к тому, что рост цен был загнан в подполье. Если только они не захотят приравнять торговлю на черном рынке к измене джихаду и прибегнуть к наказанию за нарушения — что он категорически отказался делать — это будет только хуже, и ничто из того, что он или инквизиция делали, казалось, не могло остановить все более резкую скидку на вновь выпускаемые деньги Храма в пользу золота и серебра. По состоянию на его последний ежемесячный отчет, «обменный курс» составлял более шестидесяти к одному в пользу звонкой монеты, и, из-за постоянных (и, к сожалению, точных) слухов о том, что с недавних пор отчеканенные марки Храма содержали меньше драгоценного металла, разница продолжала расти. Неуклонно приближающийся крах его финансовой структуры был неизбежен, и все более решительные меры, на которые он шел, чтобы отсрочить его как можно дольше, только сделают этот крах еще более катастрофическим, когда он, наконец, произойдет.
К тому времени, когда в северном Хейвене и Ховарде начнется сезон летней кампании, в могущественном воинстве будет чуть менее двух миллионов человек. Недавно возрожденная армия Бога, напрягающая все жилы в течение зимы, будет иметь почти восемьсот тысяч новых солдат под своими знаменами; в сочетании с ее уцелевшей силой с прошлого года, Мать-Церковь будет иметь чуть более миллиона своих собственных солдат.
Это означало, что в этом году Мейгвейр развернет около трех миллионов человек, исключая все, что могут выдержать Долар и Пограничные штаты. Это будет гораздо большая численность войск — гораздо лучше оснащенных и с гораздо большей артиллерийской поддержкой, — чем когда-либо имела Мать-Церковь, хотя, как только что указал Мейгвейр, новые дивизии армии Бога будут доступны не раньше июня или июля. Однако они быстро окажутся позади могущественного воинства, что обеспечит защиту от потерь харчонгцев в начале сезона кампании. Фактически, объединенная сила воинства и новых формирований армии Бога была бы по меньшей мере в четыре раза больше, чем наихудшая оценка инквизиции по количеству людей, которых Кэйлеб и Стонар могли бросить против них. Огромная огневая мощь, которую они представляли, была устрашающей для созерцания, и казалось невероятным — невозможным — что ее можно было разбить так же, как были разбиты годом ранее армии Силман и Гласьер-Харт, особенно с холодным, практичным умом Рейнбоу-Уотерса во главе.
И все же это могло случиться. Чарисийцы были такими же смертными и подверженными ошибкам, как и все остальные, что бы ни говорил Клинтан о демоническом вмешательстве. То, что случилось с ними в Коджу-Нэрроуз, продемонстрировало это достаточно ясно! И если кто-то и мог нанести им еще одно поражение, на этот раз на суше, то этим кем-то должен был быть Рейнбоу-Уотерс. И все же, по оценке Робейра Дючейрна, даже у него были лишь равные шансы — в лучшем случае — осуществить это. И если он потерпит неудачу, если чарисийцы уничтожат могущественное воинство так, как они уничтожали любую другую армию, с которой им приходилось сталкиваться, — или даже если они только отбросят его назад с тяжелыми потерями и потерей большей части его снаряжения — джихаду конец.
Они могли бы найти еще миллионы людей, готовых умереть, защищая Мать-Церковь, людей, готовых броситься под огонь вражеских орудий с чистой храбростью, чистой верой и голыми руками. Но голые руки — это все, что у них было бы, потому что Мать-Церковь просто не могла заменить оружие армий, которые у нее были сейчас на поле боя. Только не снова. Победа или поражение, жизнь или смерть, ее кошелек был фактически пуст. Они были на последнем пределе ее возможностей, и если этих ресурсов будет недостаточно, ее поражение будет неизбежным.
— Что ж, — вздохнул он, допивая остатки своего пива и ставя кружку обратно на стол, — полагаю, достаточно скоро мы узнаем, сможет ли граф справиться с этим. А пока мне интересно, что задумали деснаирцы?
— Ничего хорошего, — проворчал Мейгвейр.
— Ну, они действительно сильно обожглись в Шайло, — более рассудительно заметил Дючейрн. — То, что случилось с ними в заливе Гейра, тоже не сделало ситуацию лучше. Уверен, — ирония в его тоне сверкнула, как обнаженная бритва, — они делают все возможное, чтобы вернуться на поле боя против врагов Матери-Церкви.
— И если ты действительно в это веришь, у меня есть кое-что, что я могу тебе продать, — сухо сказал Мейгвейр. — Только не спрашивай меня, что там на дне.
— О, согласен, что они планируют держать свои головы как можно ниже — на самом деле, насколько я могу судить, в своих собственных задницах, — ответил Дючейрн. — Тем не менее, они все еще платят по меньшей мере свою десятину. На самом деле, они даже зажгли фитиль. Я не уверен точно, как они справляются с этим, но на самом деле они на одиннадцать процентов опережают свои обязательства по уплате десятины, даже при новом, более жестком графике. Мало того, деснаирская корона также купила новый выпуск облигаций что-то примерно на двадцать миллионов марок. — Казначей покачал головой. — Должно быть, в их шахтах еще больше золота, чем я думал.
— Пытаются подкупить инквизиторов Жэспара, не так ли?
— В значительной степени. — Дючейрн кивнул. — С другой стороны, знаете, отдаленно возможно, что мы с вами немного слишком циничны, когда дело касается их. Во всяком случае, Замсин продолжает мне это говорить.
— Замсин скажет тебе все, что, по его мнению, удержит Жэспара от решения, что он расходный материал, — цинично сказал Мейгвейр. — Особенно потому, что, честно говоря, так оно и есть. Расходный материал, я имею в виду.
И это, размышлял Дючейрн, было жестокой правдой. Викарий Замсин Тринейр, который когда-то был вдохновителем храмовой четверки, которая действительно прокладывала курс Матери-Церкви — что бы ни говорило каноническое право, — стал не более чем символом. Конечно, оглядываясь назад, Дючейрн сомневался в том, до какой степени Тринейр (и все остальные) всегда считал себя в первую очередь главным вдохновителем храмовой четверки.
