По такому контракту церковь уплачивала родителям небольшую сумму денег, что-то около десяти флоринов, а в обмен на это родители обещали отдать во служение Всевышнему ребенка, мальчика, разумеется, когда тому стукнет четырнадцать. Обычно такие дети становились «служками» — прислуживали тем, у кого был духовный сан, оставались на посылках в семинариях или отправлялись в монастыри, где требовались дополнительные руки.
Не рабство, разумеется, церковь не любила это слово. Служение. К тому же, не пожизненное, была возможность освободиться — за особые заслуги.
Теоретически.
Точно сказать можно было одно: своим родителям маленький Кевин был не так уж и нужен, они спешили от него избавиться в обмен на несколько монет.
— Наш преподобный Саймон — вернее, тогда еще он носил имя Кевин, — рассказывал Рейвен, — отличился в Уиллоубруке, куда его отправили служить после семинарии. Еще бы, самое собачье место, где в тот момент уже стаями шастали умертвия. Но проповедник спас целую семью, отвлек на себя внимание. Чуть не умер, НекроС успели вовремя. — Он помолчал. — Семья, которую спас Кевин Смолл, оказалась непростой и носила фамилию Пемброк — одна из младших ветвей рода. Тем не менее, Гарри Пемброк оказался очень благодарным человеком, написал кому надо — и спустя несколько месяцев Кевин, до этого заложник церкви, получил вольную. Естественно, церковь его просто так не отпустила — хотя, вероятно, он сам не захотел бы уходить, — и отправила в Энфорд. Так Кевин получил приход и взял себе имя преподбный Саймон.
Вот как. Выходит, проповедник сделал блестящую карьеру, если это можно так назвать. Что ж, нет ничего удивительного в том, как он боялся созданий Тьмы, если один раз чуть не погиб от рук умертвия. Я была на его месте, когда похоронила родителей, и потому знала, каково это.
Забавно, что именно в родной город вернулся проповедник.
— И в Энфорде его никто не узнал? — спросила я. — Как такое возможно?
Рейвен дернул головой.
— Его семью не очень-то любили. Они жили на отшибе, отец работал трубочистом, а потом ему стало не до работы… как и матери. Судя по сбивчивому рассказу проповедника, он заменял отца лет с восьми, чтобы заработать денег. Сама понимаешь, его чистое лицо видели, я думаю, нечасто. К тому же… десять лет прошло. За десять лет и его успели забыть, и он изменился.
Я задумчиво кивнула, посильнее закуталась в пальто Рейвена. От камина шло ровное тепло, я пригрелась и на мгновение зажмурилась от удовольствия.
Так приятно было больше не мерзнуть!
— И что же? — поторопила я Рейвена, моргая и рывком возвращаясь к теме беседы. — Проповедник вернулся в Энфорд и… решил попросить Тьму… о чем, кстати? Чего ему не хватало?
Рейвен, который стал серьезным, пока рассказывал о прошлом проповедника, вдруг улыбнулся.
— Ты не поверишь, Лиз.
— Во что?
Выдержав паузу, Рейвен уронил:
— Ничего.
Я нахмурилась.
— Что — ничего?
Рейвен ухмыльнулся шире и, наклонившись, кочергой пошевелил поленья в камине.
— Проповедник не делал для того, чтобы призвать Тьму… ничего.
Он замолчал, ожидая моей реакции, глядя на меня хитро и с превосходством.
Я моргнула.
— Подожди. Он признался! И… он был в Клиффсайде, в Уиллоубруке, в Энфорде — во всех этих городах появлялись демоны! Он…
— Подумал о том же, о чем и мы, — довольно кивнул Рейвен. — Что дело — в нем самом. Что Всевышний наказывает его.
— За что? — выгнула я бровь.
— О, Лиз, ты догадалась! — подначил меня Рейвен, откинувшись на спинку кресла. — Ну же, это просто. Ладно, не смотри на меня так, я шучу. На самом деле, мне бы в голову это не пришло, если бы проповедник сам не рассказал.
— О чем?
— О том, — Рейвен торжественно замолчал, и мне захотелось его стукнуть, — что преподобный Саймон, давший обет целомудрия и с детства обещанный во служение Всевышнему, совершенно преступно, возмутительно и безнадежно всю жизнь…
— …Влюблен в мисс Браун, — продолжила я и недоверчиво уставилась на Рейвена. — Ты шутишь?
— Боюсь, что нет. Мальчишка Кевин Смолл, чумазый и тощий сын пьяницы-трубочиста, с ума сходил по кудрявой светловолосой дочке хозяина трактира, за которой бегали все мальчишки Энфорда. Свои чувства он никак не проявлял, разумеется, но они так и не погасли даже тогда, когда он отбыл из Энфорда после смерти родителей. А уж когда в сане преподобного Саймона вернулся сюда… вспыхнули с новой силой.
Я вспомнила растерянный взгляд преподобного, широко раскрытые голубые глаза, мягкие губы и растерянно-восхищенное «Мисс Браун!». Надо же.
Интересно, преподобный Саймон вообще знает, что его чувства взаимны? Ведь именно чтобы приворожить его, мисс Браун рискнула сунуться на кладбище уже… выходит, несколько недель назад.
— Допустим, — нахмурилась я. — Но Рейвен, причем здесь демоны? Ты ведь говорил, что их надо призвать, нужен ритуал, нужно намерение…
— А проповедник об этом не знал, — заявил Рейвен, подавшись ближе ко мне, как будто сообщая страшный секрет. — Побывав в Клиффсайде еще во время учебы в семинарии, Кевин Смолл, будущий преподобный Саймон, проповедник Энфорда, стал питать к Тьме отвращение и даже не совал нос в трактаты, где можно узнать подробнее о том, что она из себя представляет. Проповедник думал: демоны следуют за ним по пятам из-за его нечестивости и греховности — видишь ли, он должен думать лишь о Всевышнем, но упорно мечтал о мисс Браун.
— Что⁈
Стоп.
Преподобный Саймон считал себя виноватым в том, что в Клиффсайде, Уиллоубруке и в Энфорде появились демоны, потому что он… влюбился⁈
— Нет, я не пошутил, — ухмыльнулся Рейвен. — Предвосхищая твой вопрос — я не смог убедить его в том, насколько он не прав. Потому преподобный Саймон собирается сложить с себя сан. Едва не погибшая от когтей демона мисс Браун стала последней каплей, — Рейвен бросил взгляд за окно. — Я надеюсь, они разберутся наконец в том, что между ними происходит, этому трактиру однозначно не хватает мужской руки.
Он замолчал, я пыталась осмыслить все, что только что услышала.
— А кто тогда украл из библиотеки апокриф? — наконец спросила я.
— Джейми, вероятно, — пожал плечами Рейвен. — Он ничего не помнит, но я нашел в детской книгу. Уже вернул в библиотеку, хотя… пожалуй, не лучшая идея, чтобы такие книги хранились там, где любой может их увидеть.
Рейвен замолчал, между бровями у него появилась складка.
— Как ты… Я…
— Что? — он поднял брови.
— Я живая, Рейвен, — шепотом произнесла я. Говорить такое вслух было страшно. — Я… у меня сердце бьется… — На всякий случай я приложила руку к груди. — Бьется!
Рейвен посмотрел на меня исподлобья, его глаза потемнели.
Глава 31
В это время дверь открылась, и в комнату вошла мисс Браун. Румяная, счастливая и опирающаяся на трость. Свободной рукой она прижимала к себе нагруженный едой поднос.
— Леди Фортескью, обед! Только-только с пылу с жару, и какао! И вода уже нагрелась.
Я досадливо поморщилась.
— Оставлю тебя пока, Лиз, — Рейвен встал.
— Нет! — вспыхнула я. — Сначала ты мне все расскажешь!
Он поднял брови.
— Ты так думаешь? Помнится, кое-кто заставил меня изрядно попотеть, чтобы вытащить из нее правду, и то, если бы не один… призрак, которого я хочу воскресить и пару раз с удовольствием упокоить, — не факт, что я узнал бы, как все было на самом деле.
Вот ведь… Рейвен!
Я обернулась к растерянной мисс Браун.
— Я буду мыться позже. Нет, еду оставьте! И… так, а покажите-ка мне вашу лодыжку. Садитесь, — я кивнула на кровать. — Показывайте, где болит.
Вправить сустав, снять боль, согреть растянутые мышцы… Как же приятно было снова пользоваться привычной магией целителя! Щедрой, теплой, послушной!
Но… ох, придется постараться, чтобы объяснить в Энфорде мое чудесное воскрешение! Или вовсе ничего не говорить? Кто нас, умертвий, разберет? А что цвет глаз поменялся, я внезапно начала дышать и есть — так это тактическая хитрость. Ладно. Пока — сосредоточиться на лечении. И…
