реально, как бывает в любой норвежской деревне. Пер Гюнт был объявлен вне закона за похищение чужой невесты, и ему пришлось скрываться в горах. Вот тут-то он и очутился в пещере короля гор.
Началось с того, что он встретил в горах девушку в странном наряде из листьев. Она назвала себя дочерью короля гор. Некоторые мысли, высказанные ею, показались Перу довольно верными, например мысль о том, что черное — это белое, а безобразное — прекрасно. Он и сам часто так думал. Правда, одежда принцессы несколько напоминала зеленые лохмотья, а лицо временами искажалось странной гримасой. Но ведь не каждый же день живая принцесса делает тебе предложение, а она явно намекала на это. И ему ведь все равно нет возврата домой. «Сюда, мой скакун!» — крикнула принцесса. На ее зов прискакал огромный поросенок, и парочка мигом очутилась в пещере короля гор Довре.
…Вначале Пер ничего не мог разобрать. Какие-то тени обступили его в полумраке; они стали дробиться, подниматься, и уже над головой летал густой рой странных крылатых зверюшек. Это были тролли и кобольды — дети, внуки и правнуки короля гор.
…Король сидел на мшистом троне
В короне черно-золотой…
У него, кажется, было две головы. Впрочем, в глазах у Пера все двоилось… Король Довре говорил с ним вежливо, как дипломат. Он внушал Перу, что ему надо заглушить в себе все человеческое и сделаться настоящим троллем. Следует выпить вино троллей (омерзительный напиток!). Пер выпил. Потом тролльчата привязали ему длинный хвост — знак особого достоинства…
Пер на все соглашался. Быть королем, хотя бы и у троллей, — этого не мог предложить ему отец Ингрид! Он позволил прицепить себе хвост, выпил горькое вино, махнул рукой на безобразие принцессы, но, когда король Довре предложил ему небольшую операцию: надрезать левый глаз, чтобы все видеть так, как видят тролли, Пер заупрямился. Как у него ни шумело в голове, но мысль, что он останется троллем навсегда, ужаснула его. Он бросился к выходу. Но не тут-то было! Он натыкался на острые камни, а тролли и тролльчата кусали, щипали и царапали его, грозили зажарить на вертеле и сварить его в супе. Пер делал неимоверные усилия, чтобы проснуться. Вне себя он упал на груду сухих листьев и потерял сознание. В это время раздался колокольный звон, дворец короля рухнул, и все исчезло.
А старая неутомимая Озе всюду искала своего сына, и семья переселенцев помогала ей. Но отец этой семьи сказал ей: «Зачем вы ищете его? Он погиб, и душа его погибла». Одна лишь старшая дочь, Сольвейг, — уж не отравой ли опоили девушку? — не отходила от Озе и все просила, чтобы она рассказала про Пера как можно больше, как можно больше! И о детстве и об отрочестве — все, что возможно! «Полно, милая, ведь ты устанешь слушать все это! За двадцать лет, шутка ли, сколько накопилось!» Но Сольвейг подняла свои светлые глаза и отвечала:
О нет! Скорее вы
Устанете рассказывать, чем я
Устану слушать!
… И в первый же снежный зимний день она покинула свой дом и свою семью и прибежала на лыжах в самую глубь леса. О, как ее тянуло сюда! Ей так трудно дышалось дома! И, когда она бежала в лесную глушь, встречные прохожие спрашивали ее: «Куда ты, девушка?» И она отвечала: «Домой!»
Жаль было родных, и все же она прибежала туда, где одинокий Пер построил себе избушку. В руках у Сольвейг был маленький узелок — все ее имущество. Она сказала, что никогда не вернется к родным и разделит с ним всю его жизнь.
Итак, перед ним открылся Солнечный путь. И это был не сон, не мечта, а подлинная жизнь, чудо жизни. Его счастье было слишком велико, чтобы он мог говорить. Он молчал. Он только попросил Сольвейг подождать его в избушке, пока он принесет из леса дрова… Он шел с топором по лесу и задыхался от радости, и не понимал, что с ним делается. Но разве может долго длиться чудо жизни? Разве человек достоин этого? Особенно человек, который уже побывал в царстве троллей и не победил их! Встреча с троллями — это большое испытание, и от того, как ты вел себя с ними, зависит иногда твое будущее. На повороте Пер Гюнт увидал хромую женщину в зеленых лохмотьях, которая тащила за руку маленького уродливого мальчика, тоже хромого и оборванного. Женщина увязалась за Пером, не отставала от него, лепетала какую-то чепуху, но, когда он внимательно всмотрелся в нее, то узнал дочь короля Довре, а в маленьком тролленке, который несколько раз назвал его папой, Пер стал различать собственные черты.
«Как же он мог так быстро вырасти?» — ужаснулся Пер. «Все дурное и злое растет быстро», — ответила женщина в зеленом. Пер попробовал стряхнуть ее руку, но она еще сильнее уцепилась за него. Он был у троллей, пил их вино, щеголял тролльим хвостом и пожелал жениться на принцессе троллей. Он пренебрег чудом жизни, а это великий грех. «Уйди прочь!» — проскрежетал Пер. Но Зеленая засмеялась: «Для меня нет преград! Когда будешь обнимать свою девушку, я подкрадусь к тебе и потребую свою долю нежности!»
И Пер не мог сделать ни одного шага вперед. Он натыкался на что-то невидимое, но плотное. Не Великий ли Горбун преграждал ему дорогу? «Пусти!» — кричал Пер, изо всех сил порываясь вперед. «Сторонкой!» — отвечал голос невидимого чудовища.
Нет, он не имел права вернуться к Сольвейг, неся на себе груз позорных поступков и заблуждений! Он уж не был самим собой: больше чем наполовину он стал троллем, а «сторонкой», то есть обманом, нет пути к той, которая ждет его и верит ему.
Он пустился бежать и бежал всю ночь до рассвета. А Сольвейг осталась ждать в хижине одна.
Но, прежде чем покинуть свою страну Норвегию, Пер Гюнт должен был повидать свою мать, которую он любил больше, чем она сама думала.
… Старая Озе умирала на жесткой постели. Все их имущество описали за долги, и она осталась нищей. Слезы брызнули из глаз Пера, когда он увидал восковое, заострившееся лицо матери и ее натруженные руки, бессильно повисшие вдоль тела. Он упал на колени перед ней и стал целовать эти руки. Она гладила его по голове, и улыбка чуть проступала у нее на губах. Чем он
