Глаз прищурился, вглядываясь в нее. Затем его обладатель неприветливо сказал:
— Никуда не уходите.
Окошко захлопнулось. Глория воспользовалась паузой, чтобы снять с пальца обручальное кольцо. Когда-то, в разгар репетиций, это служило ей первым шагом при смене наряда. Сейчас она стянула его с пальца и упрятала в школьный ранец, чувствуя себя неисправимой притворщицей.
Дверь отворилась, и Глория шагнула в знакомую полутьму.
Музыка притягивала ее, как магнит. Она тихонько встала в дальнем углу, захваченная звуками, которые звучали и в ее снах. Джером покачивался в такт синкопированным ритмам, глаза его были закрыты, будто эти звуки уносили его куда-то далеко, в никому не ведомые миры. Она могла бы целую вечность смотреть, как он играет.
Но вот глаза открылись, и Джером заметил Глорию.
Сначала она не могла поручиться, улыбнулся ли он или то была лишь игра света. Нет-нет, он действительно улыбался ей. Оркестранты еще не оделись к вечернему выступлению, и вид у них был такой, словно они только что пришли прямо с улицы. На Джероме и басисте были твидовые кепки, все музыканты были одеты в брюки защитного цвета или в джинсы и полотняные рубахи, помятые так, будто в них спали.
Песня закончилась. Джером встал из-за рояля и хотел спуститься с эстрады, когда басист остановил его и шепнул что-то на ухо. Джером снова взглянул на Глорию, только улыбка его теперь погасла.
Глория невольно попятилась. Она вдруг почувствовала себя очень неловко в своей серо-белой школьной форме. Здесь она была чужой. А потом ее поразила мысль: ей же нигде нет места! Всюду она чужая: и здесь, и в школе, и дома на Астор-стрит. Куда ни повернись.
К ней подошел Джером, небрежно сунув руки в карманы.
— Привет, — холодно бросил он. Не поцеловал, не погладил. — Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь.
— Я понимаю, надо было раньше тебе сказать, но…
— Не ожидал, — повторил он, перебив Глорию, — потому что мне казалось, у тебя сегодня грандиозный прием. Я в газете прочитал.
У Глории кровь застыла в жилах.
— Да, прием, — честно подтвердила она. — Но я хотела повидать тебя. Если можно. Я могу уйти, если ты…
— Не уходи. — Он подошел вплотную, и Глория увидела в его черных глазах что-то затаенное, словно не высказанный еще секрет. — Я скучал по тебе, — прошептал Джером.
Глория едва успела переварить эти слова, которые она и стремилась услышать, как подбежал трубач Ивэн.
— Надо отработать этот момент, пока еще не начали готовиться к вечернему выступлению, — сказал он, обращаясь к Джерому и не удостоив Глорию даже взглядом.
— Привет, Ивэн, — сказала она. — Ты здорово играл сейчас.
— Что она здесь делает? — спросил Ивэн у Джерома, покачиваясь на каблуках.
— Понятия не имею, — ответил тот, скрестив на груди руки. — Сам задаю себе тот же вопрос.
— Я в ту ночь потеряла одну из бабушкиных сережек, — объяснила Глория, дотронувшись до мочки уха, в которой ничего не было. Это была правда — она даже не заметила пропажи, пока не приехала домой и не перестала рыдать; взглянув тогда в зеркало на свое искаженное лицо, она и увидела, что одной серьги нет. — Это мой талисман, они приносят удачу. — Это тоже было правдой — до последнего времени.
— Ага, ну, тогда удачи в поисках, — насмешливо бросил Ивэн, потом ударил Джерома по плечу. — Не забудь, мы сегодня рано начинаем — мальчики Карлито придут на обед. Приходи к семи.
— Не забуду. — Джером поправил кепку, в которой он был похож на мальчишку-газетчика, а Ивэн тем временем вышел из клуба. Джером окинул взглядом эстраду, на которой еще возились басист и ударник, и сказал Глории: — Сюда.
Она пошла за ним к эстраде.
— Привет, Чак. Привет, Томми, — вежливо поздоровалась она.
— Привет, — мрачно пробормотали те.
— Глория сережку потеряла, — объяснил Джером. — Так мы быстренько глянем за кулисами, может, она ее там обронила. Ладно?
Чак от удивления поднял брови.
— Пойдемте, — сказал Джером Глории и прошел за кулисы.
Глория прошла вслед за ним, опустив голову от смущения. Она понимала, что должна извиниться перед ребятами и все им объяснить, но сейчас было не время.
Джером придержал дверь, и Глория, не отрывая глаз от пола, шагнула в кромешную тьму коридорчика. Дверь за ними громко хлопнула. На какое-то мгновение она вспомнила, как Джером в первый раз давал ей урок пения. Тогда они впервые оказались наедине. И тогда Джером впервые прикоснулся к ней…
Что-то коснулось ее талии, и она подскочила на месте, тяжело дыша.
— Ш-ш-ш-ш, — раздался шепот Джерома в самом низком регистре. Тут только она поняла, что это была его рука. Потом уже обе руки нежно прислонили ее к стене. Глория обняла его, сжала крепкие мышцы спины. От него исходило успокаивающее тепло, и она почувствовала, как в глубинах ее естества вздымается какая-то волна.
Потом его губы осторожно коснулись ее щеки. Глория не стала бороться с собой, она нашла его губы своими. Наконец оторвалась от него и прошептала:
— Что это мы делаем? — Широко открытыми глазами она старалась в темноте рассмотреть его лицо.
— Ищем твою сережку, — ответил он, покусывая ей мочку уха.
Глория попыталась увернуться, но позволила зубам Джерома задержаться там еще на секунду, потом ухватилась за его бицепсы и оттолкнула.
— Я серьезно. Что мы делаем, Джером?
Вынести такие крайности было трудно. Прямо из школьной столовой — в объятия мужчины, а потом — на предстоящий вечером прием. И Джером — то холодный, то страстный, не успеешь глазом моргнуть. Джером разочарованно вздохнул. Она почувствовала, как он оперся о кирпичную стену рядом с нею.
— Ты не против, если я приглашу тебя на свидание? На жаркое свидание?
— Прямо сейчас? — Она не могла понять, говорит он серьезно или шутит.
— Не беспокойся, домой я тебя доставлю раньше, чем ты снова превратишься в тыкву.
***
— Ты точно не возражаешь? — поинтересовался Джером, сжимая ее занемевшие пальцы.
— Я… я… — пробормотала Глория, глядя на замерзший пруд, где каталось на коньках множество людей. Ей с трудом удавалось шевелить губами. — А куда делась «жаркая» часть нашего свидания?
— В нынешнем году пруд рано замерз. Даже снега нормального не было.
Когда Джером так неожиданно увез ее из «Зеленой мельницы», Глория не представляла себе, как пойдет дальше их свидание, но уж меньше всего она представляла себе каток. Конечно, она не возражала — главное, что они проводят время вместе. После трех недель разлуки она наконец-то рядом с ним, в его крепких руках, и не важно, чем именно они станут заниматься.
Она бросила взгляд на свои часики, чтобы убедиться: есть еще время вернуться домой и сыграть роль послушной дочери и будущей жены. Еще не было и четырех, времени достаточно.
— Нет, ты точно не возражаешь?.. Сама же понимаешь, о чем я. — Джером поднес ее руки к губам и стал согревать их своим дыханием. Глория не сразу ответила, не в силах оторвать глаз от замерзшего пруда.
— Я уже несколько лет не становилась на коньки.
В последний раз это было, когда ей исполнилось двенадцать, — отец тогда повел ее на закрытый праздник в «Чикаго арена». Но Глория понимала, что Джером спрашивает не об этом.
— Знаешь что — а не пойти ли нам куда-нибудь, где не так…
— Нет! — перебила она и потянула его за руку. — Если уж ты можешь учить меня петь, то кататься на коньках, уверена, — сущие пустяки.
— И я не сомневаюсь, что у тебя отлично получится, — сказал Джером и повел ее к дощатому бараку у катка. На льду не было ни одного белого. Да что там — ни единого белого даже поблизости отсюда было не видать.
Джером привез Глорию в Саут-Сайд[121]. А куда, собственно, было им идти — на светский чайный прием в «Блэкстоуне»[122]? Совершенно невозможно было показаться с ним в любом месте, где преобладали белые. Находиться рядом с Джеромом в «Зеленой мельнице» — это одно: он музыкант, она певица (по крайней мере собиралась ею стать). Но показаться с ним на публике — совсем другое, тем более держаться за руки, обниматься, целоваться… Такого просто не могло быть. Чернокожий парень и белая девушка привлекли бы к себе слишком пристальное внимание, и отнюдь не доброжелательное.
Мимо со смехом и шутками носились парни и девушки, и каждый непременно бросал взгляд на Глорию. Она ощущала на себе эти взгляды, не похожие на взгляды публики во время ее выступления.
Она посмотрела на Джерома. Испытывает ли он то же самое всякий день, появляясь в «белых» районах города? И как с этим быть, если хочешь смешаться с окружающими, но вместо этого так и бросаешься им в глаза?
Они присели на лавочку, Джером прикрепил ей коньки. Наверное, он ощутил ее беспокойство, потому что наклонился и прошептал:
