на другого.
К сожалению, лучше не становилось. Мать Роберта жила несчастной и умерла так же. А сын все это наблюдал. Его очень огорчало отсутствие толка от врачей — Спитцер считает, что они просто толкли воду в ступе и ничем не могли помочь.
Роберт окончил Колумбийский университет по специальности «Психиатрия», однако его нелюбовь к психоанализу никуда не делась. В 1973 году он получил шанс все изменить.
* * *
Дэвид Розенхан был преподавателем психологии в колледже Суортмор, Пенсильвания, и в Принстоне. Ему ужасно опостылел псевдонаучный мир психоанализа, который был замкнут на себе. Мужчина чувствовал то же, что и Роберт, и захотел доказать, что психоаналитики, несмотря на свою популярность и почитание, совершенно бесполезны. Для этого он планировал провести эксперимент. Дэвид подобрал семерых друзей, у которых не было ни одной психиатрической проблемы. Каждый из них выбрал псевдоним, выдумал биографию и отправился в выбранную психиатрическую клинику в США. Позже Розенхан написал:
«Друзья разлетелись по пяти штатам на восточном и западном побережьях США. Некоторые лечебницы, куда они обращались, оказались старыми и практически заброшенными, другие — совершенно новыми. В каких-то случаях соотношение количества пациентов и врачей было вполне приемлемым, в других чувствовался недостаток в персонале. Лишь одно заведение было в прямом смысле частной лечебницей. Остальные получали финансирование из федерального бюджета или из бюджета штата, в одном случае даже из университетского бюджета».
Друзья договорились, что в определенный момент каждый из них сообщит дежурному психиатру, что слышит, как неизвестный голос повторяет ему слова «пустой», «полый», «глухой звук». Из всей биографии это было единственное, в чем люди соврали, — в остальном они должны были вести себя нормально и естественно.
Всем моментально поставили психическое расстройство и госпитализировали — каждого в своей клинике. Семерым сказали, что у них шизофрения, одному диагностировали маниакально-депрессивный психоз.
Дэвид изначально думал, что эксперимент продлится два дня — ведь именно этот срок он назвал членам семьи, чтобы те не волновались. На два месяца его бы никто не отпустил.
В реальности никого из «пациентов» не отпустили через два дня, что было достаточно очевидно. Они смогли выйти (в среднем) через 19 дней, и это если брать во внимание тот факт, что с момента госпитализации те вели себя совершенно нормально. Когда их спрашивали в больнице о самочувствии, «исследователи» сообщали, что у них все отлично. В результате каждый получил мощнейшую инъекцию сильных антипсихотических препаратов.
С самого начала этих людей предупредили, что из больницы придется выбираться самостоятельно — а это можно сделать, только убедив персонал в своей адекватности. Но одних только слов «Я абсолютно здоров» оказалось мало.
«Если на вас повесили ярлык „шизофреник“, то вам от него не отделаться всю оставшуюся жизнь».
Дэвид Розенхан «О том, как оставаться нормальным в домах безумия», 1973 год
Выход был только один: пришлось соглашаться с врачами и диагнозом, а потом изображать, будто от лечения становится лучше.
* * *
После того как Розенхан объявил о проведенном эксперименте и его результатах, разразился мощный скандал: Дэвида обвинили в мошенничестве. Якобы они с друзьями симулировали заболевания. Нельзя винить врачей, которые поставили неверный диагноз тем, кто разыгрывал симптомы реального заболевания. Одна больница даже предложила ему прислать еще нескольких симулянтов, чтобы проверить врачей. Они давали гарантию, что в этот раз не ошибутся. Розенхан согласился. Спустя месяц руководство больницы гордо сообщило о 41 выявленном симулянте. Вот только после этого Дэвид признался, что никого не подсылал.
Его эксперимент обернулся катастрофой для всей американской психиатрии. Зато Роберт Спитцер был несказанно счастлив.
— Наступил полнейший хаос, — рассказал он. — В результате репутация психиатрии опустилась на дно. В общем-то ее и до этого не считали равноправным ответвлением медицины, потому что диагностика была крайне ненадежной. А это происшествие лишь подтвердило то, о чем все думали.
Уважение он испытывал только к таким врачам, как Боб Хаэр, который променял психоанализ на более научные методы вроде опросников — некий объективный каталог объективных поведенческих карт. Теперь, как он считал, нужно было направить всю психиатрию именно в эту сторону.
И внезапно он выяснил, что к переизданию подготовили не особо известное широкому кругу читателей Руководство по психическим расстройствам.
— В первом издании было лишь шестьдесят пять страниц, представляете! — усмехнулся он. — Его преимущественно использовали государственные больницы — чтобы делать отчеты. Исследователям книга была совершенно неинтересна.
Жизнь сложилась так, что Дэвид лично знал нескольких авторов этой книги. Они довольно активно общались в те времена, когда активисты гей-движения выступали за исключение гомосексуализма из перечня психических патологий. Спитцер был на их стороне, потому что не считал гомосексуальность психическим расстройством. Своим вмешательством он заслужил уважение, поэтому, когда он высказал желание поучаствовать в процессе подготовки третьего издания руководства, его с радостью приняли в коллектив.
— Стоит признать, что желающих этим заниматься было не особо много, — сказал он. — Эта тема не считалась важной. Приступая к работе, Спитцер никому не сказал об очень важном моменте: он собирался ликвидировать в психиатрии, насколько это было возможно, фактор человеческой субъективности.
* * *
Следующие шесть лет — с 1974 по 1980 год — в маленьком конференц-зале Колумбийского университета проводили заседания редакционной коллегии третьего издания руководства. Там был откровенный сумасшедший дом, как вспоминают участники. Алекс Шпигель, корреспондент The New Yorker, писал, что психиатры, которых пригласил Дэвид, постоянно друг на друга орали. Побеждал обычно тот, у кого голос был громче. Никто не вел протоколы заседаний.
— Естественно, мы их не вели, — пожал плечами Спитцер. — У нас не было даже нормальной печатной машинки.
Выглядело это так: кто-то выкрикивал новое психическое расстройство и перечень его объективных проявлений. В этот же момент поднимался крик: одни соглашались, другие высказывали сомнение. Если Дэвид соглашался, что происходило практически постоянно, новое заболевание вносилось в реестр.
Этот план ему казался весьма надежным: он уберет из психиатрии все эти дурацкие штучки с подсознанием, не будет никакой бестолковой полемики. Субъективность врачей, которые пытались лечить его мать, только мешала. Наконец-то он превратит психиатрию в настоящую науку. Любой врач сможет взять третье издание руководства, которое они создавали, и поставить пациенту диагноз, если его симптомы подойдут под тест.
Таким вот образом и определились те психические расстройства, о которых вы слышали и которые, возможно, у вас диагностировали. Все это произошло в небольшом конференц-зале под началом Дэвида Спитцера, вдохновленного пионерами тестовых методик вроде Боба Хаэра.
— Можете назвать несколько примеров? — спросил я.
— Ну… — Он махнул рукой, показывая, что их настолько много,
