— Справедливо, — Трейси слегка расслабился.
Туэйт встал.
— Мне пора в участок. Сегодня полно работы. Благодарю тебя за гостеприимство, но где трое — там толпа. Сегодня я сниму номер в гостинице, счет оплатит моя страховая компания. Я тебе сообщу, где, — он взял измятый пиджак. — К тому же у тебя есть мой рабочий номер.
Он пристально посмотрел на Трейси, потом, преодолев колебания, все же сказал:
— Ты знаешь, а ты классный парень. И когда я увидел тебя в действии... я даже обрадовался, что мы тогда не подрались. Ты такое можешь! Я такого никогда не видел, и вряд ли когда увижу.
— Меня этому учили, — просто ответил Трейси. — И я пользуюсь этой наукой только тогда, когда есть крайняя необходимость. Когда требуется выжить.
Туэйт покачал головой, хитро подмигнул:
— Ну-ну! На мой взгляд, ты «выживаешь» слишком даже хорошо, — он скомкал галстук, сунул его в карман пиджака. — И вряд ли мог добиться таких успехов, если бы на самом деле это тебе не нравилось.
Лицо Трейси подернулось тенью. Свет лился сзади, и Туэйту показалось, что Трейси даже стал как-то выше ростом — или Трейси нарочно создал такую иллюзию?
Что же касается Трейси, то он вспоминал один разговор с Хируге. «Кокоро, — сказал тогда сэнсей, — суть всего сущего. Проникнуть в нее и выжить — вот единственно доступный человеку акт героизма».
— Ты просто спятил, — ответил Трейси.
— Вполне возможно, — ухмыльнулся Туэйт.
Июль 1967 года — август 1968 года
Баран, Камбоджа
По возвращении из Ангкор Тома Сока и его подразделение ждал сюрприз: в лагере появился новый человек. Но не новый солдат. Человек был немолод, к тому же даже не кхмер.
Весь день новичок бродил по лагерю, и солдаты терялись в догадках. Сам, похоже, знал, кто это такой, но когда Сок спросил брата о новеньком, тот улыбнулся и сказал:
— Подожди до вечера. Тогда вы все узнаете, я не хочу портить вам сюрприз.
После ужина товарищ Серей — тот самый офицер, который когда-то испытывал Сока, — созвал всех в кружок и, как Сам и предсказывал, представил новенького. Он оказался японцем. "Это — мит Мурано, — объявил Серей. — Он учитель, проделавший долгий путь, чтобы помочь нам в борьбе за новую Кампучию. Внимательно прислушивайтесь к нему и выполняйте все его указания столь же беспрекословно, как выполняете приказы «Ангки».
Это был кряжистый человек с жесткими как проволока волосами и тяжелым, будто высеченным из гранита, лицом. Как потом понял Сок, лицо это просто не могло улыбаться. А одобрение свое он выражал странной гримасой: обнажал зубы, оскал этот напоминал оскал мертвеца.
Глаза у него были странные — веки захлопывались как у ящерицы. И он смотрел на каждого так внимательно, будто в данный момент для него ничего не существовало, а порой радужная оболочка словно подергивалась каким-то беловатым налетом: эти глаза пугали, будто на тебя смотрел пришелец из иных миров.
Сок однажды набрался смелости и спросил у Мурано, отчего у него так изменяется взгляд, когда он смотрит на ученика.
Японец сложил руки на груди и глянул на Сока: в этот миг глаза его словно заволокло какой-то молочной пеленой.
Сок вздрогнул. Ему показалось, будто в душу, в сердце его проникло что-то неумолимое, страшное. Это нечто вползло в него, как холодный, отвратительный змей, и лишь невероятным усилием воли ему удалось стряхнуть с себя это ощущение.
А потом глаза Мурано стали такими, как обычно — черными.
— Вот теперь ты знаешь, — мягко произнес Мурано. — Я вместе с вами вступаю в поединок. Когда мы сражаемся, я сливаюсь с вашим телом, вашим разумом, вашими рефлексами, с вашей животной сутью. «Кокоро».
Поначалу Сок этого не понимал, но со временем знание наполняло его, как наполняют реки в сезон дождей пересохшее русло. Постороннему же могло показаться, что Мурано дает своим ученикам лишь уроки физической агрессивности.
Но ничто не могло быть дальше от правды, и позже Сок понял, что это впечатление — на благо, лучше не просвещать противников, пусть так и думают.
— Это состояние не имеет ничего общего с физическим состоянием, — объяснил ему как-то Мурано. Он говорил по-французски с акцентом, кхмерского он не знал. — Но это и не духовное состояние: подобное разделение искусственно, человек создал его для своего удобства. Справиться с тем или иным состоянием по отдельности нетрудно, трудно постичь их целостность, постичь истину.
Он вытянул правую руку и сжал кулак.
— Подойди, — приказал он, — и попробуй отвести мою руку.
Сок старался изо всех сил, но рука Мурано не сдвинулась ни на миллиметр.
— Вот так-то, — сказал Мурано. — Если я скажу, что я сильнее тебя, это будет правдой. Но если я скажу, что ты не можешь справиться со мною только потому, что я использую силу своих мускулов, это будет неправдой. Можешь ты мне объяснить, в чем разница?
Сок честно признался, что не может.
— В бою, — продолжал Мурано, — человек превращается в единое целое. Но это — не внутреннее состояние. Истина слишком необъятна, поэтому слушай меня внимательно. Если ты это поймешь, ты справишься и со всем остальным, с более высокими ступенями постижения.
Если ты смотришь на противника и думаешь: «Вот сейчас я сделаю рукой это», — считай, ты уже побежден. Существует нечто, именуемое реактивной агрессивностью. Она есть в каждом человеческом существе, но суть ее не изучена и не понята до конца, — Мурано поднял палец, призывая к вниманию. — Вот, например, ты ведешь автомобиль. Автомобиль получает удар, начинает вертеться на месте, затем переворачивается, — палец Мурано очертил в воздухе несколько кругов. — Машина взрывается, она объята пламенем, ситуация становится критической. И мозг оценивает ее посредством ощущений, выносит суждение и соответственным образом реагирует.
Твоя рука ударяет в дверцу с такой силой, что металлические пружины отпускают замок и ты выпрыгиваешь. Происходит ли это потому, что у тебя — необыкновенно сильные мышцы, тело культуриста? Или потому, что ты тщательно продумал путь к спасению? Нет, — Мурано покачал головой, — Тебе удалось выбить дверь, потому что твой организм почувствовал опасность, смертельную опасность. Нечто примитивное, глубинное продиктовало тебе то самое спасительное движение. Твое существо обрело невероятную для тебя силу, источник которой — стремление к выживанию. И это — реальность. Такое случается каждый день. Вот что называется реактивной агрессивностью, и человек вполне может научиться пользоваться этой силой по собственному желанию.
Это и есть кокоро. И верь мне, когда я говорю, что больше никто в мире не сможет научить тебя этому методу борьбы. Ты можешь научиться многим методам от многих сэнсеев — это хорошо. Ты молод, а я поощряю в молодых стремление к экспериментам.
Но сам дух: убивающий дух — он здесь. Я прошу тебя только о безраздельном внимании. Остальному научит тебя время. Но слепой вере в этой науке места нет. Ты смотришь, ты слышишь, ты чувствуешь. И ты учишься. Это единственный способ, которым можно постичь кокоро...
А теперь начнем.
Вряд ли стоит говорить, что с этого момента жизнь Сока изменилась полностью. С ним произошла метаморфоза. Он нашел в себе — или, точнее, Мурано помог ему обнаружить — свое животное начало. Оно было агрессивным, жестоким, и как, ему казалось на первых порах, пугающе примитивным. Поначалу он ощущал его биение в себе, его трясло, как в лихорадке. Как будто выпустили из клетки огромного льва. Он чувствовал его запах, он почти физически его ощущал.
И он пытался бежать от него.
В попытках оттолкнуть, убежать от своего нового "я" он чуть не погубил себя. И в это время никто не мог пробиться к нему, даже Мурано. Он вел смертельную битву с самим собой, и, в конце концов, спас его от поражения только Сам.
Именно Сам увел его из временного лагеря в Барае в джунгли, и там, где их слышали только птицы и видели только мартышки, вывел брата из внутреннего тупика.
— Оун, — прошептал он ему голосом, которым разговаривал с Соком, когда тот был малышом, — оун, — Сам обнял младшего братишку. Оба тяжело дышали. — Можешь ты объяснить мне, что с тобой происходит?
Сок долго молчал. Он сидел, привалившись к стволу баньяна, черная форменная рубашка сбилась на спине. Отсутствующим взглядом глядел он в изумрудную зелень джунглей.
— Мурано показал мне кокоро, — наконец произнес Сок. Голос его тоже изменился: стал ровнее, глубже. — Суть существования, — он повернулся, глянул брату в лицо. — Ты был прав, когда сомневался в учениях Преа Моа Пандитто. Буддизм — еще не все.
— Зато теперь ты считаешь, что кокоро — это все.
— Нет, — Сок покачал головой. — Нет, я так вовсе не думаю, — он ладонью стер пот со лба. — Но Мурано показал мне ту часть меня самого, о существовании которой я не знал. Не понимал, — он сжал руку Сама. — Ты же знаешь, я видел твою ярость, но не понимал, откуда она. Я не понимал, почему ты так рассержен. Что произошло, почему тебя обуревают такие чувства.
