышишь? — из кунга высовывается коммандер и вместо того, чтобы лететь во весь опор до бэхи, закуривает.
— Ждем… Чего? Чего, блядь, ждем-то? — я вскипаю и срываюсь на крик: — Там пацанов уже порубили, мабуть, чего ждать-то?!
— Мартин… — голос коммандера спокоен и даже вкрадчив, — ну от скажи мне… Куда ехать? Куда мчаться в силах тяжких, бряцая калибром?
— Туда… — машу рукой с сигаретой (когда я успел прикурить?) куда-то в сторону Ростова, — а хотя… Епт. Точно.
— Вот именно, — коммандер выбирается из кунга, выпрямляется и начинает покачиваться с пятки на носок грязнющих рыжих ботинок. — Куда мы поедем? Где точно, вот совсем чётенько, была война? Ну, сядем мы на бэху, вылетим в поле, подгребем до сепарского опорника… а дальше что? Будем по посадке бегать и кричать «Разведкаааа! Ауууу!» Вопрос простой — как мы их найдем?
— Бля. Точно. — И я вдруг успокаиваюсь.
А ведь прав. Рация молчит. Телефон молчит, номера Сайгона у меня нема. Куда я собрался, воин невероятный? Магазинов напхал… Рэмбо хренов. Снимаю медрюкзак и ставлю на валяющуюся рядом какую-то коробку с Новой Почты, давно размокшую под осадками лінії бойового зіткнення.
— … точно — где была война? — коммандер ждет ответа по рации и секунд через тридцать его получает.
— …пшшшшч… За второй посадкой, в районе крайнего сепарского опорника. Точнее не скажу. Не видно нихера из-за посадки, дыма нет, все молчат. Ну, сколько тут… Километра два с половиной по прямой. Мы сейчас все смотрим, как повторится — точнее скажу… как понял меня?.. — Радейка начинает пикать садящимся аккумом, и Танцор прячет ее во внутренний карман грязноватой софтшельной куртки.
— От бачиш… — он снова затягивается, внешне спокойно, но я вижу, как он почти выплевывает дым в низкое мерзкое небо декабря, как подрагивают пальцы и как он слегка наклоняет голову, словно выпрашивая у рации хоть писк, хоть шорох, хоть какой-то намек на то, что четыре пацана, ушедшие три часа назад, все еще живы, и мы можем им помочь.
— Бля. Бля, бля, бля. Шо ж делать-то? — я совсем успокаиваюсь, ругаюсь уже по привычке.
— Ничего. Ждать, не глушить бэху, быть готовым хуярить из СПГ и снова ждать. Контакты работают? Точно? Уверен? Тогда норм. Пехота мы, наше дело — копать, сидеть и ждать. — Танцора тянет на философствование, а это значит, что он сейчас обдумывает все-все подробности и нюансы, впитывает обстановку, ищет решение. И он его найдет, я вам доповидаю, я знаю его уже много лет — то есть два с половиной месяца. По военным меркам — это очень, очень долго.
— Я до СПГ пойду. — Я выбрасываю бычок под кунг, безбожно засоряя ландшафт, состоящий из грязи, снега и войны, накидываю ремень АКС-а через плечо, разворачиваюсь и топаю, оскальзываясь, по узкому кривому распадку в сторону позиции. Молчит рация. Молчит телефон. Номер я у разведоса не взял, дебил мля, идиот охрененный пехотный, одна штука, мозг вообще не утруждал утром, прикольчики строил… Дундук, как ни крути.
