трансе.
Наши глаза не отрываются друг от друга, наши дыхание практически едины, как и биение сердец. Возможно, мне так кажется, возможно, я просто хочу создать эту атмосферу. Плевать. Ничто не имеет сейчас значение кроме его пронзительного взгляда.
И его рук…
Ладони скользят по моему телу. Правая сжимается на груди, слегка вытягивая сосок, а левая движется ниже. К моим складкам. Скользит между ними. Не отрывая глаз. Вижу, как его взгляд чернеет. Сливается со зрачком. Легкого синего оттенка больше не видно. Что он делает со мной? Как у одного человека получается успокоить, погрузить в неприятное прошлое и тут же заставить мое тело нежиться под его ласками.
— Ответь, почему ты боишься игл?
Одно только слово вынуждает вернуться в детство и вспомнить неприятные воспоминания.
— Я…
— Детская травма?
— Да, — выдыхаю в его губы. Он не прекращает ласкать меня. Разум борется с реакцией тела. Воспоминания прошлого с настоящим.
— Расскажи мне.
— Школьная медсестра насильно сделала мне прививку и неправильно ввела иголку. Мне было семь.
Профессор не реагирует. Не комментирует, не напрягается не сужает брови, не щурит глаза. Он никак не показывает, что удивлен информацией. Хотя, наверное, нечему. К тому же все необходимые прививки мне сделали до того случая.
— Больше ты не будешь бояться подобных пустяков, — вновь этот вкрадчивый тон, проникающий в дальние закоулки разума. В этот же момент его пальцы прекращают играть со мной. — Пойдем.
Он не протягивает полотенце, сам не пытается высушиться. Берет меня за руку, ведет по коридору, через гостиную, подхватывает по пути свою белоснежную рубашку и открывает прозрачную дверь в лоджию. Она не остекленная, но достаточно просторная и с высокими перегородками. Холодно. Высоко. Страшно. Что он задумал? Вдруг нас кто-то увидит? Стена из дождя, конечно, скрывает нас от соседей, но не настолько же.
— Руки перед собой, — приказывает он.
— Но…
— Не спорь.
Больше не пытаюсь, стоит увидеть в его взгляде уверенность. Точно такая же, как во время сессии. Непоколебимость в своих действиях, решимость, знание своего дела. Подставляю руки, которые тут же оказываются в плену рубашки. Профессор привязывает запястья к перегородке. Лицом к прекрасному виду, который не омрачает даже дождь.
— Занималась когда-нибудь сексом на такой высоте?
— Нет… ах! — вскрикиваю, когда мужчина входит в меня, удерживая за бедра.
— Пора исправлять.
Сомнения и страхи перестают иметь значение, когда наши тела слиты в единое целое. Это не просто БДСМ— практика, не просто секс. Это нечто большее. Сверхъестественное. Необъяснимое. Я скована. Зависима от него. От его шлепков, разлетающихся с громким звуком по лоджии, от прерывистого горячего дыхания, опускающегося на мою кожу. От близости…
На улице дождь. Прохладно. Но наш жар стирает непогоду к чертям. Холодные капли стекают по нашим телам, сплетаются с ароматом лаванды. С его личным запахом. Никогда не была так сильно возбуждена от таких скоропостижных действий. От резкости. От адреналина. От опасности. Эмоции смешиваются воедино, ощущения властвуют надо мной.
— Еще… еще…
Не стесняюсь кричать, пока мне это позволено, двигаюсь по направлению к нему. В такт. Он ощущается глубже. На грани боли. На грани удовольствия, подступающего к самому краю.
Внезапно одна его рука переползает с бедра на живот, а другая подступает к горлу. Не давит, но кислород поступает в меньшем количестве.
— Верь мне.
Это последнее, что я слышу перед тем, как горло резко сдавливает его рука, не прекращая вбиваться в меня с большей амплитудой. В голове тут же проскальзывает желание остановить его. Все страхи, неразбериха, непонимание, выходит наружу. Зачем? Он же убьет меня.
Верь мне…
Воздуха в организме практически не остается. Перед глазами темнеет. Меня удерживают лишь сильная рука поперек талии и его тело сзади. Я почти ничего не чувствую, все вокруг перестает быть важным. Погружаюсь в тьму. Она забирает меня в цепкие объятья. Пока…
Пока перед глазами моментально не возникает свет, а шея не получает долгожданную свободу. Крепкий узел внизу живота моментально развязывается. Меня подбрасывает высоко-высоко на небеса. К этому самому свету. Пытаюсь надышаться им, впитать в себя его лучи. Боже…
Я только что побывала в раю и вернулась обратно. Передо мной все та же пелена из дождя, сильные руки, не позволяющие мне упасть и тепло позади. Холодные капли приземляются на наши тела, но их уже невозможно проигнорировать.
— Что… что это было? — спрашиваю, повернув голову к довольному Профессору. Его тяжелое дыхание опускается на мою кожу, холодит, вызывает непрошенные мурашки.
— Ты только что испытала асфиксию. Как себя чувствуешь?
— Это было… великолепно.
— Отлично.
Он отвязывает меня от перил, берет на руки, ибо ноги не в состоянии меня держать, и несет в гостиную. Мы насухо вытираемся и одеваемся. Только сейчас понимаю, что на этом наша встреча закончена. Что мне придется уйти. Не навсегда, но все же. Эта мысль почему-то не выходит из головы. Гложет. Неприятно сдавливает грудь.
— Я вызову такс…
— Не прогоняйте меня, Профессор, — неожиданно срывается с уст. — Я не хочу уходить.
Профессор Салливан вглядывается в меня некоторое время. Мы стоим не слишком далеко, но и не слишком близко. С этого расстояния трудно предположить, какой вердикт меня ждет. Вместо ответа мужчина откладывает телефон на кофейный столик, подходит ближе и, заправив за ухо прядь моих волос, произносит:
— Адриан.
— Что?
— Меня зовут Адриан.
Глава 27
— Я так скучаю по тебе, — звучит родной голос с толикой грусти, заставляющий сердце предательски сжаться от отчаяния.
— И я скучаю, милый. Когда ты позвонишь?
— Не знаю. Черт, родители пришли! Я завтра позвоню! Люблю тебя, сестренка.
— И я тебя…
Эти слова Дэни не слышит — связь прерывается. Вот и поговорили. Раз в неделю. По три минуты, не больше. Мистер и миссис Уильямс не позволяют моему герою общаться с сестрой-наркоманкой. Его друг Кайл иногда помогает восстановить с нами контакт, но
