Но Гай больше не обвинял ее в расстроенном и капризном воображении, в детской недоверчивости, так как сам почувствовал истинные намерения д'Ориака к кузине. Может быть, это только ему казалось: ведь сам Гай был околдован чарами Магдален. А впрочем… ведь он видел, как действовала эта магия на Эдмунда, и теперь он видел еще одного мужчину с горящими глазами…
Он знал, как это действовало на Эдмунда, а теперь видел, как горящие глаза другого мужчины следуют за каждым ее движением, не отрываясь смотрят на нее, и Гай читал в них вожделение и понимал его. В самом деле, кто из мужчин мог остаться равнодушным, находясь рядом с Магдален, взирая на изящество каждого ее движения, ощущая гибкость ее стройного тела. Но тут было нечто большее, и это нечто заключалось в ней самой — поднимающееся из глубин осознание своей чувственности, не покидающее ее даже тогда, когда она оставалась одна.
Внешняя покладистость и уступчивость Магдален не обманули Шарля д'Ориака. Только он никак не мог взять в толк, почему она оставалась безучастной к его усилиям добиться ее доверия. Обычно женщины млели от его изысканного шарма и игриво-светских манер: он слыл большим мастером по части флирта. Но сейчас он старался быть осторожным, чтобы не спугнуть ее, и в обществе Магдален держал свои страсти в узде. Как казалось д'Ориаку, ему удалось заставить ее поверить в то, что его ухаживания и кокетство не более чем обычные игры, которые делают светскую жизнь столь приятной, но при этом он был почти уверен, что она вежлива с ним лишь по настоянию Гая де Жерве. Шарль ощущал ее отвращение, видел, как она передергивалась всем телом, стоило ему приблизиться к ней, но от этого его вожделение только разгоралось. «Но все это несущественно для моих дальнейших планов, — решил он. — Ее отношение ко мне ничего не значит и ничего не может изменить».
Гай де Жерве тоже избегал д'Ориака. Его гостеприимство и хлебосольство были на высоте, но Шарль чувствовал, что вассал Джона Гонтского не доверяет свалившемуся как снег на голову родственнику Магдален, хотя внешне не было никаких оснований питать недоверие к человеку, самому протянувшему руку дружбы. Несмотря на то, что де Боргары не раз пытались отомстить за ту давнюю ночь в Каркассоне, причина их мести оставалась тайной для всех, кроме Джона Гонтского и их самих.
Однако Шарлю иногда казалось, что де Жерве видит не одну только оболочку происходящего. Он, должно быть, оставался настороже, опасаясь козней де Боргаров против Ланкастера и его дочери. Д'Ориак отдавал должное своему противнику. Гай де Жерве со своей никогда не ослабевающей настороженностью и редкой проницательностью не был мальчиком для битья.
Шарль понимал: то, что он догадался об истинных отношениях между Магдален и Гаем, может стать козырной картой, если только правильно разыграть ее. Смертный грех прелюбодеяния — против такого убийственного аргумента едва ли найдется довод!
На двенадцатый день своего пребывания в замке Шарль решил, что пора переходить к действиям, и объявил за ужином, что утром намеревается уехать.
— Вы возвращаетесь в Русильон? — осведомился Гай. — Однако зимние дороги очень трудны для дальних поездок.
— Нет, я еду в Париж засвидетельствовать свое почтение королю, — ответил д'Ориак. — А это всего лишь восемь миль по отличной дороге.
Он повернулся к Магдален.
— Мадам, был бы счастлив, если бы вы также приняли участие в поездке в Париж, чтобы засвидетельствовать почтение королю Франции в качестве наследницы владений де Брессов. Если вам, конечно, разрешат.
— Не знаю, что скажет по этому поводу мой муж, сэр, — холодно сказала Магдален. — Не повредит ли это перемирию между нашими странами?
До Шарля дошло, что он допустил промах. Он тут же нашелся:
— Семейство вашей покойной матери считает своим сюзереном Карла Французского. Я имел в виду, что вам, как распорядительнице замка де Бресс, в отсутствие мужа было бы разумно засвидетельствовать свое двойное подчинение. Не сомневаюсь, ваш муж поступил бы именно так.
— Вы полагаете, что мой муж находится в двойном подчинении? — спросила она, играя перстнем с огромным изумрудом. — С чего это вы взяли?
— Между нашими странами нет никаких споров, — живо вмешался в разговор Гай, молясь про себя, чтобы Магдален не обратила внимания на оплошность Шарля. — Так что нет смысла говорить о том, кто и кому подчиняется.
В его голосе прозвучало предостережение, и Магдален сразу же замолчала, хотя с удовольствием продолжила бы перебранку с кузеном. Ей показалось странным, что ее французский родственник так плохо представляет себе истинное положение дел с васалитетом. Уж он-то наверняка в курсе того, что, будучи освобожденным от необходимости платить выкуп и получив в жены представительницу рода Плантагенетов, Эдмунд де Бресс взял на себя обязательства быть верным только английскому королю.
— Хорошо сказано, — согласился Шарль, негромко засмеявшись и не меньше хозяев радуясь возможности сменить тему разговора. Леди, как ему показалось, не заметила ничего неладного, а вот как насчет лорда де Жерве? — Но вам очень понравится Париж, миледи. Это большой, очень большой город.
Магдален лишь молча кивнула. Озадаченная предостерегающим тоном Гая, она посчитала невозможным продолжать этот разговор.
Уже поздно вечером, когда Гай пожелал Стефану и Теодору спокойной ночи и они ушли, закрыв за собой дверь, она раздвинула занавески балдахина и вернулась к этому вопросу.
— Почему ты не хотел, чтобы я беседовала об Эдмунде и о том, кому он подчиняется?
Гай, в длинной рубахе и без сапог, просматривал бумаги на столе, стоявшем возле окна. Так значит, она не заметила оплошности своего кузена, выдавшей его с головой? Она не поняла, что он осведомлен о смерти Эдмунда де Бресса и рассматривает Магдален как наследницу имения де Брессов? Вздохнув с облегчением, Гай притворился, что раздумывает над ее вопросом, затем обернулся. Магдален сидела на кровати, поверх стеганого одеяла, обхватив колени, и на лице у нее было написано скорее любопытство, чем недовольство.
— Шарль д'Ориак, может быть, и кузен тебе, но, как и все де Боргары, ревностно предан Франции. Я не видел смысла встревать в ваш обмен ядовитыми репликами и создавать почву для раздоров.
Магдален вновь вспомнила, что Гай нимало не озаботился тем, что Шарль тот самый человек, который пытался увести ее от постоялого двора в Кале, да и весь этот эпизод воспринял удивительно легкомысленно — как, впрочем, и она. Ощущение, что здесь что-то не сходится, вновь задело ее.
— Мне кажется, здесь должно быть что-то еще, — отчаянно выпалила она.
