частей своего я, но могу пользоваться плодами их работы. А их ли это работа? Кто главный в нашей связке? Мозги с кастрированным функционалом или процессорная станция, находящаяся этажом выше?
Впрочем, это не так важно. Гораздо важнее то, что в моём случае что-то, видимо, пошло не так и никто этого не заметил. Потому что это «не так» обязательно было бы в отчетах. Потому что тогда мою часть просто заменили бы на чей-то другой мозг. Но, впрочем, эта информация не поможет ни мне, ни кому-то ещё.
А вот данные о том, ради чего нас активировали до запланированного срока, помогут человеку, который когда-то, пусть и не умышленно, познакомил меня с проектом Telencephalon. Где-то на периферии сознания проскакивает информация о ста двадцати трех арестованных, которые так или иначе причастны к организации, поставившей цель избавить жителей сити от лимитов на воду.
Провожу очередное сканирование, видоизменяю данные с двух стационарных камер, на которые по неосмотрительности Бакс всё-таки попал. Сжигаю десктоп блондинки, и десктопы двух её подружек, разговаривавших по видеосвязи в тот момент, когда он проходил мимо. Я знаю их имена, места проживания, контакты первого круга, контакты контактов, в каких столовых они питаются, на что тратят еженедельную безусловку. Этот цифровой след тоже можно было стереть, как и все остальные, но что-то меня злит, и я вымещаю злость на ни в чем не виноватых людях, сжигая их гаджеты.
Хорошо, что Бакс с Лисом люди старой школы и не чипированы. Их цифровой след менее заметен, чем цифровой след Лилит. Но, с другой стороны, хорошо, что Лилит чипированная. Должен же кто-то открыть аэрокар.
Возвращаюсь к обновленной информации по Telencephalon. Данные датчиков одинаковы у всех частей меня, кроме восьмого номера. Поэтому, по окончании операции восьмой номер подлежит утилизации и замене. Эта информация меня даже радует. Ведь теперь-то я понимаю, почему Бакс расстрелял ту гигантскую колбу, оставшуюся с довоенной версии проекта Telencephalon, неизвестно сколько лет простоявшую в ожидании хоть чего-нибудь. Потому что я сейчас, точно так же, как и нервная система в том бункере, плаваю в питательной жидкости, а впереди у меня целая вечность.
* * *
Не то, чтобы у меня впереди целая вечность, но предположения о том, кто это был, я буду строить потом. Потому что сейчас в опустевший цех завода, разбрасывая своей воздушной подушкой пыль и мелкие камешки, вплывает аэрокар и останавливается на том месте, которое назвал незнакомец в наладоннике, в то время, которое назвал незнакомец. Оттуда выходят двое. И если девчонку я точно вижу впервые, то мужчину знаю хорошо, хотя, в последний раз видел его много лет назад.
— Ба-а-акс! — растягивает он мою кличку, распахивая руки для объятий. — Какая встре-е-еча.
Бью — я ему обещал. И по его выражению лица, за мгновение до удара, понимаю, что он помнит о моём обещании. Мужик падает. Подскакиваю к нему, наваливаюсь коленом на грудь и заношу кулак, когда эта мелкая хватает меня сзади за ворот куртки, приставляя к горлу нож.
— Остынь, Бакс, — кричит она.
И эхо её крика несколько раз отражается от прогнившей крыши, от стен из тонкого рифленого железа, покрытых пятнами ржавчины и, в конце концов, затухает, уступая мерному стуку виброножа у моей шеи.
— О том, что между вами произошло раньше, ты не знаешь деталей, — говорит она, продолжая держать меня сзади за ворот. — А детали иногда меняют картину на противоположную.
Молчу, слушая мерное постукивание ножа, застывшего у моей шеи. А девчонка продолжает:
— Сейчас он спасает тебя, — дрожь в её голосе вытесняют нотки уверенности. — Это не стоит того, чтобы реализовывать задуманное много лет назад, как бы тебе того не хотелось.
Я смотрю на разбитую губу Лиса, придавленного к земле моим коленом, слышу мерное тарахтение виброножа у моего горла и понимаю, что девочка говорит разумно.
— Сколько тактов? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Сорок два.
— А межтактовая?
— Ещё по двадцать.
Дебелый аппарат. И сбалансирован, видимо, идеально. Потому что рука с ножом даже не подрагивает. После каждого крупного рывка двадцать маленьких. Да таким не то, что горло, экзопластик пилить можно, не напрягаясь.
— Крутой нож, — говорю я. — Но, убрала б ты его от моей шеи. Я остыл. Понимаю, что не прав.
Девчонка не двигается, продолжая сжимать куртку и не убирая лезвия.
— Убери, — подаёт голос придавленный коленом наркоторговец. — Он не будет пытаться продолжить.
— Как у нас повелось, — говорит эта бестия, стоящая у меня за спиной, — я тебе верю. Но, должна заметить, что это всё-таки странно.
Давление на воротник ослабевает. Нож исчезает из поля зрения.
Встаю, протягиваю руку мужику и рывком поднимаю его на ноги. Спрашиваю:
— Тебя как кличут-то хоть? А то в первый раз ты не представился.
— Ты тоже, — отвечает тот.
— Хорошая у тебя охрана, — поворачиваю голову к стоящей рядом девушке, наконец-то разглядывая её внимательнее: на выбритом виске флуоресцентная татуировка, изображающая протравленные дорожки на системной плате. Зелёные волосы, зализанные набок, косуха с рваным и грубо заштопанным у локтя рукавом, ботинки милитари.
— Это не охрана, — возражает мужик. — Это мой компаньон.
— Отчаянная, резвая, — говорю мужчине, понимая, что меня слышит и девчонка. — Я бы нанял такую к себе в охрану.
— Так в чем проблема? — невозмутимо интересуется мужик. — Сделай ей такое предложение, от которого она будет не в силах отказаться.
— Ты серьёзно? — вступает в разговор эта мелкая.
Не понятно, чего больше в её голосе, удивления или надежды.
— Помнишь, что я говорил тебе о возможностях и о выборе? — спрашивает он.
— Возможность есть у всех? — уточняет она.
А я смотрю на разворачивающийся передо мной диалог и совершенно не понимаю, что происходит.
— Именно, — подтверждает её слова мужчина. — Возможность есть у всех, но выбор устроен так, что всегда толкает нас к тому, чтобы эту возможность не использовать.
Девушка переводит взгляд на меня:
— А ты куда?
Поражаюсь, с каким спокойствием она задаёт вопрос человеку, которому всего минуту назад чуть не перерезала горло.
— Машина заряжена? — спрашиваю я у мужика.
— Девяносто семь процентов, — кивает тот.
— В Китай, — отвечаю я зеленоволосой бестии.
Та раздумывает меньше трех секунд. Затем, хлопает по порту аэрокара и сообщает:
— Я в деле.
После чего садится на пассажирское сиденье.
Недоуменно смотрю на мужика, в ожидании хотя бы какого-то объяснения увиденной сцене. Тот, с практически отцовской нежностью, просит:
— Береги её.
И, развернувшись, идет к выходу из цеха.
Ошалело смотрю мужику вслед.
* * *
Бакс ошалело смотрит Лису вслед, а я выжигаю навигационную систему аэрокара,
