Линкину оставить своих поваров, но я вымогал у них рецепт похлебки из моллюсков под угрозой ножа. Рад, что тебе понравилось, Аллейн.
— О, понравилось. Конечно! — Мейгвейр покачал головой. — На самом деле, думаю, что мне это понравилось еще больше, потому что я заново открыл для себя, насколько предпочитаю простые меню. Там что-то есть… честное в еде, такой как похлебка из моллюсков. Я никогда по-настоящему не наслаждался теми фантастическими обедами, которые мы устраивали, пока у Жэспара не встали дыбом волосы из-за Чариса. Хотя, если быть честным, — он улыбнулся с оттенком горечи, — это было связано не столько с меню, сколько с фактом моего понимания, что все остальные в нашей маленькой группе считают меня легковесом.
Дючейрн открыл рот, но Мейгвейр покачал головой, прежде чем другой викарий успел заговорить.
— Главная причина, которая беспокоила меня, заключалась в том, как я думал, что это, вероятно, правда, — признался он с чуть более широкой улыбкой. — С другой стороны, с тех пор мне пришло в голову, что ты можешь быть умным, как сам Проктор, не имея ни капли здравого смысла. Наш хороший друг Жэспар кажется мне подходящим примером. А еще есть Замсин.
— Хорошо, что ты оставил меня в стороне от их компании, — криво усмехнулся Дючейрн, когда Мейгвейр сделал паузу, а капитан-генерал Церкви фыркнул.
— Я не собираюсь предлагать кого-либо из нас в качестве гениев, учитывая гребаный беспорядок, в который мы умудрились погрузить всю Церковь! И мы сами это сделали, давай не будем забывать об этом! Но правда в том, что ты был единственным, кто хотя бы пытался нажать на тормоза. Шан-вей, я уверен, что сам не делал этого!
Он нахмурился, потянулся за кружкой пива и одним длинным глотком прикончил ее содержимое.
— Это заставляет меня беспокоиться по ночам, — сказал он гораздо более тихим голосом. — Я не с нетерпением жду того, что Бог и Лэнгхорн скажут мне на другой стороне.
— Никто из нас не должен бояться, — сказал Дючейрн еще более тихим голосом.
Он откинулся на спинку вращающегося кресла со своей стороны огромного письменного стола — они с Мейгвейром делили очередной рабочий ланч в его кабинете — и созерцал собеседника. Им пришлось вступить во все более тесное партнерство, поскольку они должны были справляться с растущим потоком катастрофических требований джихада. Их знание того, что Жэспар Клинтан относился к ним обоим с величайшим подозрением — и, несомненно, просто ждал подходящего момента, чтобы действовать в соответствии с этим подозрением, — только еще крепче склеило их. И в процессе Дючейрн осознал, что его собственный взгляд на Мейгвейра как на медлительного, лишенного воображения труженика был… менее чем справедливым. Или точным. Аллейн Мейгвейр, возможно, и не был самым блестящим человеком, которого он когда-либо встречал, но он был очень, очень далек от самого глупого. И, как он только что отметил, гениальность слишком часто уступала место здравому смыслу, а его у него, как оказалось, было в избытке. И все же, несмотря на всю близость, с которой они пришли к координации своих планов и усилий, это был первый раз, когда Мейгвейр так ясно выразил свои собственные опасения по поводу происхождения джихада — или вероятного исхода.
— Не думаю, что какой-либо разумный человек подумал бы, что Бог хочет видеть, как Его дети убивают друг друга во имя Его, — продолжил казначей Церкви, его мягкий голос был отчетливо слышен на приглушенном фоне метели, воющей за пределами мистически нагретого комфорта Храма. — Может быть, иногда это и необходимо, но, конечно, это должно было быть последним средством, а не первым, к которому мы обратились!
— Знаю. — Мейгвейр поставил свою кружку обратно рядом с пустой суповой тарелкой и долго смотрел в нее. — Знаю. — Он снова посмотрел на Дючейрна. — Но мы оседлали ящера-резака, и мы забрали с собой всю Мать-Церковь. — Его рот превратился в мрачную линию. — Пока мы не разберемся с внешней угрозой, мы не можем рисковать, пытаясь справиться с той, которая может быть… ближе к дому.
Дючейрн медленно кивнул, и его глаза были такими же темными, как у Мейгвейра.
Ты прав, Аллейн. К сожалению, с некоторыми внешними угрозами справиться легче, чем с другими, — подумал он с некоторым едким юмором. — И еще есть небольшая проблема с выбором времени. Предположим, что мы каким-то чудесным образом «справимся» с Чарисом и республикой, что произойдет, когда Жэспар поймет, что победа у нас в кармане? Только как мы должны «разобраться» с ним, если он убьет нас обоих, как только решит, что мы ему больше не нужны, чтобы удержать его жирную задницу в кресле великого инквизитора? В этом и есть суть вопроса, не так ли?
Он подумал о том, чтобы спросить это вслух, но не стал, и, изучая выражение лица Мейгвейра, почувствовал смутный стыд от искушения. Потому что правда заключалась в том, что он искренне не думал, что первой заботой Мейгвейра было его собственное выживание. Больше нет. И если другому викарию потребовалось немного больше времени, чтобы достичь этой точки, по крайней мере, он ее достиг. И само Писание учило, что главное — это пункт назначения, а не то, сколько времени потребуется, чтобы добраться туда.
Однако о некоторых вещах лучше не говорить, даже вдвоем, и даже здесь, в его собственном кабинете. По крайней мере, было опасно приобретать привычку слишком легко доверять — или, по крайней мере, слишком открыто, — когда у инквизиции было так много шпионов, так много пар ушей. Мейгвейр получил новое доказательство этого только в июне прошлого года, когда Клинтан собрал вместе дюжину самых доверенных коллег капитан-генерала, чтобы передать им приказ предать его. К несчастью для великого инквизитора, «кулак Бога» взорвал предателей — вместе со второй церковью святого Паскуале верных Зиона — и Мейгвейр с удивительной скоростью воспользовался
