— Я буду с тобой все время, — пообещал он и встал, — никакого вреда тебе никто не причинит, пока я жив.
Она кивнула.
— Я знаю.
— Затем, леди, оденьтесь так, чтобы оказать честь гостям за обедом и поприветствуйте вашего кузена улыбкой хозяйки.
— Как угодно милорду, — это было озорное, деланое смирение, в нем не чувствовалось подлинной убежденности. Тем не менее он принял ее решение как подобало, поцеловал ее снова и оставил.
Эрин, ожидавшая за дверью, приложив ухо к замочной скважине, поспешила войти. Разочарованная тем, что так мало разобрала из разговора хозяев, она успокоилась, увидев, что ее госпожа вполне овладела собой и не проявляет признаков того, что испытала на себе гнев сеньора.
— Я хочу надеть платье из красной парчи, — сказала Магдален, открывая платяной шкаф и рассматривая его содержимое.
— А золотую цепочку, моя госпожа? — Эрин была охвачена подготовительными хлопотами, ведь великолепие одежды подчеркивало значение гостей.
— Да, и шелковый чепчик с золотой нитью.
— С сапфирами, — настояла Эрин.
— Да, с сапфирами, — согласилась Магдален.
Таким образом, когда Шарль д'Ориак вошел в переднюю большого зала, герольд объявил, что обед почтит своим присутствием хозяйка замка Бресс. Женщина, которая через минуту вошла к гостям, была только отдаленно похожа на ту бледную и слабую девушку во дворе постоялого двора в Кале или на такую же бледную, неприветливую леди, которая явно не захотела его приветствовать.
Густые каштановые волосы, ниспадавшие из-под белого шелкового чепца, были перехвачены золотой нитью. Платье из богато расцвеченной красной парчи подчеркивало стройные линии тела Магдален от шеи до бедер, где оно переходило в широкую юбку, приподнятую с одной стороны, чтобы можно было видеть красный шелк нижнего платья. Широкие рукава верхнего платья заканчивались на уровне локтей, подчеркивая пленительный изгиб ее предплечий, затянутых в узкие рукава нижнего платья. Она являла собой живое воплощение пурпурно-красных королевских цветов; тяжелое ожерелье из сапфиров облегало ее тонкую шею, цепь из золотой филиграни обвивала ее бедро, там, где платье прилегало к изгибу тела. Золотисто-красный шелк ниспадал до башмаков, их носки были сильно заострены. На руках Магдален, на ее длинных пальцах, сверкали аметисты и рубины величиной с ноготь.
У Шарля д'Ориака перехватило дыхание, когда он увидел Магдален. Это была женщина, способная низвергать мужчину в ад и вознести на небеса. Это была дочь Изольды.
Гай ощутил реакцию других мужчин, как мог бы почувствовать колебание струны у лютни. Он внимательно посмотрел на Шарля д'Ориака из-под прищуренных век и содрогнулся. Глаза Шарля хищно блестели: в них светилось вожделение дикого жеребца. Он облизнул свои тонкие губы, и Гаю показалось, что большой нос д'Ориака, выделяющийся на тонком остром лице, задергался, как будто тот вынюхал добычу. Гай почувствовал с неизъяснимой силой, что здесь кроется что-то гораздо большее, чем простая месть.
Магдален тоже заметила реакцию д'Ориака, и к горлу подступил комок. Однако она заставила себя остаться спокойной: улыбка играла на ее лице, она протянула руку.
— Надеюсь, милорд, вы нашли ваши аппартаменты удобными? — сказала она естественным голосом гостеприимной хозяйки, задающей обычный вопрос.
— Да, благодарю вас, кузина, — д'Ориак взял ее руку и поднес к губам, — вы очень любезны.
По каким-то причинам ее манеры стали неизмеримо лучше с момента прибытия, размышлял он, косясь на Гая и удивляясь, насколько серьезно тот относится к обязанностям наставника и советника.
— Мы встречались, мне кажется, в Кале, как раз после вашего прибытия из Англии. Неужели вы не помните?
Магдален покачала головой.
— Нет, не помню, — солгала она. Непостижимый, настоящий страх нахлынул на нее.
Шарль д'Ориак заметил блеск в ее глазах, слабое предательское подергивание губ и удивился: зачем она солгала ему? Что за этим кроется? Неужели она заподозрила его в чем-то? Но вряд ли ее наставники что-нибудь ей сказали. Ведь она просто-напросто была всего лишь пешкой на доске Ланкастеров, девочкой, которую обе стороны пока не принимали в расчет, так как еще не пришло время ее использовать.
— Ведите нас обедать, госпожа, — Гай пригласил гостей в зал, что положило конец размышлениям д'Ориака.
Магдален встала на свое место рядом с Гаем с едва скрываемым облегчением, и он смог почувствовать ее напряжение, когда они шли рядом по залу, где вдоль столов разместились члены свиты, вплоть до помоста в конце зала. Шарль д'Ориак, как почетный гость, занял место по левую руку от Магдален, а она по-прежнему заставляла себя выполнять обязанности хозяйки, выбирая для него лучшие куски из блюд, подносимых слугами.
Публичное пиршество было удобным случаем показать богатство и значительность дома, и Шарль д'Ориак отметил, что этот обед превзошел все его ожидания. Блюда на столе, стоящем на помосте, были из тяжелого серебра, винные кубки украшены драгоценными каменьями, разнообразие мяса и гарниров поражало, белые и мягкие пышные хлеба возбуждали аппетит. Восковые свечи горели перед каждым гостем и каждым сеньором, входящим в свиту. В главной части зала на столах стояла оловянная посуда, а хлеб был хотя и не белый, но все же не жесткий черный, какой обычно употреблялся.
Магдален де Бресс была очень богатой женщиной, и это богатство в настоящий момент служило поддержкой английской короне.
— Вы не хотите поохотиться после обеда, месье д'Ориак, у нас есть в лесах кабаны и олени, — сказал Гай, смирившись с тем, что его хозяйственные заботы должны быть отложены в связи с требованиями гостеприимства.
— Я не прочь развлечься, — согласился Шарль, — мы слишком долго были в пути. Он повернулся к своей соседке: — Вы тоже будете охотиться, госпожа?
— Я люблю охоту, — ответила Магдален, — но я беременна, и сеньор де Жерве считает, что охота неподходящее занятие для меня.
«Беременна», — подумал Шарль, отливая глоток из своего кубка. Ребенок не мог быть представлен Ланкастерам, чтобы отстаивать его права. Он должен был разделить судьбу матери. Шарль улыбнулся:
— Мои поздравления, госпожа. Ваш муж должен благодарить небо за то, что Бог так благословил ваш союз. Я знаю, что он находится в Англии.
Магдален кивнула:
— С тех пор, как его нет здесь, месье, это кажется разумным завершением.
Шарль не подал виду, что ее высокомерный тон рассердил его. Это было высокомерие проклятых Плантагенетов, их надменность, вторая, защитная кожа. Но она была необходима и для сокрытия правды, в этом он был уверен. Магдален обошла все ловушки, содержавшиеся в этом вопросе. Ведь они оба знали, что Эдмунд де Бресс мертв. Вероятно, она была хитрее, чем ему показалось.
