— Я думала об этом не полчаса, — Василиса пошевелилась, устраиваясь поудобнее. — Воздействие цветка чем-то похоже на воздействие моего эликсира, помнишь, того, что лишает чувств. Я мыслила кристально ясно. И я приняла это решение там. И обдумала его позже. И не нужно решать за меня, что мне нужно, а что нет. Ты пятнадцать лет заботился обо мне, не щадя себя.
— Это было не так долго и не так сложно, — возразил Кощей.
— Не ври мне, ты обещал! — с мольбой попросила Василиса. — Дай же и мне позаботиться о тебе. Я больше не хочу думать только о себе. Да, Навь — это вовсе не то место, о котором я мечтаю. Но я твоя жена. Я знала, за кого выхожу. И я выбираю последовать за тобой. И потом, ты мне как-то сказал, что отпускал бы меня…
Она с надеждой подняла глаза, и Кощей хрипло рассмеялся.
— Ну вот, — горько улыбнулся он, — не успели отбыть, а ты уже строишь планы побега. Ты не сможешь.
Василиса ударила кулаком ему по груди, и он ойкнул.
— Не смей! — вскрикнула она. — Не смей решать, чего я могу, а чего нет. Хватит. Просто скажи, когда…
— Точно не завтра, — перебил Кощей. — И даже не в этом месяце. Успокойся. Это все нужно обдумать, и я еще не сказал, что согласен. Так что хватит бояться, что я прямо сейчас заверну тебя в одеяло, закину на плечо и совершу променад через зазеркалье. Нет.
Василиса почувствовала, как отлегло от сердца. Где-то глубоко внутри она действительно боялась, что Кощей именно так и сделает. А с другой стороны ей отчасти хотелось этого, чтобы у нее не было возможности передумать и пожалеть еще в этом мире.
— Ты что-то еще хотела мне сказать? — спросил он.
Василиса покачала головой.
— Нет, — ответила она. — Теперь твоя очередь.
— Пожалуй, я пока воздержусь, — вздохнул Кощей, его пальцы прошлись по ее предплечью, огладили плечо, задержались на шее и убрали назад выбившиеся волосы. — Для начала мне нужно переварить твое предложение, а это займет время. И раз уж мы оба не хотим спать, и ты уверяешь, что все еще любишь меня, а я не держал тебя в руках целый месяц…
Он резко развернулся, подминая ее под себя, и Василиса наткнулась на его ищущий взгляд, горящий просьбой. Кощей мог сколько угодно скрывать это от себя, но Василиса знала, что он хочет услышать. Более того, сейчас она могла сказать больше.
— Я люблю тебя, — повторила она. — Люблю. Ни смотря ни на что. Ты мой. И на той поляне… Ты боялся за меня, и боялся потерять меня, и твоя душа рвалась ко мне… Если это не любовь… Не знаю… Мне все равно… Мне этого достаточно.
Она приподнялась и поцеловала его в нос.
— Ты большой и страшный царь Нави, великий колдун, победитель богатырей, владелец меча-кладенца, ты — Кощей Бессмертный. А я просто девчонка, которая подглядывала за тобой в щель между бревен в подполе у Яги. Мне нравился твой конь, ведь я тогда понятия не имела, каким безумным он может быть во время скачки. И я понятия не имела, куда нас с тобой все это приведет. Но я рада… нет, я счастлива, что привело. Я счастлива, что я сейчас в твоем доме, и что это и мой дом, что я в твоей постели, с тобой, что я — твоя жена, что я — твоя. И я хочу, чтобы это так и оставалось, и чтобы ты тоже был счастлив. Поэтому я прошу тебя…
Кощей приложил палец к ее губам.
— Я сказал, пока довольно об этом, — он погладил ее по щеке и произнес шепотом, почти по слогам, — Ты невозможная. И не думай, что ты такая уж обыкновенная. Видела б ты себя там…
Василиса вздохнула.
— И это пугает меня, — призналась она. — То, что такая я понравилась тебе больше. А что, если тебе станет мало меня? Мало моей силы, моей красоты, всего… Лет через сто... Хорошо, через двести с твоей помощью, но я начну стареть. Мы оба это знаем, что тогда?
— Нет, нет… — Кощей погладил ее по голове. — Мне никогда не будет тебя мало. Дело не в силе и не во внешности. Дело в самой тебе. Ты как… как свеча. Я подумал об этом давно. Знаешь, так бывает, заблудишься зимой в пургу, и думаешь уже все, и тут видишь огонек вдали, и понимаешь — там изба, там тепло, там — спасение. Ты — этот огонек. Ты — мое спасение. Ты можешь совсем лишиться сил, это ничего не изменит. Не думай так, пожалуйста. И не думай, что я так легко сдамся и отпущу тебя. Я обязательно что-нибудь придумаю. Я не могу тебя потерять. Если ты погаснешь, я заблужусь окончательно…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Василиса шмыгнула носом и только тут поняла, что у нее по щекам текут слезы.
— Ну вот, — прошептала она, — подушку тебе намочила…
Кощей вырвал ни в чем не повинную подушку из-под ее головы и отбросил в сторону. И наконец поцеловал.
На этот поцелуй она ответила уже в полной мере.
***
Порог конторы на следующее утро Василиса переступила будучи абсолютно счастливой. Она бы с удовольствием осталась дома и не выпускала из него Кощея еще минимум неделю, но уже в шесть тридцать утра он подскочил по будильнику (будто бы они не легли наконец спать буквально за полчаса до этого) и отправился кормить собак и собираться на работу. Он настаивал на том, чтобы она осталась дома и отдохнула, но у Василисы внутри все бурлило и клокотало, и она решила вернуться на работу. Ждать в тишине пустых комнат было бы невыносимо.
С утра ее решение уйти с ним в Навь все так же пугало ее, но она все так же была уверена, что оно — единственно верное.
За этими размышлениями на входе в Контору ее и поймал Баюн.
— Кощеева! — рявкнул он вместо приветствия да так, что Василиса подпрыгнула. — Рад, что ты в порядке и решила не отсиживаться за спиной мужа. У нас пополнение, как раз по твоей части, идем.
Пытаясь сообразить, о чем может быть речь, Василиса послушно проследовала за котом в его кабинет. Там обнаружился Сокол — он сидел за столом Баюна и выглядел неважно и помято, будто тоже всю ночь не спал, но по каким-то менее приятным причинам. В ладони он сжимал стакан с водой, да так, словно тот был спасательным кругом в бушующем в шторме океане. А еще там был… Василиса замерла на пороге. Свет падал из окна, освещая спину юноши, затянутую в льняную рубаху, и его пшеничные волосы чуть ниже плеч. Сердце пропустило удар. Она протянула руку, готовая позвать, но…
— Знакомься, Василиса, Елисей, — представил его Баюн.
Юноша обернулся, и наваждение спало. Разумеется, это не мог быть ее сын. Ее сыну сейчас было около сорока лет, это был суровый взрослый мужчина, в котором она порой с трудом угадывала знакомые черты. И тем не менее в какой-то момент она поверила. Наверное, что-то отразилось в ее лице, потому что Баюн внимательно посмотрел на нее и хмыкнул, но, хвала богам, не стал задавать вопросов.
Кощей был прав, ей стоило остаться дома. Когда она уже научится его слушаться?
— Елисей, это Василиса Петровна, наш специалист по адаптации, она может ответить тебе на вопросы по этому миру, если таковые возникнут. Сокол, твой вердикт.
Сокол тяжело вздохнул, и Василиса, еще раз внимательно приглядевшись к нему, поняла, что у него похмелье. Это открытие вызвало новое потрясение, по заверениям Насти он отлично знал свою меру и серьезно к ней относился. Насте Василиса верила. Значит, решила она, все из-за вчерашнего. И ощутила новый приступ вины, и пообещала себе, что обязательно извиниться еще раз, и еще… Будет просить о прощении до тех пор, пока ее совесть хоть чуть-чуть не угомонится. В конце концов Василиса прекрасно понимала, что невозможно было исправить извинениями то, что она натворила, и все это было в большей степени нужно ей самой, чтобы заглушить вину. О том, как она посмотрит в глаза Насте, она старалась не думать. Но благодаря Соколу они все остались живы. Не приди он на помощь, Марья бы не выронила цветок, и Василиса бы сейчас здесь не стояла. Никто бы не стоял.
— В общем так, — наконец сказал Сокол, и все замерли, готовясь услышать вердикт.
Но вместо этого глава отдела магической безопасности осушил стакан и повел над ним рукой, наполняя заново. Воды в стоящем рядом графине при этом убавилось, как судя по всему, и уважения со стороны молодца Елисея, который смотрел на Финиста со смесью недоверия и ужаса, пока еще не успевшего перерасти в омерзение, но уже близко к тому подошедшего.
