Гостиная представляла собой жалкое зрелище. Полчаса назад, им удалось отбить штурм дружины Вяземских, которые решили воспользоваться неразберихой и свести старые счеты. Семья Святогоровых потеряла двух бойцов. Остальное — тлен. Стекла можно вставить. Забор восстановят. Матвей и еще несколько человек уже хоронят трупы нападавших на заднем дворе. В общей яме с теми, кто пытался прийти в этот дом с мечом. Кровь замоют, а сыскари из охранки спишут смерть дружинников семьи Святогоровых на несчастный случай и естественные причины.
Девушка поморщилась и потерла ключицу, где расплывался синяк, оставленный ледяным копьем. Броня выдержала, но энергию удара не погасила. Хорошо хоть, что кость не сломана. И вроде даже не треснула. Покосилась на бокал, но качнула головой. Взяла бутылку и сделала большой глоток прямо из горлышка. Зубы пару раз стукнулись о стекло.
В городе, да и во всей стране многое изменилось. Изменилась и сама Святогорова, которой пришлось встать возглавить семью во время Гражданской войны. Пройти через ад, когда все семьи враждовали друг с другом. А вчерашние союзники сегодня становились заклятыми врагами, которые вгрызались друг другу в глотки.
Она сумела принять участие в двух войнах, договариваться с десятками других семей, которые точили зуб на место Святогоровых И ей удалось сохранить дом, и даже приумножить состояние. В отличие от пятнадцати семей, которые перестали существовать.
Зазвонил лежавший на столе телефон. Она покосилась на экран:
— Надеюсь, хоть эта новость будет хорошей, — пробормотала Анастасия и взяла трубку. Провела пальцем по экрану, принимая вызов:
— Дело сделано, княжна, — послышался в трубке глухой, искаженный войс модом голос. — Семьи Вяземских больше нет. Младшая дочь скоро будет доставлена в особняк.
— Никого не осталось? — уточнила Анастасия.
— Мы знаем свое дело, княгиня, — произнес незнакомец. — Бесследно пропали даже троюродные племянники.
— Отлично, — сухо ответила Святогорова и нажала кнопку отбоя. И довольно улыбнулась. Особняк Крестовских покрылся слоем пепла. Как и Вяземских, которые были вычеркнуты из списков аристо. За неимением людей, которые носили эту фамилию. Конкурентов на кресло в Государевом Совете больше нет.
Анастасия сделала очередной большой глоток вина и откинулась на спинку кресла. Затем подобрала под себя ноги. Прикрыла глаза, вспомнив, как они встретились с братом. Момент, когда тот лечил ее у лестницы. И в его глазах вспыхнули искры вкусной настоящей белой силы. Редкой и ценной. Принадлежащей их общей семье. Ее семье. А еще она поняла, что скучает по братцу. И его Силе.
На щеках девушки проступил румянец, а на губах заиграла довольная улыбка…
Сцена после титров 2
Соловецкий острог недаром носил название “Остров пропащих”. Потому что за всю историю тюрьмы, отсюда не удалось убежать никому. Привилегированная тюрьма для аристократов и бастардов, которым не повезло откупиться, расположилась на острове. А за высокими стенами билась о причал студеная вода, которой не было конца и края. Голодные чайки устроились на высоких стенах и зорко высматривали на свинцовой глади рыбу. Время от времени они срывались вниз и хватали добычу острыми костями, чтобы устроить с товарками очередную кровавую свару.
Корпуса были переполнены. В остроге находилось в три раза больше людей, чем заведение могло вместить в себя по документам. И многие были здесь на пересылке. Их доставили сюда из крепости Петра и Павла за последнюю неделю. Некоторых даже разместили в коридорах и узкий переходах в низких клетках, по которым пробегали искры.
Но даже в такие нелегкие времена, в блоке усиленного режима сидельцы располагались по одному. И дело было не в вип-статусе каторжан. А в том, что эти люди были опасны для окружающих. Каждый из них обладал особенным жутким талантом.
В одной из таких камер сидел прикованный к деревянному стулу человек. Выкрашенные в зеленый свет стены смыкались наверху в низкий потолок, зарешеченное окошко пропускало скудный свет. В углу чернела раковина, в которую падали ржавые капли воды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тело узника обвивали толстые цепи кандалов. Во рту удобно расположился надежный кляп. Рядом со стулом из стены выходила пластиковая трубка, по которой через воткнутую в руку иглу поступали питательные вещества, заменяющие каторжанину еду. Заключенный словно спал, погруженный в криокамеру. Глубоким сном без сновидений. И вдруг… что — то неуловимо изменилось.
Стены тюрьмы словно содрогнулись. Но человек не слышал ни звуков боя, ни криков умирающих каторжан и конвоиров. Его уха не коснулись визги несчастных. Только крохотный паучок испуганно спрятался в трещину в бетонном полу.
Лампы моргнули. Точь — в - точь как в фильмах ужасов, когда герой шагает по коридору старого пыльного особняка, и вот — вот лицом к лицу встретится с древним злом. Но здесь то такого происходить не должно. А потом… потом, свет погас. Затемнился и глазок камеры, который до сего момента непрерывно наблюдал за каторжником.
Щёлкнул, открываясь, дверной замок. Раздался протяжный скрип плохо смазанных петель. Тяжелая створка распахнулась и в комнату ворвался тяжелый железистый аромат крови. Высокий худой человек в черном плаще перешагнул порог. Он шел с трудом, словно бы мышцы плохо ее слушались. За ним шла юная девушка в куртке курсантов-бесоборцев.
— Подъем!
Веселый голос, эхом разнесся по пустой бетонной клетке, воскрешая сидевшего в кресле человека. Он поднял голову. Проморгался, с удивлением вглядываясь в фигуру.
Мужчина кивнул девушке и та послушно подошла к сидевшему на стуле человеку. Вынула из кармана ключ. С лязгом на бетонный полу упали кандалы. А мужчина пружинисто вскочил, разминая затекшие запястья. Вынул изо рта кляп. И ощерился, продемонстрировав два ряда тусклых железных зубов.
— А, Кащей, — протянул заключенный с довольной усмешкой. — Я думал, ты сдох.
— Жив, как видишь. Смотрю, ты с обновкой.
Он указал на рот каторжанина, и улыбка мигом пропала. А на лице проступила злость. Первобытная ярость, которая клубилась в нем как набирающее обороты торнадо. И Кащей знал: скоро это начнет засасывать все окружающее в круговорот старого доброго ультранасилия. И при одной только мысли об этом, он недобро ухмыльнулся.
— Подарочек на память от родичей Муромца и Святогора, — зло ответил каторжанин, потерев кривоватые искусственные зубы. — Ну сочтемся, если подвернется шанс.
Кащей зло усмехнулся. Подошел к старому знакомому, и хлопнул его по плечу:
— Он уже подвернулся. Идем. Навыки-то не растерял?
Каторжанин недобро прищурился. Приложил к губам указательные пальцы. Чернова едва успела надеть защитные наушники, спрятанные в кармане, как протяжный свист разлетелся по камере. Толстые стены из укрепленных блоков пошли трещинами и разлетелись, открывая вид на черную воду.
И мир содрогнулся…
