— Я-то думал, что мы оба хотели этого, — передразнил он, проводя своей рукой по ее бедру.
— Если бы не твои необузданные желания, мы бы уже уехали довольно далеко!
Магдален бросилась на него с пронзительным криком, а он со смехом защищался, потом перевернул ее на спину и уселся на нее верхом.
— Мир, или я начну все сначала и тогда мы никогда не поедем на соколиную охоту?
— Но не я начала это, — запротестовала она, извиваясь и делая безуспешные попытки вырваться. — Я же сказала, что ты бесчестный клятвопреступник!
— О, неправда! — он отпустил ее и сел.
Она тут же соскочила с кровати и побежала за платьем.
Через минуту Магдален была уже одета.
Посмеиваясь, Гай взял ручной колокольчик, чтобы позвать слуг.
— Ладно, будь на птичьем дворе через полчаса. У меня много работы сегодня и мало времени для развлечений, так что поспеши, моя радость!
Магдален быстро убежала, зная, что Гай на самом деле очень занят. Но ей так хотелось посмотреть утренние полеты соколов на берегу реки! Гай вернулся только вчера вечером. Он отсутствовал целую неделю: Гай объезжал владения Бресс и посетил три другие вассальные замка, выступая посредником в ссорах и разбирая жалобы, верша суд и инспектируя оборонительные приготовления. За его отсутствие накопилось множество домашних дел.
Тем не менее Магдален не чувствовала себя виноватой в том, что настояла на увеселительной поездке. В его отсутствие она была буквально заперта в замке, как это обычно бывало, когда госпожа оставалась без защиты своего господина. Соколиная охота и спокойная поездка по сельской местности были единственными физическими упражнениями, одобренными сеньором де Жерве, который заботился о ее здоровье. Но он разрешал ей выезжать только вместе с ним. Поэтому Магдален считала себя вправе поехать на охоту.
Когда она появилась на птичьем дворе, зимнее солнце уже окрасило небо в розовый цвет. Гай уже был там и разговаривал с сокольничим, лениво теребившим своего сокола по шее былинкой. Собаки дрались на брусчатке из булыжника, увертываясь от копыт лошадей, оседланных и удерживаемых грумами, чье дыхание на морозном воздухе превращалось в белые клубы.
Магдален устремилась к сокольничему.
— Желаю вам хорошего дня, месье сокольничий. Надеюсь, Алерия в хорошем настроении? — Она засмеялась, и сокольничий нехотя улыбнулся. Сокол Магдален был птицей с тяжелым характером, иногда не подчинявшийся обучению сокольничего и жестоко испытывавшей его терпение. Он бы уже давно избавился от нее, если бы не настойчивые уговоры ее хозяйки, которой птица и была обязана своим характером.
— Она не летала три дня, госпожа, так что думаю, будет вести себя хорошо.
Магдален надела толстую вышитую перчатку, поданную пажом.
— Если она в первый раз будет плохо себя вести, я не хочу, чтобы она снова летела. Что с кречетом?
Кречет был радостью и гордостью Магдален. Этот неожиданный подарок она получила от отца как раз перед тем, как покинула Англию, подарок, символичный во многих отношениях. Законы соколиных забав были твердыми: птицы соответствовали определенным общественным слоям. Гай де Жерве, как граф, пускал перегрина, тогда как благородная дама — мерлина. Только лица королевской крови могли иметь кречета.
Кречет был выращен на птичьем дворе Ланкастера, но еще не выдрессирован, когда он подарил его своей дочери. Пройдет много времени, прежде чем новая хозяйка сможет пускать его. Но Магдален постоянно следила за воспитанием птицы.
— Она упряма, госпожа, — ответил сокольничий, но все услышали гордость в его голосе.
— Но стоит твоих усилий, — сказал Гай.
— О да, так и есть, милорд. В следующем месяце, госпожа наверняка сможет пускать ее. Хотите на нее посмотреть?
Однако Магдален была уже на полпути к птичьему двору, ее подбитый мехом плащ развевался.
На птичнике было темно, а воздух пропитан кровью и птичьим пометом. Птицы, привязанные к своим насестам, сидели блестя глазами, с хищно загнутыми клювами, со сцепленными когтями, в полном молчании, но со скрытым протестом человеческой воле.
— Как ты ее назовешь? — Гай остановился рядом с Магдален перед кречетом.
— Диана, — не задумываясь ответила Магдален, — охотница.
Он кивнул, улыбаясь:
— Королевское имя для королевской птицы. А теперь пора ехать. Уже почти день.
Они выехали из замка дорогой, которая вела от задних ворот к реке. Река огибала основание холма и извиваясь, протекала через весь город перед тем, как слиться с Уазой на окраине Компенского леса. Земля под копытами лошадей была твердой; от морозного воздуха щеки Магдален порозовели и зарумянился кончик носа. Она подняла голову, отбросила назад вельветовый капюшон своего плаща и глубоко вздохнула.
— Ах, как хорошо на воле! Когда я заперта в замке, это напоминает мне мое детство в Беллере.
Гай засмеялся.
— Я совсем не хотел, чтобы ты вспоминала Беллер!
Магдален быстро взглянула на него:
— Знаешь, как-то раз Сумасшедшая Дженнет сказала, что придет время, когда я буду молить, чтобы все осталось таким, как есть, каким бы плохим оно ни было.
Это воспоминание обдало ее замогильным холодом, и она увидела, как нахмурился Гай.
— Но она была действительно сумасшедшей, — сказала Магдален, пытаясь отшутиться. — Я не верю, что ее предсказание сбудется.
Но, сама того не желая, она разрушила обаяние свежего утра, воспоминания отравили веселую интимность, с которой начался день. Она ощутила печаль, которую навлекла и на своего спутника, и не могла найти слов, чтобы ее рассеять. Она знала, что он постоянно живет с чувством вины. Но сама она этой вины не ощущала, ибо как может такая любовь, какую они испытывали друг к другу, быть греховной?
Они пустили своих соколов вдоль берега реки, где у кромки коричневой, медленной воды густо рос тростник. Стая розовых, кричащих гусей стремительно поднялась от тростника при появлении угрожающей тени перегрина. Но они были слишком легкой добычей, чтобы вызвать интерес птицы, и вновь сели на воду с громкими криками и хлопаньем крыльев.
— Вернемся назад, если ты беспокоишься о делах, — сказала Магдален приглушенным тоном, так как все удовольствие от прогулки куда-то исчезло.
Его губы скривились в напряженной улыбке.
— У меня действительно много разных дел. Сейчас, должно быть, часов восемь?
— Да, — согласилась она, поворачивая лошадь, — давай вернемся.
Гай думал, мучительно пытаясь найти выход из терзающей его душу ситуации, в которой оказался, полюбив Магдален.
Магдален же вдруг пришпорила своего коня и понеслась легким галопом вдоль берега реки. Гай, испугавшись не на шутку, кинулся за ней, и догнал ее только тогда, когда она натянула вожжи и остановилась.
