– Что же ты молчишь, Клоди? – нетерпеливо спрашивает Иса. – Договаривай наконец! Где картина?
– Мы пойдем туда и возьмем ее, – ласково, словно ребенку, говорит ему Клоди.
Ну надо же, какое превращение! Понятно, она снова хочет помириться с ним. Но их примирение – это моя немедленная смерть. Тогда… разделяй и властвуй!
– Да-да, – ехидно говорю я, – пойдете и возьмете. В доме Гийома, верно, Клоди? В его гостиной. Там, где висит такой потрясающий светильник с тележным колесом! Только вряд ли ты уйдешь из этого дома живым, Иса. Там уже была убита Лора, там же настанет и твоя очередь! Кстати, Клоди, как вам удалось заставить Жильбера идти искать в саду Жани туфлю Лоры? Вы позвонили ему от ее имени?
Иса быстро переводит взгляд своих острых глаз с меня на остолбеневшую Клоди, потом опять на меня. И вдруг я осознаю, что не боюсь его. Больше не боюсь! Он теперь у меня в руках. Я закинула наживку, а он ее заглотил. И сейчас беспомощно трепыхнется на крючке… Ну?!
– Жани? Ты говоришь о сестре Жана-Ги? При чем тут она? И что ты сказала о Лоре? Она убита? При чем тут ее туфля? Говори быстро!
Не надо меня торопить, Иса. Я просто-таки дрожу от нетерпения выпалить тебе все, что знаю!
И я говорю, говорю, задыхаясь, захлебываясь говорю все, что знаю, о чем догадываюсь, что предполагаю: говорю об аукционе «Друо», на котором мадам Люв купила Лоре эксклюзивные туфельки, потом – о красном «Рено» около гостиницы во Фрэне, и о том же «Рено» на холме над Муляном, и о темной большой машине, которая подползала к нему ночью…
Тут я вдруг даю сбой. Как ни отвратительно разбираюсь я в марках машин, но даже я способна понять, что юркий «фордик» Клоди совершенно не похож на тот массивный автомобиль.
Глаза Клоди, которые ни на миг не отрываются от меня, вспыхивают торжеством: ведь ее нервы так же напряжены, как мои, она видит больше видимого, слышит больше слышимого! Она понимает, что я начала колебаться, и намерена воспользоваться этим. Однако мы обе забыли, что и нервы Исы напряжены точно так же, и его чувства тоже обострены до крайности.
– Похоже на твой джип «Шевроле», а, Клоди? – говорит он вдруг, задумчиво кивая, и я почти с ужасом осознаю, что он верит мне. Верит безоговорочно!
Почему?!
Да очень просто. Видимо, Клоди крепко достала его своим умением виртуозно морочить головы людям. Да, она правильно определила сущность Исы: это отнюдь не глава – это исполнитель, может быть, идеальный исполнитель, это – боевое оружие. Может быть, он прям и откровенен, может быть, он не любит византийских хитросплетений вокруг таких простых и ясных дел, как убийство, поиски сокровищ, теракты…
Между тем лицо Клоди снова искажается бессильной ненавистью, и я понимаю, что Иса угадал верно.
– Продолжай, – приказывает он мне, не сводя тяжелого взгляда с Клоди, и берется левой рукой за ствол пистолета, словно поправляя навинченный на него глушитель.
Клоди цепенеет. Теперь она не может глаз оторвать от ствола, им поглощено все ее внимание, и она почти не слушает того, что я говорю. В отличие от Исы, который так и впитывает каждое мое слово.
Я продолжаю. Рассказываю, что Клоди каким-то образом заманила Лору в сад Жани и убила ее там, там и спрятала труп, воспользовавшись отсутствием хозяйки, а когда обнаружила, что с ноги Лоры исчезла одна туфелька, спохватилась, что потеряла улику. И позвонила Жильберу, чтобы он нашел ее. Не знаю, как она заморочила Жильберу голову, что он с такой готовностью бросился выполнять ее просьбу, но…
– Погоди, – перебивает меня Иса, мучительно наморщив лоб. – Каким образом она, – кивок в сторону Клоди, как если бы та была совершенно неважным, посторонним существом, а то и неодушевленным предметом, – заманила Лору к Жани? О, погоди… я знаю! Я понимаю! Ребенок! У Жани мой сын, да?
У меня падает сердце. А Иса, оказывается, не такое уж и безмозглое боевое оружие!
– Это правда? – спрашивает Иса, глядя поочередно то на меня, то на Клоди.
Я молчу. Я раскаиваюсь в каждом сказанном мною слове.
Филиппок в своем боди от Кардена и в чепчике сугубо а-ля рюсс, измученный криком, прильнувший к моей груди и жадно шарящий по ней губешками, представляется мне. Господи, да что же я наделала!
– Ну вот видишь, что ты натворила! – злорадно говорит мне Клоди. – Теперь можешь считать, что Жани больше нет на свете.
– Почему? – недоуменно спрашивает Иса. – Жани – сестра моего побратима, если она взяла моего сына – это лучшая участь, которую я мог бы пожелать для него. В семье моего побратима мой сын будет расти все равно что в родной семье!
Вот теперь на наших с Клоди лицах определенно одинаковое выражение. Это неописуемое изумление. Да, крепко сдвинулось что-то в голове этого ходячего гранатомета! Он сам обрек на смерть своего побратима – и в то же время считает, что воспитываться в семье сестры Жана-Ги – наилучшая участь для Филиппа!
В принципе, он прав. Так что хоть логика его и вывернута наизнанку, однако бесспорна.
– Значит, Лору убила она? – спрашивает он, взмахнув в сторону Клоди пистолетом, но глядя на меня. – Значит, она?
Я уже почти кивнула. Я уже почти сказала: да! Но встретилась с ним взглядом – и немедленно поняла смысл расхожего выражения о языке, который присыхает к гортани.
Ему снова необходима рука, которая жмет на спусковой крючок, этому оружию! И если я скажу «да», Иса немедленно выстрелит в Клоди. Убьет ее у меня на глазах – Клоди, воровку, обманщицу, авантюристку, убийцу, искательницу кладов, бесовски умную и дьявольски коварную тварь…
– Нет! – кричу я что было сил. – Нет! Я не знаю!
16 октября 1921 года, Константинополь. Из дневника Татьяны МансуровойТо, что я рассказываю сейчас, вскоре станет сенсацией мирового значения. Без сомнения, в морские анналы не занесено ни одного подобного происшествия! Максим велел мне подробнейшим образом описать случившееся, потому что сам он этого сделать не может – лежит в постели. У него сломаны правая рука и нога, именно поэтому он не мог ни наблюдать то, что случилось, ни расспрашивать очевидцев. Видеть я, конечно, тоже ничего не видела, поскольку это невероятное событие развернулось на глади Босфора, а наш дом отстоит довольно далеко от берега, однако людей, которые все видели, расспросила подробнейшим образом. Свершившееся настолько невероятно, что мы до сих пор не можем в это поверить! Погибли три человека, но жертв могло быть куда больше. Под угрозой была жизнь главнокомандующего, его ближайших сотрудников, моего мужа!
Впрочем, постараюсь оставить эмоции и записать все по порядку.
Вот канва событий.
15 октября, около пяти часов дня, яхта генерала Врангеля «Лукулл» была протаранена ушедшим в Батум итальянским пароходом «Адриа». Это – исторический факт.
Генерал Врангель и командир «Лукулла» находились на берегу. На пять часов было назначено совещание, однако, поскольку редактор общеармейской газеты Максим Николаевич Мансуров не мог на нем присутствовать (накануне он был жестко избит какими-то злоумышленниками и прикован к постели), решено было провести совещание у него дома. Туда направились все сотрудники генерала, а вскоре подъехал он сам. В это время и произошло крушение. Спокойное поведение всех чинов яхты и конвоя главкома позволило погрузить на шлюпки и команду. Все офицеры и часть матросов до момента погружения оставались на палубе и, лишь видя неотвратимую гибель яхты, бросились за борт и были подобраны подоспевшими катерами и лодочниками.
Дежурный мичман Сапунов пошел ко дну вместе с кораблем. Кроме мичмана погиб также корабельный повар, кок Краса. Позже выяснилось, что погиб еще третий человек, матрос Ефим Аршинов, уволенный в отпуск, но не успевший съехать на берег.
«Адриа» врезалась в правый бок яхты и буквально разрезала ее пополам. От страшного удара маленькая яхта тотчас же погрузилась в воду и затонула. Удар пришелся как раз в срединную часть «Лукулла»: нос парохода прошел через кабинет и спальню генерала Врангеля.
На «Лукулле» погибли документы главнокомандующего и все его личное имущество. Хоть велено начинать работы водолазов, однако надежды спасти что-либо мало шансов: «Лукулл» стоял в таком месте, где глубина достигала 35 сажен.
Теперь некоторые подробности.
Подъесаул Кобнев, находившийся на «Лукулле» в минуту несчастья, рассказывал о случившемся так:
– 15 октября, около 4 часов 30 минут дня, я поднялся из своей каюты и вышел на верхнюю палубу. Мы встретились там с дежурным офицером, мичманом Сапуновым, прошли по палубе. Через некоторое время мы обратили внимание на шедший от Леандровой башни больший пароход под итальянским флагом. Повернув от Леандровой башни, он стал пересекать Босфор, взяв направление на «Лукулл». Мы продолжали следить за этим пароходом.
«Адриа» на большой скорости, необычной для маневрирующих в бухте Золотой Рог судов, приближалась к «Лукуллу». Вскоре стало видно, что, если «Адриа» не изменит направление, «Лукулл» должен прийтись по ее пути. Я предположил, что у парохода не в порядке рулевая тяга, он не успеет переложить вправо, однако Сапунов сказал, что, будь у парохода что-то не в порядке, он не шел бы с такой скоростью и давал бы тревожные гудки, предупреждая об опасности. Тем не менее пароход не уменьшал хода, двигался на яхту, как будто ее не было по пути.
