мог порадовать ее в этот последний час? Обещанием исправиться? Но она уже столько раз слышала это! Молитвой? Но они оба-то не очень верили в бога! И Пер решил утешить свою мать тем, что было у него лучшего: последней, великолепной выдумкой! Он вспомнил старую сказку о богатырском коне, который летал, как птица, перескакивая через рвы, ущелья и даже моря. Пер стал рассказывать сказку, держа похолодевшие руки матери в своих руках. Он говорил, что они едут во дворец, где его мать наконец отдохнет. Только путь нелегкий, надо потерпеть, как она всю жизнь терпела.
Озе дрожала от холода, но верила Перу, что это северный ветер догоняет ее коня. От жесткой кровати ныло все тело, а она думала, что беспокойный скакун подбрасывает ее на бегу. Если бы она могла опомниться и закатить сыну оплеуху за вранье, как в былые дни, можно было бы еще надеяться на ее выздоровление. Но это был ее самый последний час, и она стала мудрой: не мешала ему быть самим собой!
Вместе с Пером она видела голубые озера, и замки, и стадо больших серебристых оленей, перебегающих дорогу. Перед ней мелькали хижины, люди, которых она не видала с самой юности. Она прощалась с ними, а они говорили: «Здравствуй! Вот мы увиделись опять!» Она покидала свою избушку — ведь они отправлялись в далекий путь. Очень трудно было в конце пути, конь высоко подбрасывал ее, и у нее уже не было сил терпеть. Но вот они прибыли. «Эй! Принимайте мою мать с почетом!» — взывал Пер у самых ворот замка. Ледяная дверь медленно отворилась…
«Вот и все, — думал Пер, склонив голову. — Теперь я один в целом мире. А ведь это я довел ее до нужды и болезни!» И много таких дум передумал Пер, пока он сидел в хижине. За окном завывал ветер, шел дождь, и брызги долетали до Пера: ставни хижины не запирались.
Пер не двигался. Шум за окном — это был дождь. Тролли не посмели бы проникнуть сюда, в это святое место. Но если тролли в самом тебе, то они всюду тебя достанут, как та Зеленая в лесу… Пер очнулся, сильно потер кулаком глаза и вышел. Незачем было запирать хижину: в ней ничего не было, кроме оловянной ложки, которой он любил играть в детстве. Он пошел вперед не оглядываясь и не заметил, что кто-то проник в хижину и вышел оттуда с оловянной ложкой. Пер шел дальше. Темная ночь обступила его.
Глава восьмая
С тех пор прошло двадцать лет. Пер Гюнт объездил весь мир и занимался разными делами, главным образом торговлей, попал наконец в Африку, где вздумал изображать из себя пророка. Он разбогател, потом потерял свое состояние, потом снова нажил много денег. И, чем дальше, тем заметнее он отдалялся от человеческого и приближался к миру троллей, хотя внешне это выглядело не так. Он растратил свой чудный дар, дар поэтического вымысла. И, вместо того чтобы сочинять дивные песни и сказки и этим доставлять людям радость, он стал хитрить и обманывать людей ради собственной выгоды.
При этом у него были такие жалкие цели! Он хотел сделаться королем и думал, что для этого надо только разбогатеть. Он забыл, что, отрекшись от самого себя, можно сделаться только королем троллей, а это королевство рано или поздно разлетается, как разлетелся в прах замок короля Довре.
Странная, пестрая жизнь! Пер Гюнт — его теперь называли «красивый господин средних лет» — пообтесался за время своих странствий, он говорил понемногу на трех европейских языках, умел вовремя привести цитату из модной книжки и даже из классиков и производил впечатление культурного человека на таких же дельцов, как и он сам. Пер Гюнт — делец! Он торговал бронзовыми и прочими божками и наконец стал торговать и живыми людьми — рабами-неграми! Тролли проделали с ним и эту штуку!
Но как он скучал! Как ему было тоскливо! Увлечение глупой дочерью арабского предводителя Анитрой немного освежило Пера, взволновало кровь. Он вспомнил, что знает много песен, и в пустыне зазвучала серенада Пера. Но он был слишком стар и слишком умен для Анитры. И, когда он подарил ей бриллиантовый перстень, чего она добивалась, она ударила его хлыстом и ускакала на его лошади.
Потом случилось так, что он потерял все свои богатства и должен был начать все сначала. А прекрасная Сольвейг все еще сидела в избушке на севере Норвегии и ждала. Чем больше отрывался Пер Гюнт от родной природы и от своего народа, тем глубже постигала их Сольвейг. И песня, которую она пела, стала впоследствии народной песней. То была песня о верности, которая длится долгие годы, всю жизнь. Ведь в ее глазах, в ее сердце любимый оставался самим собой, и перед ней были бессильны тролли!
(«Да, — размышлял Ибсен, — эта песня ему удастся, может быть, это украсит все. Лирика — великая сила… Но есть и другая сторона, о которой необходимо подумать!»)
…И еще двадцать лет прошло. Пер Гюнт продолжал странствовать. У него обнаружилось одно из опасных низких свойств троллей — умение оправдать любое свое преступление, любой обман. Во время шторма в океане он выбил доску из рук матроса, который держался за нее; молодой матрос утонул, а старый Пер спасся. Но этот проступок оправдали бы на суде. Ведь и там сидели тролли! А что бы ни натворил зять короля троллей Пер Гюнт, всему они нашли бы оправдание! Он не только не был обвинен, но и вполне успокоил собственную совесть.
Однажды он попал как посетитель в сумасшедший дом. Там говорили разные умные вещи, и один из безумных все время приставал к посетителям, уверяя, что он не человек, а перо, которое забыли обмакнуть, и что он скучает без работы. Должно быть, ему очень хотелось высказаться. Кончилось тем, что безумный перерезал себе горло и, в восторге указывая на капающую кровь, кричал, что это нужные ему чернила.
Этот случай произвел на Пера тяжелое впечатление, и он решил возвратиться на родину. Ах, как прекрасна была родина! Ничто не изменилось! Скалы были все так же величественны, фиорды так же сини, солнце все так же ласково и желанно. Хорошо было бы умереть на родине — и весной! Но молодежь встретила его неприветливо. Никто не хотел верить, что этот суровый старик и есть легендарный Пер Гюнт, сказочник, который жил, должно быть, в незапамятные времена и был непередаваемо
