— Можно и так сказать. Но ведь очевидно, что если наращивать только верх, без внутренней, глубинной работы, то льдина перевернется. Как это ни грустно может звучать, но если хочешь расти вверх, то на каждый метр над океаном нужно будет нарастить десять метров глубинной массы.
— Не уверен, что до конца понимаю ваш образ. Может, потому что айсберги никогда не видел вживую. — Я улыбнулся.
— Хорошо, пошли, покажешь ваш океан!
— О, кстати! Уважаемый Лан Лин, Лата говорила, что вы в моторах хорошо разбираетесь. Может, посмотрите мой катамаран, что-то он не тянет указанные в паспорте километры?
— А, да-да, дочка рассказывала как вы в ночи застряли посреди островов, и она чуть от страха не померла.
— Эээ?..
— Пойдем, покажешь…
Я шутливо помахал Лате, она подмигнула и принялась убирать со стола.
На берегу Лан потянулся, зачерпнул в ладонь воды океана и зачем-то понюхал.
— Хорошо у вас тут! Но все равно не понимаю, как можно жить без времен года?
— А вы оставайтесь, лет за пять можно привыкнуть и будет наоборот, непонятно станет, как это жить в климате, который меняется едва не каждый месяц. И одежды столько разной надо, отопление… Как вспомню детство, так… домой хочется… — закончил я неожиданно для себя. Мы рассмеялись.
— Пять лет вечного непрерывного лета?! Нет уж, спасибо!.. Хорошо, показывай свой велосипед.
Мы подошли к катамарану, и Лан быстро оказался сзади, нашел в «бардачке» коробку инструментов и уже развинчивал что-то, явно собираясь добраться до мотора.
— Ага, понятно, емкость так себе, без тестирования и не скажешь в чем дело, внешне все хорошо. Может, аккумулятор не набирает проектной емкости. Давай, прокатимся, посмотрим в работе.
Мы сели, и я повел катамаран вдоль Главного.
— Нет-нет, поехали к рифу и дальше. Хочу в океан.
Я сменил курс. Лан сначала озирался, рассматривая удаляющийся остров, потом прислушался к работе мотора.
— Подожди, а ты не крутишь что ли, когда он включен?
— Нет.
— Понятно. В общем, все хорошо с твоим мотором и аккумулятором. Просто они не предназначены для самостоятельной работы. Слышишь, на пределе гудит? Ты так за месяц его сожжешь. Моторы такого типа рассчитаны на поддержку. Ты должен крутить педали, а он просто делает это кручение легким. Вот тогда и сможете на пару с мотором проезжать положенные сорок километров.
— Ничего себе! — Я принялся крутить и услышал, как гудение сзади сменило тон, а потом и вовсе пропало. — Это жульничество же!
— Нет, обычный мотор поддержки. Надо было брать раза в три помощнее, чтобы ездить как на лодке. А еще лучше — саму лодку. Катамаран в силу своей конструкции не может быть достаточно быстрым.
— У лодки педалей нет, — сказал я довольно мрачным тоном. Мы потихоньку удалялись в океан. Крутить с включенным мотором и в самом деле было легко, в удовольствие, даже после сытного обеда.
Лан вдруг рассмеялся. Я вопросительно взглянул на него.
— Лата рассказывает словами про ваше первое свидание. В наше время никаких сетей не было, все через родителей, родственников знакомились.
— А что смешного в нашем первом свидании?
— Не в свидании. В том, как Лата рассказывает. Она у нас мастерица словами говорить. Книжный мастер все-таки.
Мы выплыли за риф, еще немного проехались и встали посреди океана. Я выключил мотор. Нас слегка качало, но Лан, похоже, не был склонен к морской болезни.
С катамарана был виден и Вис-Им, и Главный. И еще два маленьких острова. Необитаемых. На одном устроили главную мусорную свалку архипелага, а второй оставили нетронутым для туристов, которым хотелось побывать «на настоящем необитаемом острове». Внешне острова не отличались, так как берега у обоих были одинаково покрыты высокими пальмами. Помнится, кто-то мне рассказывал, что новые водители туристических паромов иногда острова путали…
Лан смотрел на острова, на океан, улыбался, постоянно слагая матрицу. И явно с удовольствием грелся на солнце, хотя мне давно хотелось спрыгнуть в воду, чтобы охладиться.
— А как это, быть в слиянии? — спросил я. — Может, лучше оставаться в… осознанном одиночестве?
— Может и лучше… — добродушно кивнул Лан. Это поразило. Я рассчитывал на возмущение, на яростную защиту семейных ценностей. На что угодно, но не на это смиренное «может».
— Но…
— Я ведь не знаю, как это прожить всю жизнь самому по себе. Как же я могу сравнить? По экрану все время что-то про осознанное одиночество говорят. Рассказывают, как это важно. Может, так оно и есть, и для людей пришло время жить именно вот так? Откуда я могу знать, если сам всегда жил в слиянии?
— Тогда расскажите, как это, жить в слиянии? — повторил я вопрос.
— Как?.. Сначала трудно, потом привыкаешь, а потом вдруг обнаруживаешь, что все равно один, хоть и вдвоем. И только иногда с тоской вспоминаешь о неизбежной разлуке. Но тут же гонишь эту мысль. И внутри наше общее сердце ждет слияния с Тем, кто никогда не умирает. Мы хотим в мир, где нет разлуки. Понимаешь?.. Пока есть разлука, мир остается миром одиночества, сколько бы лет ты не прожил в слиянии.
Мне вдруг стало тоскливо, а потом страшно. Я почувствовал, что тоска эта не моя, она откуда-то из глубины вот этого маленького человечка. Маленького снаружи, но огромного, мощного внутри. Настолько, что мой внутренний Вис не достал бы и до колена этого гиганта.
— Извини-извини, Вис! — Лан встрепенулся и чужая тоска, накрывшая меня так неожиданно, исчезла. — С возрастом объединенная матрица слишком уж разрастается. Не настолько, чтобы заметить… Его… но вполне, чтобы покрыть и видеть матрицы других людей. Мы иногда забываем об этом.
— Вы можете видеть, что думают и чувствуют другие люди, совсем чужие, не родные?!
— До какой-то степени. Совсем чужих — нет, не можем. Но иногда забудешься и вдруг смотришь, коллега начинает думать как мы, настроение перенимает, схватывает все с полуслова… Вот, значит опять забыли про блоки и накрыли своей матрицей. Ругаешься про себя и втягиваешь.
— У всех с возрастом матрица растет?
— Не в возрасте дело. Точнее, не только в возрасте. Семья должна быть семьей. Настоящей. Даже после слияния не все семьи становятся настоящими. Увы. Но если повезет, то… Когда у вас солнце садится? Я хочу посмотреть закат прямо отсюда, с океана.
— Уже скоро…
Солнце слабело, жара спадала, а мы тихо сидели и смотрели на океан. Казалось, даже Лан перестал на время слагать матрицу и сейчас, пусть и на несколько минут, был один. Но, похоже, это только показалось, потому что Лан вдруг сказал:
— Нам хорошо с тобой, Вис. Мы не против вашего единства с дочкой.
— Вам грустно из-за этого? Говорят, женатые дети перестают слагать матрицу с родителями.
— Не всегда. Грустно нам?.. Пожалуй. Особенно той нашей части, что когда-то была женщиной. А что чувствуют твои родители?
— Не знаю, они закрываются, когда испытывают эмоции, которых, как они считают, не стоит ощущать детям.
— Да?.. Как необычно. У нас так не принято.
— Кроме того, я давно уже без усилий не могу слагать с ними матрицу, поэтому, думаю, они только рады за меня. За нас то есть.
Лан как-то грустно и беспомощно улыбнулся, но ничего не сказал. Снова повисло молчание, которое здесь, посреди океана не тяготило и могло тянуться вечно, если бы не мое желание говорить. Лан — мудрый, чем-то похож на моего Старика, только серьезнее. И уж точно никогда бы не скинул меня с катамарана, даже если бы это было полезно для чего-то. Когда говоришь с мудрыми людьми, они удивительно отражают то, что сам увидеть не в силах. Это я знал по опыту, от того и не дал затянуться предзакатной тишине.
— А вы любите свою жену? — начал я, но тут же понял бессмысленность вопроса. Как можно любить или не любить часть себя? Поэтому исправился: — Вы любили жену тогда, еще до обряда?
— А ты любишь Лату? — спросил Лан, и мне в его вопросе почудилась насмешка.
— Не знаю, — я пожал плечами. Конечно, хотелось для простоты ответить «люблю», но как-то неприятно было говорить слова, которые не отражались внутри. Да еще человеку, который при желании мог чувствовать твою матрицу. — А что такое любить?
— Не знаю. Просто все теперь носятся с этим словом. Думаю, если тебе нужна любовь, то ты не там ищешь. Нет ее в слиянии. Для любви гораздо больше подходит нынешнее осознанное одиночество. Когда эмоции и гормоны заменяют душевную близость. Когда есть четкие инструкции, когда и как менять почти-супругов, чтобы сохранялись приятные ощущения любви, когда заводить детей и когда сдавать их в интернат. Все эти эмоции первых встреч и иллюзии новизны и свежести. Возвышенные мечтания возбужденного ума, неизбежно разбиваемые о живого человека…
— Нет-нет, я о другой любви.
— Какой? Если ты про ту, что в романах, тогда тебе путь к осознанному одиночеству, а если про ту, что в религиозных книгах, то отправляйся к друидам. Какое отношение имеет слияние к любви? Что такое любовь для тебя?
