– Куколка в душевой. Только что отправилась. А как долго она намывает свои прелести, всем известно. Хотя они того стоят… Ну так что, займемся ампутацией без наркоза? Или сам отдашь?
– Буду кричать…
– Кричи, – разрешил Константин равнодушно. – Надрывайся. Вчера Стас Марата лупцевал, тот орал, словно его не били, а кастрировали. Так хоть бы кто нос из каюты высунул. Ты тут сидишь и не представляешь, что у нас творится.
И тут Игоря осенило. Сверток! Сверток, который Барби оставила в изоляторе. По размерам очень похож на переносную камеру – ту самую, которой велась съемка места преступления. Но что за интрига вокруг неё закручена?
– По-моему, Барби – не совсем то, чем хочет казаться… – озвучил Игорь свою догадку. – Вернее, совсем не то. Она…
Орлов хохотнул издевательски:
– Хе-хе-хе… Она, наверное, галактическая шпионка с Бетельгейзе? В левой груди рация, в правой взрывчатка?
Затем резко посерьезнел:
– Всё, время для раздумий вышло. У тебя три секунды на ответ.
Три секунды – огромный срок. Невообразимо большой, особенно если это три последние секунды твоей жизни, и ты про это знаешь. Можно успеть очень многое. Правда, мысленно, – стометровку, как ни старайся, не пробежишь, и даже неполную разборку автомата Никонова не произведешь. Но мозг работает со скоростью, непредставимой в менее критических ситуациях…
– Ра-а-а-з!
Пистолетик поднялся в вытянутой руке, уставился крохотным черным зрачком в лицо Игоря, и уже не казался игрушечным – что за ерунда, вполне смертоносная машинка, просто не металлическая – пластик да керамика, есть такие, и стоят, по слухам, баснословно дорого, не каждому террористу по карману; попробовать дотянуться, выбить? – глупо, Орлов готов именно к этому, а все познания Игоря – трюки, что он видел в стереобоевичках, эффектные, но едва ли применимые в жизни… Так что же, стоять и ждать, когда прилетит керамическая пуля?..
– Два-а-а-а…
Он ведь выстрелит, непременно выстрелит, не блефует – лицо стало другим, отстраненным, ему, наверное, все-таки не часто приходилось убивать людей вот так, спокойно глядя им в глаза; интересно, разговаривал он с Настей, держа ее под прицелом? Или сразу нажал на спуск? Настя… А ведь что-то тут не сходится, ведь на самом…
Губы Орлова шевельнулись, чтобы произнести слово «Три!», Игорь понял, что паузы не будет, что выстрел грянет сразу, что Константин уже настроился на убийство…
– Там! В изоляторе! – быстро выкрикнул он. – Под койкой!
«Только не стреляй, ведь надо же проверить, ведь я мог и соврать… Ну опусти же пистолет, и забирай свою ненаглядную камеру, посмотри, как я раздавлен, как дрожат у меня губы, – какого подвоха можно ждать от такого слизняка?» – мысленно твердил Игорь, почему-то уверенный, что его заклинание подействует, что именно так Орлов и поступит. Твердил – и осторожно, бочком, приближался к диатермокоагулятору. Штучка компактная, но массивная, и, как убедился сегодня Игорь, ничем, кроме ножек-присосок, не крепится к подставке.
Константин не выстрелил. Но и не полез под койку. Дернул стволом в сторону изолятора:
– Доставай!
Игорь двинулся туда медленно-медленно. Отсрочка получена, но как ее использовать – непонятно. Про койку он сболтнул сгоряча, первое, что пришло в голову. Хотя, не исключено, камера там – не так много мест в крохотном изоляторе, где можно ее спрятать.
Он вплыл внутрь, лихорадочно пытаясь просчитать хоть какой-то план действий. Запереться – ничего иного в голову не приходило. Но Орлов тоже понимал, в чем единственный шанс Игоря, – и держался настороже. Двигался сзади, сохраняя дистанцию, а потом завис у входа в изолятор, опершись о люк, открывался тот наружу…
Сверток действительно парил там, над самым полом, возле решетчатого отверстия пылесборника. Игорь дотянулся до него кончиками пальцев, потянул к себе – чувствуя, что тянет собственную смерть.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал Константин, – а то: что за камера, какая камера…
«Сейчас выстрелит, – понял Игорь, – резонов медлить у него нет». И все-таки он выдвигался из-под койки с микроскопической надеждой: вдруг пронесет? Вдруг у Орлова есть еще какие-то планы в отношении Игоря?
Раздался звук, значения которого он не понял, да и не вдумывался… А затем грохнул выстрел.
Подмосковье, элитный пригородный коттедж, 17 июня 2028 года
Человек, чье имя было написано неровными буквами на смятом пакете из-под рыбьего корма, проснулся поздно, он всегда просыпался так, – когда у многих встающих по будильнику граждан рабочий день уже близился к концу.
Проснулся, и потянулся сладко-сладко, и повалялся несколько минут в блаженной истоме, окончательно переходя из мира грёз в суровую реальность. Впрочем, его личная, персональная реальность была не такая уж и суровая – человек любил и умел жить в комфорте.
Потом он вспомнил, что день сегодня непростой, особый, – и резко сел на кровати. Да уж, всем дням день, давненько не взрывались такие бомбы в виртуальном медийном пространстве…
Человек с сожалением посмотрел на существо, делившее с ним роскошное, прямо-таки королевское ложе. Существо свернулось калачиком, разметав по подушке шелковистые локоны и выставив из-под одеяла соблазнительную упругую попку. Человек вздохнул, утреннего продолжения ночных игр не получится, времени слишком мало (естественно, ночь и утро в его разумении несколько отличались от общепринятых).
Ладно, малыш, поспи, заслужил… Умненький мальчик, хорошо понимает, что только на амбразуру бросаются грудью, но если хочешь стать ТВ-звездой, вперед стоит выставлять другую часть тела. Спи, звездёныш…
Человек поднялся, накинул халат, босиком пошлепал в ванную, пол с электроподогревом щекотал ступни приятным теплом.
Звали человека Георгием Ниязовичем Измайловым, но иногда он не чинясь – лишь для высших и равных – откликался и на Жоржа. А в еще более узком, интимном кругу был известен как Жожо.
Свет в ванной зажегся автоматически, и сама собой включалась музыка – заунывная вариация на тему эллингтоновского «Каравана», отчего-то именно под нее Жоржик любил подолгу разглядывать в зеркале свое лицо, прежде чем приступить к «утренним» процедурам…
Сегодня процесс не затянулся. Сегодня Жоржик увидел в зеркале то, что никак не должен был увидеть. Нет, не вулканический прыщ, внезапно выскочивший на лбу, – фигуру в камуфляже и капюшоне с прорезями, стоявшую в дверях ванной.
Камуфляжник – громадного роста, широченный в плечах – чуть склонил голову набок, и, казалось, наслаждался ретро-музыкой. Затем шагнул вперед, и за спиной его обнаружились еще двое, одетых схожим образом.
Жоржик не испугался. Когда в жизни достигаешь такого уровня, как он, опасаться приходится многих вещей, но незнакомцы в мимикрирующей униформе в их число не входят. Прошли времена Большой Зачистки, и маски-шоу ныне не в моде.
Он открыл рот, чтобы сказать всё, что думает о незваных гостях, врывающихся в дом лишь на том основании, что он вернулся вчера с работы сильно уставший (на самом-то деле – изрядно подшофе), и не смог с трех попыток угодить «шевроле-принцем» в ворота подземного гаража, и оставил его на улице, ну, может быть, слегка перекрыв проезжую часть, не повод же…
Ничего сказать Жорж не успел. Из раскрывшегося рта вырвался лишь сдавленный, шипящий звук, а лучший шоумен года по версии «Глобал-ТВ» и член совета директоров КРТ согнулся пополам, вцепившись двумя руками в промежность. Упасть ему не дали, придержали за плечи.
– Сейчас расскажешь о своей работе на Ти-Ви-Кей, – рокотал где-то над ним густой бас, спокойный, даже равнодушный. – С подробностями, с датами, цифрами, фамилиями. Будешь молчать или врать – отрежу яйца и скормлю. Без шуток, не ты первый.
Жоржик помотал головой, давая понять, что на такие понты его не взять, что без адвоката он и слова не вымолвит.
Сейчас он уверился, что эти громилы – «эсэсовцы», люди Моргулиса, что-то пошло не так и проклятый выскочка сорвался с цепи, либо кто-то из его подчиненных решил выслужиться, действуя через голову шефа… Всё плохо, но самого страшного опасаться не стоит, и Моргулис, и его гориллы в системе, и понимают правила игры…
Он почувствовал, как его разворачивают, как задирают голову вверх, ухватив за волосы. Потом увидел быстро приближающийся край раковины – розовенький, гламурненький.
Хрясь! – слишком больно не было, по крайней мере на фоне той страшной боли, что продолжала терзать мошонку. Сводила с ума не боль, а дикая кошмарность ситуации: Жоржик смотрел на красные пятна, запятнавшие розовый фаянс, на белеющие меж них осколочки, – и не мог поверить, что это его кровь. И его зубы.
Внеземелье, ДОС «Немезида-17», 16 июня 2028 года
Выстрел прозвучал на удивление слабый – детские петарды и то громче взрываются в замкнутых помещениях. Еще удивительней, что боли Игорь не почувствовал, вообще ничего не почувствовал… Орлов промахнулся? С полутора-то метров?
