— Тебе не везет.
— У меня и раньше такое бывало, но я всегда вылезал.
— Но сейчас ты не выберешься, — Макоумер утер рот и пальцы льняной салфеткой с вышитой монограммой Клуба. Он прямо взглянул в лицо собеседнику. — На этот раз ты увяз слишком глубоко. Твоя жена когда-то была богата, но все ее состояние растрачено, у тебя трое детей учатся в колледже, а один — в медицинской школе. Это тяжелая ноша, Джек, слишком тяжелая. И ты очень далеко зашел. Триста тридцать тысяч! Такой долг переломит тебе хребет.
— О чем ты говоришь? — прошептал Салливен.
— А мне бы не хотелось, чтобы с тобой такое случилось, Джек, — Макоумер вернулся к своему креслу, но не сел и сверху, стоя, смотрел на Салливена. — Это я тебе честно говорю. Ты слишком важен для мен, Джек. Приведу только один пример: подумай, сколько добра ты можешь сделать, если все же начнешь расследовать систему обеспечения безопасности Де Вит-га, или если намекнешь прессе на тот разговор с Лоуренсом?
— Ты ждешь, что я отдам тебе в руки всю свою жизнь?.. Просто так?
— Да я ничего подобного и не предлагаю! — Макоумер был совершенно спокоен, даже расслаблен. — Джек, да я и помыслить не могу попросить тебя сделать что-то вопреки твоим принципам! Ведь мы одинаково смотрим на вещи.
— Но если Готтшалк станет президентом... Предположим, он им станет...
Макоумер наконец уселся в кресло:
— Послушай, современная политика не делается одним человеком, даже президентом — ее делают те, кем он себя окружает. Сейчас у власти демократы, и что мы имеем? Еще более пышный расцвет бюрократии и бесчисленное число агентств, якобы пекущихся о нуждах общества и социальной защищенности. Сплошная болтовня об экологии, солнечной энергии, ужасно большом бизнесе!
Факт остается фактом: в наше время президентом становится тот, кто умеет выгодно себя подать. Теперь, в век телевидения и телевизионных дебатов, все зависит от личного обаяния. Все остальное делает пресса и... «выжаривание сала».
Кто выдумал Рейгану его экономическую программу? Экономический кудесник Стокман. Советникам Рейгана понравилась эта программа, и потом они всучили ее старику. Ведь программа — вовсе не плод его раздумий.
— Но окончательное решение принимал все-таки он.
— Правильно, как раз это я и имел в виду. Решение принимает президент, но такой президент, который может себя выгодно подать, иначе ему крышка — ошибок ему не простят. Господи, да вспомни Кеннеди! Это ведь его администрация втравила нас во Вьетнам и в историю в Заливе Свиней, но все равно он считается величайшим секс-символом двадцатого столетия!
Он наклонился вперед:
— Неужели ты действительно думаешь, что все эти ошибки, даже грубейшие, что-то значат? Мы-то знаем, что это не так. Потому что людям хочется верить в какого-то конкретного человека. Сегодняшняя Америка — это Камелот, а президент — король Артур. Американцы купились на волшебную сказочку. Войну начал Кеннеди, Джонсон только продолжил — а что ему оставалось делать? Ведь это не он принимал решение ее начать. Это сделал король Артур. Но Джонсон не умел себя подавать, выгодно продать, и потому не стал Великим Президентом. Как и Картер. Только представь: иметь в руках всю эту Силу, всю эту власть — и совершенно не уметь ею распоряжаться. Потрясающе!
— Значит ты исповедуешь теорию «человека за спиной президента», — задумчиво произнес Салливен. — Но ведь ты же с Готтшалком на ножах...
Макоумер улыбнулся: еще немного, и сенатор будет у него в руках.
— То, чем мы сейчас занимаемся — не более, чем досужая болтовня, не так ли? Ты ведь на грани банкротства, Джек. Вся твоя проблема в том, что ты игрок, но тебе не везет. Ты слишком азартен.
Салливен встал, скинул пиджак: под рубашкой рельефно вырисовывались мускулы. Но, как заметил Макоумер, ни грамма лишнего жира.
— Ты чертовски прав, Дел. Я — игрок, и, черт побери, не стыжусь этого. Азарт у меня в крови, он достался мне по наследству, — Салливен снова уселся. Глаза его хитро блестели. — Слушай, у меня к тебе предложение. Спортивное предложение. Давай померяемся силой на руках, и кто победит — тот и принимает решение.
— Ты шутишь, — Макоумер улыбнулся.
— Насчет пари я никогда не шучу, — Салливен ухмыльнулся, увидев на лице Макоумера сомнение. — Давай, Дел. В чем дело? Ты достаточно поработал языком в последние полчаса, теперь посмотрим, чем ты можешь подкрепить свои слова, — он согнул руку, напряг огромный бицепс и рассмеялся. — Единственный для тебя способ получить меня — победить в честном бою, — он подтянул стоявший справа от Макоумера столик и поместил его между ними. — С одного раза. Никаких «переиграем», — он снова засмеялся. — Давай, Дел, в тебе же есть спортивный дух.
— Боюсь, что у меня нет выбора, — Макоумер тоже сбросил пиджак. Он казался очень хрупким по сравнению с Салливеном.
— Давай, Дел, — сенатор, судя по всему, был в восторге. — Вот будет потеха!
Макоумер уселся поудобнее, мужчины поставили на стол локти и сцепили кисти.
— Нам нужен третий, кто бы вел отсчет, — заявил Салливен. — Впрочем, черт побери, если хочешь, считай ты. Дел. Макоумер покачал головой и вызвал Бена. Салливен пожал плечами:
— Ну, старик, ты уже покойник, но так и быть, пусть будет свидетель, если ты так этого хочешь.
Прибывший стюарт не выказал никакого удивления по поводу столь странной просьбы. Он вел отсчет сухо и вполне профессионально, будто занимался этим всю жизнь.
Салливен, как и многие профессиональные армреслеры, начал сразу же с максимального усилия, и на первых порах с успехом. Он столкнулся с сопротивлением, более яростным, чем предполагал, и все же ему почти удалось положить руку Макоумера. Уверенность сенатора росла.
Макоумер не ожидал такого натиска. Ему еще никогда не приходилось встречаться с таким опытным армреслером, поэтому Макоумеру пришлось потруднее, чем он поначалу предполагал. Да и, честно говоря, этим спортом он давно не занимался — еще со времен Бан Me Туота.
И он вспомнил слова, которые говорил ему его сэнсей по айкидо: «Ради победы ты должен использовать не свою силу, но силу противника».
Он применил принципы «мертвой точки», подогнав его под довольно жесткие правила армреслинга. И, руки их, несмотря на сопротивление Салливена, который весь покрылся потом от усилия, вернулись в вертикальное положение.
Теперь Макоумер перешел к технике проецирования своего морального превосходства, которой его также когда-то обучил сэнсей. Салливен перестал улыбаться, физиономия его приняла озабоченное выражение, все тело напряглось. Он пытался блокировать неожиданную атаку Макоумера. Но тщетно: рука его клонилась все ниже и ниже, и, наконец, она коснулась прохладной полированной поверхности стола, и он понял, что проиграл.
Салливен, тяжело дыша, поднялся и на негнущихся ногах подошел к обеденному столу. Взял со льда бутылку пива, открыл и поднес к пересохшим губам. Опустошил ее чуть ли не одним глотком, открыл следующую.
— Эй, — бросил он через плечо, — давай есть. Я проголодался.
Он разделал омара, окунул кусок в густой камберлендский соус и отправил в рот. И с полным ртом объявил Макоумеру:
— Знаешь, я вряд ли когда-либо брошу Сенат. Макоумер улыбнулся:
— Конечно, Джек. Твое место — только в Сенате.
* * *
В комнате детективов в Полис-плаза на полную громкость орало радио. Туэйт узнал Готтшалка.
"Вопрос в том, готова ли эта страна соответствующим образом реагировать на акты терроризма, совершаемые против американского военного и дипломатического персонала и против объектов, находящихся в собственности США за рубежом, — вещал глубокий, хорошо поставленный голос. — И, судя по недавним трагическим событиям в Египте и Западной Германии, ответ, увы, очевиден. У меня возникают следующие вопросы: как могли террористы затесаться к сотрудникам, обеспечивавшим охрану нашего наиболее значительного из военных советников в Каире? Каким образом в руки террористов попал план военной базы в Рамштейне? Как долго мы будем терпеть издевательства над служащими американского консульства в Лиме? Когда же наконец мы во весь голос скажем: «Хватит!»
Я призываю сенатора Джека Салливена как можно скорее назначить слушания по вопросу об обеспечении нашей безопасности за рубежом. Я вновь обращаюсь к президенту Лоуренсу и вновь призываю его как можно скорее приступить к формированию элитных подразделений по борьбе с терроризмом.
Потому что если мы будем продолжать пребывать в апатии и прятать голову под крыло, террористы начнут убивать американских граждан уже на самой земле Америки".
— Господи, — простонал Эндерс, выключая радио. — Предвыборный год — это просто кошмар. Невозможно ни радио, ни телевизор включить: всюду этот Готтшалк!
— Не знаю, — ответил Борак, — лично мне кажется, что в его словах есть справедливость. Мне тоже чертовски не нравится, как гоняют наших в Европе и на Ближнем Востоке, — он поднял глаза и увидел Туэйта. — Смотри, кто появился.
