— Нужно сообщить настоятельнице, — произнес Микулин, едва мы перемахнули через преграду.
— Сообщить что? — послышался за нашими спинами сухой голос, заставивший меня вздрогнуть и обернуться.
В двух шагах позади нас стояла Марья. Живая и невредимая. Она скрестила руки на груди, и пристально смотрела на нас.
— Что вы хотели сообщить? — повторила она с нажимом.
Микулин вышел вперед:
— Марья Моревна, — начал он. — Мы хотели сообщить, что Лихо разбудила Чернова.
Настоятельница склонила голову:
— Вот как? Надеюсь, у вас есть доказательства, князь Микулин?
— У меня есть. Я разговаривал с Баюном.
Я старался говорить так, чтобы мой голос звучал твердо. Но получалось у меня не особенно убедительно. И голос дрожал, грозясь вот-вот сорваться на писк.
Марья удивленно подняла брови:
— С Баюном? — переспросила настоятельница. — Простите за прямоту, князь, но мне слабо в это верится. Баюн отказался разговаривать даже с наставниками. С чего бы ему рассказывать все кадету?
— Он сказал, что так было предначертано. И должен был поговорить со мной.
Марья нахмурилась, но не ответила. Вместо этого она ловко перевела тему:
— То есть, вы признаете, что выбрались одни за территорию кампуса? Ночью?
Мы были вынуждены кивнуть.
— И понимаете, что грубо нарушили правила? — продолжала настоятельница. — И могли погибнуть?
— У меня было видение, — вступила в беседу Алешина. — У князя Святогорова тоже. Мы должны были поговорить с котом.
— Чернова вызволила из плена своего предка, — перебил ее я. — Кащея. Он на свободе. И может быть уже где угодно!!!
— Кащея нет на территории Лихолесья, — холодно процедила Марья. — Его темница надежно спрятана вдали отсюда. И где она не знает даже глава Синода. Сдается мне, вы просто хотите оболгать Василису.
— Но зачем нам это? — удивился я.
— Идемте за мной, — холодно бросила Марья.
Она развернулась и направилась к корпусу. Мы переглянулись и последовали за ней.
— Теперь точно отчислят, — пробормотал Микулин. — Ох и влетит же мне дома.
В голосе Василия слышалось плохо скрытое разочарование. Еще бы. Его отец наверняка прочил сыну большую карьеру. А княжич вылетит с первого курса. И покроет позором род.
— А ведут нас куда? — уточнила Муромцева. В отличии от Микулина, она была спокойна.
— В комнаты, — не оборачиваясь, ответила Марья. — Завтра состоится преподавательский совет.
— Судилище? — вырвалось у меня.
Настоятельница не ответила. Вошла в общежитие и проводила каждого до комнаты.
Меня она отправила в комнату последним.
— До завтра, мастер Святогоров, — сухо попрощалась Марья и дверь за ней закрылась.
Я вздохнул и сел на край кровати. Ну вот и все. Карьера бесоборца закончилась, так и не начавшись. Завтра я вернусь домой, и любимая сестра еще долго будет злорадно припоминать мне, что я опозорил семью.
Я зевнул и лег на кровати. И едва веки сомкнулись, как я провалился в тяжелый сон без сновидений.
Глава 24. Судилище
Предыдущий день, вечер и большая часть ночи выдались такими утомительными, что разбудить меня смог только колокол. Я зевнул, потянулся. Сел на кровати. Потер ладонями лицо, прогоняя остатки сна. Но помогало это слабо. И покинуть кровать мне удалось с великим трудом.
Кое-как я поставил чайник и добрался до ванной. Из крана полилась холодная вода, только она смогла привести меня в чувство.
Сегодня я не торопился. Голова была тяжелой и тело словно налилось свинцом. Я неспешно оделся, подошел к окну с кружкой и принялся пить чай. Садовник торопливо убирал с площадки скошенную траву, возле пищеблока собрались сотрудники и одна из поварих размахивала руками. Думаю, что наш визит не остался незамеченным, как и исчезновение мяса с хранилища.
Перед выходом я осмотрел себя в узкое зеркало в двери шкафа и убедился, что выгляжу достойно. Думаю, дворецкий семьи Святогоровых был бы доволен моим видом. Хотя вряд ли Матвея обрадует новость о том, что меня отчислили. Зато сестра будет рада. Я даже представил ее довольный вид и поморщился. ЗАмотал головой, отгоняя морок. И шагнул к двери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда я вышел в коридор, на втором этаже уже не было ни души. Только где-то на лестнице слышались голоса кадетов, которые опаздывали на построение.
Оказался в холле, когда кадеты уже стояли в ряд. Заметив меня, Марья недовольно поджала губы и молча указала на строй. Я прошел к своему месту. Краем глаза отметив, что Чернова с невозмутимым видом стоит в ряду. Заметив мой взгляд, она криво усмехнулась. Всего на долю секунды я увидел мрачное торжество в ее глазах. А затем, на милом личике застыла маска бесстрастия.
Всю перекличку я ждал, что Марья прикажет нам выйти из строя. При всех кадетах зачитает обвинение и отправит на совет. Но настоятельница вела себя так, будто вчера ничего из ряда вон выходящего не произошло. И лишь когда кадеты направились в столовую, Марья остановила нас, жестом приказав остаться в холле.
Мы переглянулись. И Микулин зябко поежился. На секунду мне показалось, что княжич боится.
— Идемте за мной, — холодно отчеканила Марья, когда все кадеты покинули холл. И мы поплелись за ней.
Совет должен был проходить в здании рядом с библиотекой. В приемной была установлена статуя из белого мрамора. Девушка в сарафане с поднятыми к небу руками. Она смотрела в потолок, словно пытаясь рассмотреть небо через толстые перекрытия. Голову девушки украшал венок из полевых цветов. Лицо было преисполнено света и спокойной красоты.
— Веста, — шепнул мне Микулин. — Покровительница весны и мудрости.
Я невольно подумал, что большую часть жизни ничего не знал о существовании нечисти и борцов с нею. И ведь остальная Империя живет спокойно, не подозревая о сумеречном мире, который совсем близко — только руку протяни. Хотя, наверно за нее тебя и укусит голодный упырь.
Марья провела нас по длинному темному коридору к высоким двустворчатым дверям зала. Открыла перед нами створки и торжественно произнесла.
— Прошу, кадеты.
Мы оказались в просторном зале… У стены стоял длинный стол, за которым собрались двое. Напротив стола располагалась узкая не самая удобная скамья. За столом сидел несколько бледный Сокол, который о чем-то переговаривался с женщиной средних лет. Та была невыразительной, среднего роста, полноватая, с небольшим узлом серых волос на затылке. На незнакомке был дорожный костюм грязноватого розового цвета, который оттенял неуместный белый кружевной воротник. На руках были сетчатые перчатки, поверх которых сверкали тяжелые перстни.
Но едва за нами захлопнулись входные двери, как в зале наступила тишина. И “судьи” уставились на нас. Я смог рассмотреть лицо женщины и с трудом сумел не поморщиться. Официально в империи не были в чести пластические операции. Но на практике их делали и довольно часто. Просто не признавали этот факт. А судя по украшениям незнакомка была вполне обеспеченной. Да и перстень с гербом семьи есть. Однако что-то помешало ей исправить широкую переносицу, которая делала ее похожей на лягушку. Красоты не добавлял широкий рот, обведенный ядовито-лиловой помадой. Глаза прятались за очками в толстой роговой оправе леопардовой расцветки. Однако тонкие выщипанные брови выступали высоко над ними, норовя заползти еще выше на лоб.
— Наталья Долгорукая, — едва слышно шепнула мне Алешина. — Директор нашего факультета.
— Но…
— Она редко появляется на территории. В основном проводит время в городе. Все дела от ее миени ведет Марья.
Я только кивнул и продолжил осматриваться.
Справа от стола стояла горгулья. Она протягивала в нашу сторону сложенные лодочкой ладони, в которых горел белый огонь.
— Детектор лжи, — пояснила Алешина. — Если человек лжет, цвет огня меняется.
— Позеры, — едва слышно фыркнула Виктория.
Поначалу я думал, что ей меньше всех нужна эта учеба. А потом в голову пришла мысль, что княгине жизненно необходимо стать своей в среде аристократов. Тяжело быть бастардом, унаследовавшим титул. Мне ли не знать? Муромцева казалась непривычно напряженной и стискивала носовой платок, который позабыла положить в карман.
