от чистого ли сердца любишь ты Христа, или ты любишь Его только ради отпущения грехов и обетований, данных в Писании. Сравни свою надежду на жизнь будущего века с верой, любовью и ненавистью к греху мира сего, которые в тебе возжигает любовь к закону. И если что-либо из этих трех отсутствует, то ты лицемер»[926].
По мнению исследователя Д. Смитона, сущность сотериологической парадигмы Тиндела, в отличие от других протестантских реформаторов, заключается в том, что он говорит о любви к закону, принятию его всем сердцем и естественному непринужденному исполнению, в то время как его коллеги интерпретируют закон как исключительно полезный, но демонстрирующий лишь греховность человека[927]. Подобные заключения делает и П. Аукси, сравнивая, например, закон в «Утопии» Томаса Мора, основанный на принуждении, с законом у Тиндела, основанном на любви[928].
Как указывалось ранее, в ноябре 1534 года реформатором был пересмотрен и напечатан Новый Завет с абсолютно другим предисловием и вводными частями к каждому разделу. Во введении к Новому Завету 1534 г. Тиндел устраняет все комментарии относительно человеческих незаслуг, упомянутые во введении к Новому Завету 1525 г., и повсюду вставляет предложения о соглашении (covenant), заключенном между Богом и людьми через кровь Иисуса Христа[929].
«Если мы будем кротки непосредственно к Богу, чтобы сохранить его законы, по примеру Христа, то и Бог сохранит свои обетования быть милосердным, которые Он дал нам через Иисуса Христа», — пишет Тиндел в предисловии к читателю[930].
Слово «завет» (testament)[931] тоже подразумевает соглашение, заключенное между Богом и человеком (человечеством), поэтому Тиндел, ничего не прибавляя от себя, следовал, прежде всего, библейской традиции, где результатом этого завета стало законодательство Моисея. На первый взгляд кажется, что то же самое английский реформатор отмечал в переводе Пятикнижия 1530 г., однако тогда это выглядело как одностороннее соглашение: Бог приказывает, человек исполняет, Бог — активный, верующий — пассивный. Теперь соглашение между договаривающимися сторонами становится все более выровненным. Содержанием этого договора являются права и обязанности сторон, Бог не является больше законодателем, учреждающим вечный и неизменный порядок. В вводной части к переводу Послания апостола Павла к Римлянам участники соглашения, Бог и человек, с легкой руки Уильяма Тиндела, меняются местами. «Я не могу однажды начать любить закон, если не поверю, что Бог любит меня и прощает», — отмечает реформатор[932]. Таким образом, Тиндел выстраивает новые отношения с Богом, в которых присутствует взаимность: Господь дает свою любовь человеку, а тот, в свою очередь, возвращает ее любящему Богу. По словам Э. Маккутчеон, Тиндел, подобно апостолу Павлу, объявляет о новом договоре между Богом и человеком[933]. Закон состоит из десяти заповедей, однако в сущности он заключается в двух заповедях любви — к Богу и к ближнему, на что обращает внимание и Тиндел[934]. В первых четырех заповедях изложены обязанности человека по отношению к Богу, в остальных шести — к ближнему. Реформатор утверждает, что Господь, заключая с нами соглашение, явит свое милосердие в том случае, если мы проявим любовь именно к ближнему[935].
С большой аккуратностью и воодушевлением вставляя слова covenant и promise в основном тексте и маргиналиях, переводчик подводит читателя к тем библейским сюжетам, в которых описаны условия этого соглашения, а также награда, обещанная в случае исполнения договора, и наказание — за его нарушение. Тиндел уверяет читателя, что Бог не будет милосерден к тем, кто не станет «бороться со своей плотью»[936]. Но исправление человеческих немощей возможно опять-таки при условии обращения к Богу и исполнения его законов. Четыре года спустя после перевода Пятикнижия, Тиндел еще раз разъясняет суть Ветхого и Нового Заветов:
«Ветхий Завет — это старое временное соглашение, заключенное между Богом и людьми Израиля для сохранения временного закона. Наградой за его выполнение является преуспеяние в жизни земной, за нарушение полагается наказание или смерть. Новый Завет — это постоянное соглашение, заключенное с детьми Бога через веру в Иисуса Христа. Здесь вечная жизнь обещается всем, кто верит, и смерть всем, кто не верит»[937].
Судя по данному отрывку, Тиндел считает, что Ветхий Завет, несовершенен, поскольку в нем не создано условий для побуждения человека к повиновению закону (хотя именно там он и был дан Богом Моисею), скорее, он (В.З. — Т.Ч.) является подготовительным этапом для встречи с Христом. Закон в ветхозаветном обществе, согласно Тинделу, являлся, прежде всего, руководством, регламентирующим поведение человека в земной жизни, однако его соблюдения недостаточно для спасения. Реформатор считает, что законодательство Моисея имело целью подготовить народ к принятию другого, еще более важного закона, данного людям через Иисуса Христа. Оправдание и спасение не достигаются, по мнению реформатора, только внешними делами, но, прежде всего, верой во Иисуса Христа. Полагая, что читатель может запутаться в таких сложных для понимания простого человека категориях Священного Писания, Тиндел прибегает к простым житейским примерам:
«Если я не совершаю ничего, достойного смерти, я заслуживаю награду; никакой человек не изведет меня, если я никого не обидел. С делами, направленными наружу, которыми я служу людям, я заслуживаю того, что и люди будут хорошо относиться ко мне в этой жизни. Однако это не простирается далее. Поверив во Христа и его дела, мы обеспечиваем себе жизнь постоянную»[938].
Центр тяжести сотериологической парадигмы Тиндела в этот период перемещается на Евангелие — благую весть о милосердии Бога, переданную через Иисуса Христа. Таким образом, отношения человека с Богом представляют собой некий круг, в котором все взаимосвязано: и исполнение закона, и вера в спасение через кровь Иисуса Христа. Эти два понятия — вера и закон — в поздних сочинениях Тиндела развиваются параллельно друг другу. Реформатор подробно излагает условия соглашения и представляет читателю своего рода инструкцию к практическому исполнению заключенного договора. Небезыинтересна по данному поводу точка зрения М. Макгифферта, отмечающего, что для Тиндела это соглашение символизировало, прежде всего, доверие, которое Бог оказал человеку[939]. Если в вводных частях Пятикнижия Моисея Тиндел объяснял только суть закона, то в предисловии к Новому Завету 1534 г. реформатор уже комментировал смысл договора, основанного на соблюдении закона и вере во Иисуса Христа. Думается, что не всем исследователям под силу было разобраться в столь витиеватых, а порой и противоречивых корреляциях «договорной теории» английского реформатора. Анализируя сочинения Тиндела, можно увидеть, что он постоянно вносит какие-то, пусть и незначительные, изменения в свою концепцию договорного богословия. Сам реформатор объясняет
