— Довольно, — крикнула Айцуко. — Джошуа, мы услышали и поняли тебя, остановись, хватит! Хватит же…
Пламя исчезло столь же внезапно, как возникло несколько показавшихся бесконечными мгновений назад. Джошуа сделал пару шагов и, покачнувшись, упал на землю. Тревер бросился к нему, даже через подошвы сапог ощущая жар на том месте, где только что стоял его двойник, и с ужасом предполагая увидеть, что…
Он перевернул его лицом вверх и приподнял голову Джоша, вглядываясь в его мгновенно осунувшееся лицо. Слава Богу, парень был жив.
— Держись, приятель, — попросил Тревер. — Пожалуйста, братишка, открой глаза… ты в порядке? Поговори со мной, малыш. Ну, давай же…
Джош мотнул головой, его веки дрогнули и открылись. Немыслимое физическое напряжение привело к тому, что на белках глаз лопнули несколько сосудов, и теперь у Джошуа был, признаться, несколько устрашающий вид. Кроме того, он, очевидно, повредил лицо при падении — испарина на его лбу смешалась с каплями крови, также выступившей и в уголках губ.
— Ничего, ничего, — пробормотал Тревер, — это все поправимо… Ты можешь встать? Я тебе помогу.
Тяжело опираясь на его руку, Джош выпрямился. Тревер крепко обхватил его за талию, и тот всей тяжестью повис на нем, закинув руку на плечо своего двойника. Айцуко, встав с другой стороны, постаралась поддержать его. Сам Джошуа пока едва ли смог бы устоять на ногах.
— Как ты? — спросил Тревер.
— Н — ничего, — Джош попробовал улыбнуться. — Если бы тут нашлось что‑нибудь поесть, это было бы действительно здорово… а про «термитов» теперь знает весь Олабар. Кажется, у меня получилось. Я… я очень этого хотел.
— Мы поняли, — кивнул Тревер. — Такого, кроме тебя, никто другой не сделал бы. Пойдем. Я постараюсь как‑нибудь устроить тебя, чтобы ты мог отдохнуть.
— Уже опять ночь? — вдруг с беспокойством спросил Джош. — Да, Тревер?.. Я ничего не вижу. Почему так темно, Айцуко?..
…Чеон всегда знал, что от чужаков ничего хорошего ожидать не приходится, не случайно с ними была связана самая серьезная и непоправимая трагедия его жизни. Будь на то его воля, он вообще не допустил бы их появления в Чаше. Но времена меняются к худшему, и Олабар давно не тот, каким был прежде…
Впрочем, он и сам уже не тот, потому и боги от него отвернулись и не говорят с ним. В какой‑то момент Чеон перестал слышать их и понимать их волю. Наверное, прав был его брат Хесвур, который утверждал, что сомнительная слава плохо сочетается с истинной мудростью, хотя признаваться в этом себе было очень неприятно. Братья всегда были слишком разными!
Поэтому один из них так и остался в далекой лесной деревне, а второй предпочел попытать счастья в столице Чаши…
И поначалу казалось, что удача на его стороне. Еще бы! Будучи совсем молодым, Чеон, талантливый и честолюбивый, сумел быстро прославиться. Его называли одним из величайших дайонских ясновидцев, он никогда не ошибался в своих предсказаниях, к тому же рано и удачно женился на женщине из одного знатного рода, которая была намного старше него самого, но отличалась необыкновенной красотой. Спустя год она родила ему дочь, но увы, заплатила жизнью за появление на свет Гарсуэлы. Дитя с раннего возраста проявляло исключительные способности, кое в чем даже превосходя своего отца, и Чеон очень ею гордился. Он так больше и не задумывался о новой семье, направив все усилия на совершенство в магии и добившись невероятного успеха и немалого богатства. Его имя уже при жизни стало легендой Олабара, и к Чеону не раз пытались обращаться не только дайоны, но и люди из других областей Меркурия. Впрочем, к последним он относился с большой осторожностью, стараясь их избегать.
Когда Гарсуэле исполнилось шестнадцать лет, она начала просить, чтобы отец отпустил ее в путешествие по Меркурию. Ей было тесно в Олабаре и в Чаше — точно так же, как самому Чеону в свое время в маленькой, затерянной среди лесов и даже не обозначенной ни на одной карте деревне, и он отлично понимал, что движет дочерью. Правда, у Чеона имелись весьма нехорошие предчувствия относительно ее будущего, и он старался удержать ее от рокового шага. Девушке это совсем не нравилось, она считала и даже называла его настоящим тираном. Почему же ей нельзя даже нос высунуть за пределы Чаши, а приходится довольствоваться лишь своими видениями? Сосредоточившись, она ярко и подробно описывала улицы, дома, людей из иных городов так, словно воочию наблюдала за ними…
Гарсуэла, помимо унаследованной от матери красоты, ума, а также телепатических данных, обладала еще и отцовским честолюбием, если не сказать больше — какой‑то невероятной гордостью, редко свойственной дайонам. Чеон надеялся удачно и, желательно, побыстрее выдать ее замуж, рассчитывая, что, занявшись семьей, дочь забудет свой бред и успокоится. Кстати, и жених имелся вполне подходящий — тот же Айдар, которым она постоянно восхищается и видит в нем пример для себя. Сам Айдар был совершенно очарован Гарсуэлой и искренне любил ее. Девушка вполне поддержала идею отца. Она охотно и даже как‑то подозрительно быстро согласилась связать свою судьбу с его другом, но поставила одно условие — отправиться в свадебное путешествие в Алькатван. И едва лишь был совершен обряд, Айдар повез свою юную супругу туда, куда она так сильно мечтала попасть. Он чувствовал себя на седьмом небе и даже не подозревал о близкой трагедии.
Из своего первого в жизни путешествия девушка так и не вернулась. Едва оказавшись в Алькатване, она попросту исчезла — как сквозь землю провалилась. Айдар едва не сошел с ума, повсюду разыскивая ее и не представляя себе, как станет смотреть в глаза Чеону, доверившему ему свою дочь. Он строил версии одна страшнее другой и много раз терял надежду вообще увидеть Гарсуэлу живой. Она, однако, и не думала умирать. Просто перспектива тихой семейной жизни — неважно с кем — не привлекала эту молодую женщину. Красавица дайонка наконец осуществила свой давно сложившийся дерзкий замысел и, не испытывая даже легких угрызений совести, сбежала от новоиспеченного супруга. Вскоре она завербовалась в разведывательный отдел одной крупной фирмы, где дайоны ценились на вес золота. Быстро овладев своим новым ремеслом, стала выполнять и заказы других подобных организаций, в том числе и военного ведомства, постоянно расширяя границы своей деятельности. У Гарсуэлы оказался настоящий талант по части промышленного шпионажа, она играючи обучалась все новым и новым необходимым навыкам, доводя свои природные способности до совершенства. Иногда она становилась двойным агентом, ради любопытства сталкивая между собою различные конкурирующие фирмы — это ее очень забавляло. Женская склонность к бесконечным интригам, почти нездоровая страсть к авантюрам и все та же гордость — вот что двигало ею.
О том, кем стала его дочь, Чеон узнал далеко не сразу, а лишь по прошествии нескольких лет, и обвинил во всем своего прежнего друга, как он выразился, «погубившего» Гарсуэлу. А тут еще слухи о том, что она связалась с неким влиятельным чужаком, одним из своих работодателей, тем самым поставив себя вне Закона Чаши. Отверженная… Правда, саму Гарсуэлу это обстоятельство, кажется, ничуть не смущало, а Чеон предпочитал держать язык за зубами, чтобы сохранить свою репутацию среди соплеменников. Его дочь больше никогда не появлялась в Олабаре и лишь изредка присылала отцу короткие весточки о себе, — что ж, по крайней мере, жива.
Но несколько лет назад оборвалась и эта связь. Чеон со всей неумолимой отчетливостью понял, что Гарсуэла погибла, хотя не имел представления о том, где и при каких обстоятельствах это произошло. Он вообще знал о ней слишком мало… да и саму эту странную женщину, наверное, никогда не понимал до конца. Ни один чужак не был столь далек от него, как собственная дочь, и Чеону оставалось лишь до конца своих дней жить с никогда не утихающей болью в душе. Со смертью Гарсуэлы оборвалась также и его внутренняя связь с богами. Тот, кого до сих пор почитали за великого мага, давно внутренне оглох и ослеп, но сил для того, чтобы вслух признать поражение и отойти от дел, у него не хватало. Что касается Айдара, Чеон почти не общался с ним с момента побега Гарсуэлы, хотя был немало наслышан о том, что тот вдруг тоже увлекся магией вместо сугубо научных изысканий и даже объявил себя кем‑то вроде жреца некоей новой секты, преследуемой властями. Несколько раз Айдар пытался поговорить с ним о каких‑то якобы очень важных собственных открытиях, касающихся судьбы всего племени дайонов, однако Чеон не принял его. Разве не Айдар разрушил его жизнь? Так чего же он еще хочет? Как смеет переступить порог дома, в который принес непоправимую беду и зло, соблазнив юную Гарсуэлу своими опасными, разрушительными россказнями о далеких чужих городах и планетах?..
Да, у Чеона имелось больше чем достаточно оснований для особенной, личной неприязни к чужакам. А сегодня к нему их явилось сразу трое, но это был не тот случай, когда маг чувствовал бы за собой право отказать им в гостеприимстве. Отчего‑то им овладело странное чувство тревоги, хотя он знал всех троих в лицо и с двумя не далее как день назад имел несчастье общаться лично. Но теперь все изменилось. Чеон пока не мог далее объяснить свои ощущения словами. Просто один из них, тот самый, который уже приходил к нему, вызывал у олабарского мага дрожь, похожую на ту, что охватывала его прежде в моменты озарения и контакта с незримыми дайонскими богами. Но ведь это был всего лишь человек с Земли, и даже не совсем «человек», а искусственно созданный организм! Да и его внешний вид мог внушать все что угодно — жалость, сочувствие, но никак не мистический страх.
