– Добрый день, Ева. Прошло…
– Выпусти меня! – выкрикнула она. Как дикая кошка она подскочила и подбежала к Мортису. Он ухмыльнулся и, сделав шаг внутрь комнаты, закрыл за собой дверь.
– Я смотрю, ты обжилась. Он многозначительно посмотрел на платье, что лично выбирал для нее.
Ева в отвращении прикрыла вырез платья.
– Что ты хочешь от меня?
– Я хочу, чтобы ты стала матерью моим детям.
Изумление, недоверие переполнили ее и почти сразу же сменились осознанием, что ее ждет. Ужас пронзил лицо гримасой полной омерзения.
– Ты псих!
Гнусная улыбка пронзила лицо Мортиса. Он сделал шаг к Еве.
– Ты еще не знаешь насколько.
Ева отпрянула. Ноги зацепились за ковер, и она рухнула на пол. Волосы, взметнувшись, разметались по плечам. Она вкинула голову.
Холодный, высокомерный, он стоял и бесстрастно оглядывал ее оголившиеся бедра.
Ужас от осознания, что Мортис хотел от нее, питоном обвил ноги и поднялся выше. Она задрожала.
Мортис присел.
– Я никогда не соглашусь на это, – обрела голос Ева.
– Я не хочу причинять тебе вред, – тихо произнес он.
– Никогда. Слышишь!
– Ты все надеешься, что тебя найдет твой… Дмитрий Аскендит? – Мортис скривился и резко встал. – Так послушай же: если будешь хорошей девочкой, то он не пострадает.
– Нет… Дима найдет меня.
Мортис оскалился как волк и зарычал:
– Тебе придется привыкнуть и принять меня, иначе ты пожалеешь.
Запястье вспыхнуло такой болью, словно кто-то невидимый и невероятно сильный вырвал кисть, разорвав плоть, кости, хрящи. Мысли разом выбились из головы.
Вмиг все прошло. Глаза смогли сфокусироваться на целой руке. Ева вскинула глаза на Мортиса.
Это было предупреждение. Всего миг. Удар. Пощечина. Вот она какая, сила Владыки смерти.
– Я тебя предупредил.
***
Дверь открылась. Свет с коридора прорезал золотом темноту комнаты и осветил разметавшиеся кудри на подушке.
Ева крепко спала, обняв подушку.
Мех на дубленке припорошился снегом, что таял от жара дома. Расстегнувшись, Мортис тихо прошел к кровати Евы и положил перед ней деревянную коробочку.
Он замер и, не удержавшись, убрал с ее лица несколько прядей.
Рука пронзилась зарядом. Мортис вздрогнул – перед глазами возникла картинка: горячий язык Дмитрия Аскендита вторгается в рот Евы. Томный вздох. Она выгибается и стонет от сладости его губ.
– Дима… Дима…
Морис отпрянул, словно обжегся. Ярость вспыхнула в его глазах. Ева вздрогнула и, распахнув глаза, закричала. Тело пронзила судорога.
– Не смей думать о нем, – прошипел Мортис. Лицо Евы обдало горячим дыханием. Она тяжело дышала и, широко распахнув глаза, смотрела на своего мучителя. – Ты только моя. Забудь Аскендита!
– Ненавижу, – прошептала она. – Я ненавижу тебя.
Мортис зло прищурился, и Ева забилась в конвульсиях.
– Твой Аскендит не ищет тебя. Перестань надеяться. Он думает, что ты мертва. Он давно забыл тебя.
– Ты врешь, – зашипела Ева.
– Забудь свою прошлую жизнь. Смирись.
– Никогда.
***
Горячая, на грани обжигающей, вода кусала кожу. Из крана водопадом вода наполняла глубокую чугунную ванную. Ева опустила ноги и немного привыкнув, опустилась на дно, так и не сняв короткую сорочку. Часть воды выплеснулась.
Она взяла с подоконника приготовленный стеклянный стакан. Опустив его на дно, она с силой стукнула по стенке ванны.
Звуки бьющей из крана воды заглушили стук от разбивания стакана.
Ева приподнялась и закрутила вентиль. Звуки обрубило и в ушах зазвенело от мертвой тишины, заполнившей комнату.
Она легла обратно. Тихий всплеск воды.
Один из осколков впился в мякоть бедра, но ей было все равно.
Солнце опускалось за верхушки вековых елей, которые так насточертели ей, что она улыбнулась тому, что скоро их не увидит.
Наслаждаясь контролю над собственной болью, она следила, как медленно осколок стекла входил в плоть. Эта боль была ничем по сравнению с болью, что причинял ей Мортис.
Алая кровь брызнула из-под острия, омывая руки до локтя и смешиваясь акварелью с прозрачной водой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Второй взмах, – и из второго запястья полилась жизнь алого цвета.
Ева откинулась и посмотрела поверх верхушек деревьев на розовое закатное небо.
Мысли ее полетели к Диме. Что он сейчас делал? Искал ли он еще ее или уже забыл?
“Дима…”
“Дима…”
Слезы размыли вид из окна и полились из-под замкнутых век. Ева никогда не молилась, но сейчас перед порогом смерти она зашептала:
“Я знаю, что не достойна места в Раю, но лучше в Аду, чем здесь… Прости меня, грешницу, и береги мною любимых людей. Мама, папа, брат… Дима…
***
Перед глазами все плыло. Свет ярким пятном резал глаза. Очертания приобретали четкость. Расплывчатое лицо мужчины загородило свет.
“Дима?”
Веки смежились и вновь открылись. Хмурое лицо Мортиса возникло перед глазами. Ева замерла и вдруг она поняла, что не смогла.
– Нет, – прохрипела она. – Нет… Нет.
Мортис, прищурился и, вскинув руку, нежно провел по ее лицу костяшками пальцев. Ева отвернулась.
– Не смей так больше делать, – тихо произнес он и, схватив ее за подбородок, повернул к себе.
– Нет, нет, – слезы брызнули из глаз.
Вторая рука Мортиса нырнула под одеяло и легла на живот Евы.
– С ребенком все хорошо.
Ева дернулась и оттолкнула его руку. Перевязанные запястья закровоточили и окрасили бинты.
– Я никогда не отпущу тебя, моя Ивви, – Мортис схватил ее за волосы на затылке и притянул лицо к себе. Лизнув щеку, он вцепился в ее губы. Ева дернулась и укусила его за губу.
– Да пошел ты!
Мортис отодвинулся. Прокусанная губа растянулась в улыбке. Кровь сочилась и собиралась на подбородке.
– Отдыхай. Завтра я накажу тебя, но сегодня отдохни.
Мортис встал, а Ева с ужасом увидела, что по всем углам ее золотой клетки устанавливали камеры.
– Ты никогда не станешь для меня как он.
Лицо Мортиса окаменело. Ева невольно закусила губу, но не смогла сдержать крик. Казалось, что все кости разом хрустнули и раздробились, а позвоночник вырвали из спины.
– Владыка, – Митчелл прокашлялся рядом. – Владыка!
Дикие глаза Мортиса повернулись к Митчеллу. Тот резко выдохнув, упал на колени.
– Она беременна…, ей надо отдыхать. Вы же не хотите потерять ребенка.
***
Ева склонилась над кроваткой, спиной к камерам. Маленький краснощекий младенец спал, закинув ручки кверху. Маленький комочек отчаянья сладко сопел маленьким носиком.
Слезы крупными каплями покатились из глаз Евы. Сердце разрывалось на части. Ребенок Мортиса, Владыки, как все его называли. Плод извращенной любви Мортиса к ней. Для его рождения Ева была похищена.
Что Мортис собирался делать с ребенком? Он станет таким же, как он? Монстром? Отчаянье захватило.
“Я не должна допустить этого!”
Ева взяла пушистое одеяло и, сложив его в несколько раз, замерла в нерешительности. Она посмотрела поверх приготовленного одеяла на блаженно спящего младенца. Малыш во сне причмокнул и улыбнулся.
Руки задрожали. Слезы брызнули из глаз. Ноги подкосились, она рухнула на месте и задохнулась плачем.
“Я не могу! Я не смогу! О, прости мой мальчик! Прости, Филипп! Я не смогла освободить тебя от твоей жуткой участи!”
***
Дни сменялись неделями, недели сменялись месяцами, а месяца – годами. Взгляд Евы бледнел. Безучастно она следила как снежинки, подхваченные ветром, танцуют танго.
Дверь открылась. Она не оборачивалась, так и продолжая смотреть на ненавистный вид невидящими глазами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она и так знала кто пришел.
Мортис обнял ее со спины и закутался обгорелой половиной лица в длинные волосы до середины спины.
– Меня долго не было? Ты скучала?
Ева обернулась и встретилась с его красными глазами. Полопавшиеся сосуды белков глаз приводили в ужас всех, кроме нее.
