— Почему я должен тебе верить после того, как ты предал все, что нас связывало целых пятнадцать лет? — с горечью спросил Тревер. — Конечно, ты бьешь по самому живому, зная, что я просто не могу не дать шанса тем, кто пострадал по твоей вине. Ты неплохо меня изучил. Да, я не чертов экспериментатор, и в жизни даже с крысой не стал бы проделывать тех вещей, которые подобные тебе вытворяют с людьми. Может, я и дурак, но меня так воспитали, и существо, наделенное душой, — нечто священное. Правильно, я тысячу раз убивал и буду убивать, если потребуется, потому что я боец и умею защищаться, когда иначе нельзя, но хладнокровно издеваться над кем‑то просто потому, что это нужно для неких «исследований», считаю мерзостью!
Сейчас он чувствовал, что Фрэнку в очередной раз удалось заставить его поколебаться, и от этого испытывал бессильную ярость. Рейнольдса не только нельзя отпускать из Олабара, но и просто на какое‑то время терять из виду, и в то же время поступить иначе — значит подписать смертный приговор людям, которым еще можно как‑то помочь. Вдруг Фрэнк действительно может создать быстродействующее противоядие? А он сам останется в Чаше, чтобы расправиться с теми «термитами», которые наверняка безнадежны.
— Как хочешь, — Фрэнк пожал плечами. — Я ввел тебя в курс дела и объяснил обстоятельства, так что теперь тебе решать. А ты произносишь красивые речи, от которых никакого проку. Что ж, естественно для идеалиста. Только имей в виду, выбор нужно сделать немедленно. Тогда мы сейчас отправимся в Центр, ты прикроешь меня, чтобы я мог добраться до посадочной площадки и воспользоваться турбопланом. А затем вернешься — с оружием. Кстати, имей в виду: первые две группы моих «образцов» состояли из сотрудников местного госпиталя, остальных можно найти в отеле. Если у тебя будет достаточно патронов, ты справишься с ними даже один. Не так уж их много.
— Сколько именно? Ты же должен знать точно! Сколько человек ты втянул в свои эксперименты, Фрэнк?
— Всего было пять групп, я тебе уже говорил. В первой — той, от которой ничего не осталось, двенадцать образцов, в трех последующих — по двадцать, и в последней, соответственно, двадцать восемь. То есть в общей сложности — сотня. Я использовал только тех, кто не собирался в ближайшее время покидать Олабар, а предполагал задержаться здесь минимум на несколько месяцев. Значит, на сегодня шанс спастись остается только у пятой контрольной группы, остальные обречены наверняка.
На одной чаше весов, понял Тревер, жизнь порядка трех десятков землян, меркурианцев, жителей Юпитера. Но Фрэнк лихорадочно пытается спасти вовсе не их. Плевать ему на эти жизни точно так же, как они и прежде были совершенно безразличны ему! Он лишь хочет, чтобы Тревер, купившись на эту ложь, отпустил его из Олабара, а там хоть трава не расти. Значит, никакого выбора у него на самом деле нет, и уничтожить придется всех.
— Да, — медленно произнес Тревер, — в одном ты прав — я‑то справлюсь. Меньше сотни — это не много. Бывало и похуже.
— Согласен со мной?
— Ничего подобного, парень. Ты останешься в Чаше, и если нам суждено сдохнуть, то мы это сделаем вместе. Я, конечно, идеалист, но не до такой степени, чтобы спокойно позволить тебе сбежать, чем бы ты это ни мотивировал.
Фрэнк резко дернулся, пытаясь вскочить.
— Сиди! — заорал Тревер. — Даже не думай сопротивляться. Тогда я тебя просто убью.
Что‑то было такое в его голосе и выражении глаз, заставившее Рейнольдса вполне поверить в реальность прозвучавшей угрозы. Когда Тревером овладевало такое неистовство, с ним предпочтительнее было не связываться даже человеку физически вдвое более сильному.
— Гелар, — позвал он слугу, — скажи своему господину, что мне срочно нужно перекинуться с ним парой слов.
Чеон не заставил себя дожидаться, явившись по его просьбе раньше чем через минуту.
— Долго объяснять, в чем проблема, — Тревер мрачно вздохнул, — но нужно сделать так, чтобы этот человек, — он указал на Фрэнка, — не покинул твой дом до моего возвращения. Он слишком опасен, и…
— Я не нуждаюсь в объяснениях, — ответил Чеон, — я все‑таки дайон, и имею некоторое представление о происходящем. Иди и делай то, что считаешь нужным, а его предоставь мне и будь спокоен — он никуда отсюда не денется.
Ну, в этом Тревер не сомневался. Кое — какие способности дайонов уже были ему знакомы.
А вот как быть с «термитами», он себе пока представлял слабо. Тревер знал только, что свои эксперименты Фрэнк производил исключительно над «чужаками», желая получить принципиально новый человеческий «вид». Но Чаша вовсе не являлась некоей закрытой зоной, и представители других рас посещали ее довольно часто. Кто‑то работал здесь постоянно, иные прилетали как обычные туристы. Если бы на руках у Тревера имелись списки тех, кто по несчастью оказался в составе «контрольных групп», ему было бы проще, но увы, такими данными он не располагал. Следовательно, мутантом мог оказаться любой не — дайон, даже не подозревающий об этом. Ладно хоть, за себя самого Тревер был спокоен. С ним Фрэнк просто не успел ничего сделать.
Для начала он явился в Центр, чтобы выбрать себе надежное оружие. Лазерный автоматический пистолет, рассчитанный на тысячу зарядов, его вполне устроил. Привычно засунув его за пояс, Тревер прошелся по всем этажам — Центр был пуст, если не считать убитых прошедшей ночью монстров. Тревер редко смотрел в лица мертвых врагов, но эти просто притягивали его взгляд, поражая тем, что в смерти к ним, точно к мифическим оборотням, возвратилось совершенно человеческое выражение недоумения, страха и боли, а их по — прежнему открытые, но уже помутневшие глаза словно следили за Тревером с немым вопросом. Сладковатый тошнотворный запах начавшегося разложения наполнял все вокруг, и Тревер поспешил покинуть это прибежище смерти, пробормотав напоследок:
— Простите, парни, я просто не мог иначе.
Его не оставляло навязчивое ощущение, что он здесь не один. Все двери, в том числе и ведущая в лабораторию, были распахнуты настежь, сейфы открыты, а их содержимое беспорядочно и бесцеремонно выброшено на пол. Под ногами повсюду хрустели тонкие осколки. Создавалось полное впечатление недавнего поспешного, но весьма целенаправленного обыска — кто‑то побывал в Центре до Тревера и, похоже, унес с собою то, за чем явился. Знать бы еще, что именно.
Покинув Центр, он направился в местный отель, единственный в Олабаре, на ходу продумывая приблизительный план дальнейших действий, но застал там весьма неприятную картину, наводящую на мысль о начинающейся панике. После выхода из строя электронных устройств, весь персонал, состоявший из дайонов, покинул отель, предоставив его постояльцев самим себе. Имелись новости и похуже. Оказывается, те из «чужаков», которые нынче утром и в течение дня пытались покинуть Олабар и Чашу, не были выпущены за ее пределы. Ближайший космопорт не функционировал, все рейсы были отменены якобы в связи с крайне неблагоприятной магнитной обстановкой, хотя такое объяснение звучало совершенно неубедительно. Какие‑то люди в форме представителей сборных экстремальных подразделений вели себя так, словно зона дельта — си объявлена эпидемически опасной, и за ее пределы не должен проникать никто вплоть до «особого распоряжения».
«Оперативно сработано, — подумал Тревер, — черт, значит, Фрэнки более чем прав, и с Земли уже успели поступить кое — какие сигналы. Ничего себе, прошло‑то меньше суток!» Слово «эпидемия», брошенное кем‑то, прозвучало как удар грома, вызвав новую вспышку паники среди собравшихся в нижнем холле отеля людей.
— Мы все заражены, — раздался истерический вопль, — и передохнем в этом проклятом Олабаре, как крысы! Нас умышленно отключили от всех других зон! Где представители местных властей?!
Немедленно возникший общий гул разительно напоминал нарастающий рев далекой лавины, только в данном случае это была лавина безумия, способная в считанные минуты смести остатки здравого смысла. Признаться, к подобной ситуации Тревер был не готов. Он постарался взять себя в руки.
— Спокойно, — по возможности громко произнес он, — все не совсем так, как вы себе представляете.
— А что ты себе представляешь? — Тревер почувствовал, как чья‑то рука вцепилась в его плечо, и, резко обернувшись, увидел толстого коротышку с багровым апоплексическим лицом и невероятно распухшим — похоже, недавно сломанным — носом. — А! Я знаю тебя! Врач из Австралии!
— Простите, — Тревер оторвал от себя его руку, — я вас впервые вижу.
— Впервые, как бы не так, это ты избил меня в кабаке, ублюдок! — продолжал орать толстяк, и Тревер подумал, что, хотя ничего подобного не делал, но с удовольствием бы именно так и поступил. — Еще и двух дней не прошло! Я‑то тебя отлично запомнил!..
