– Вам не чудится, – подтверждаю я, глядя в бинокль, самый мощный из всех имеющихся в нашей группе. – И не только глаз, но и ушей. Дабы нас отлично видеть и слышать. А еще у новых молчунов довольно странное анатомическое строение тела. Невероятно выпуклые суставы и непривычный рисунок мускулатуры. Такое ощущение, что каждая из мышц этих созданий продублирована, причем неоднократно.
– Зачем это? – не понимает Туков.
– А затем, чтобы, порвав, например, бицепс, ты не утратил контроль над рукой, потому что у тебя на ней еще три запасных сгибателя осталось, – популярно растолковывает мое наблюдение Кондрат.
– Вот почему у этих здоровяков суставы гипертрофированы, – добавляет академик. – Ведь к каждому из них приращено по нескольку лишних сухожилий. Да и кости, наверное, тоже какие-нибудь особенные, типа армированных или многослойных.
– И мозги! – с ехидцей поддакивает боксер. – Маленькие, но тоже на арматуру насаженные. Уверен, схему разделки наших с вами шкур эти твари вызубрили наизусть.
– Это что ж выходит, зараза, – восклицает Миша, – Душа Антея перехитрила самого Господа Бога?
– Если только она сама не является Господом Богом, – хмыкает Кондрат. – Бог, которому надоели старые игрушки, и он решил от них избавиться. Но не просто так, а сначала поизгалявшись над ними всласть. Сам-то в детстве тоже небось любил всякое ненужное барахло курочить, прежде чем в утиль его отправить?
– Очень маловероятно, что сейчас мы имеем дело с божественным промыслом, – мотает головой Лев Карлович. – Если я правильно истолковал полученные мной у Бивня данные, Творец здесь совершенно ни при чем. По крайней мере, тот Творец, которого имеет в виду Миша. Фактически мы сами истребляем себя, поскольку не умеем жить по законам Вселенной и потому обречены на вымирание. Вот наш единственный и, увы, неискупимый грех.
– Во как! Ну ты, Карлыч, и размахнулся! – бурно реагирует боксер на столь претенциозное заявление. – Неужто и впрямь поверил в то, что тебе Бивень напел?
– Поверил, – признается академик. – Душа Антея не умеет врать. Это мы в ходе нашей извечной борьбы за существование хорошо обучились искусству пускать друг другу пыль в глаза. А разумной мантии оно ни к чему. Она – всего лишь одна из защитных оболочек планеты, наподобие атмосферы или земной коры. Нечто вроде иммунной системы, призванной бороться с разного рода инфекциями.
– Так, по-твоему, человечество для Земли – это болезнь? – Кондрату очередная научная теория Ефремова приходится явно не по нраву.
– В своем нынешнем состоянии – да, – безапелляционно заявляет академик. – В противном случае Mantus sapiens не пробудилась бы и не поднялась на поверхность, чтобы избавить планету от скверны.
– А раньше, значит, человечество скверной не считалось? – интересуется рядовой Туков.
– Века три-четыре тому назад – еще нет, – отвечает Лев Карлович. – И даже в прошлом столетии Земля нас еще носила. Но когда мы перешли на водородное топливо, это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Души Антея. В ее летоисчислении, которое мне удалось сопоставить с нашим, этот период земной истории считается критическим.
– Вот те раз! – несказанно удивляется Кондрат. – Мы прекратили отравлять воздух сгоревшими нефтепродуктами, прекратили проливать в океаны нефть, выправили в кои-то веки экологию, а Земля-матушка на нас за это еще и в обиде осталась! Что-то я, Карлыч, не врубаюсь, где тут логика.
– Логика здесь, мой друг, очень проста, – замечает тот. – Надо только понять, что существуют две разные экологии: одна наша, а другая – нашей хозяйки-планеты. И то, что идет на пользу нам, не обязательно будет полезно ей. Мы можем сколько угодно кричать, что, перейдя на водородное топливо, оказали Земле огромную услугу, радоваться здоровому воздуху, чистой воде и при этом даже не подозревать, что на самом деле вовсе не спасли планету, а, наоборот, причинили ей чудовищные страдания. Отравленная атмосфера и загрязненная почва убивали нас, а не ее. Нас и наш хрупкий человеческий мирок, который сформировался на поверхности Земли. И когда мы вымерли бы, она по нам точно не стала бы тосковать. Невелика потеря! А отравленная природа за пару столетий очистится и воспрянет вновь. Этот мир совершенен и без человека. Чтобы убедиться в этом, просто отправьтесь подальше за город, например в тайгу, и посмотрите, как самодостаточна в ней жизнь без нашего активного вмешательства. Но нет, мы оказались на редкость живучими! Мы израсходовали все нефтяные, газовые и угольные запасы и взялись за воду. И совершили во второй половине прошлого века такой стремительный экономический и промышленный прорыв, какой нам доселе не снился. Вы говорите, экологические проблемы остались в прошлом? Для нас – да. Но не для планеты. Для нее они с той поры лишь усугубились. И знаете, почему?
Ответить академику никто не успевает.
– Эй, смотрите! – вдруг подскакивает Миша и указывает на площадь Гарина-Михайловского. – Молчуны расходятся!
Мы дружно припадаем к окулярам биноклей. Действительно, выстроенное у подножия Бивня каре распалось, а вооруженные баграми монстры разбредаются во все стороны, словно получив от командующего приказ «разойдись!». Около сотни врагов движется в нашем направлении, постепенно растягиваясь в цепь. Те, что уходят на север, юг и запад, также не сбиваются в группы, а переформировываются на ходу в строй для прочесывания местности. А может, для какой-нибудь иной цели. Но едва я вижу, как вражеское войско образует новый порядок, как мне на ум приходит именно эта догадка.
И не мне одному. Завидев направляющиеся сюда силы противника, спорщики вмиг прикусывают языки. После чего Кондрат подает знак к отступлению, и мы, пригнувшись, ретируемся к театру. Нам неведомо, собираются молчуны прочесать все шестьсот с лишним квадратных километров «Кальдеры» или только прилегающие к Бивню территории. Но одно известно точно: мимо площади Ленина рота багорщиков не пройдет. И появятся они у стен Сибирского Колизея самое позднее уже к полудню.
Сто вооруженных человекообразных чудовищ! И еще три сотни их собратьев, готовых примчаться им на подмогу по первому зову! Не самые благоприятные условия для реабилитации выпущенного из клиники психа. Однако, как брюзжит Скептик, то ли еще будет. А если не будет, то не факт, что завтра для нас все-таки настанет. А если настанет, можно ли считать это везением?..
Сплошные вопросы. И никаких ответов. Вполне нормальная, в общем-то, для кануна Апокалипсиса ситуация…
Глава 13
Первое, что я хочу сделать по возвращении в театр, это отыскать Эдика и взглянуть на его новые рисунки. Но в клане уже объявлена тревога, и мальчик вместе с тяжелобольными тахисклеротиками, присматривающей за ними докторшей Ядвигой, поваром Элеонорой и Яшкой отправлены в бездонные театральные подвалы. Там у «фантомов» как раз для таких случаев заблаговременно оборудовано убежище. Кунжутов и остальные, которые также следили все утро в бинокли за привокзальной площадью, остаются наверху, наблюдают за подступами к театру и совещаются. Мы возвращаемся в самый разгар планерки и сразу подключаемся к ней. Поставленный на повестку дня вопрос не имеет однозначного ответа. И потому, пока позволяет время, Папаша Аркадий собирается выслушать мнение каждого, ибо затрудняется принять решение в одиночку. Решение, которому предстоит стать воистину судьбоносным…
Стараниями педантичного полковника Сибирский Колизей превращен в неплохую цитадель, оборонять которую силами одиннадцати человек, включая способного держать оружие Ефремова, хоть и сложно, но можно. Собственно говоря, защищать в случае нападения нам предстоит лишь фойе и большой зал. Остальная часть театра отрезана от них многотонным пожарным занавесом и намертво заблокированными коридорами. Эту стратегически неважную половину здания Кунжутову не жаль потерять. Даже если враг взберется на крышу малого зала и надумает вторгнуться в цитадель поверху, через купол, это будет для него крайне затруднительно из-за неприступного корпуса сценической коробки, возвышающегося в центре театрального комплекса. В общем, четко спланированная оборона и изобилие собранного «фантомами» оружия доселе придавали им жизненно необходимый боевой дух. А также уверенность, что неорганизованные молчуны и кибермодули никогда не подберутся к их базе под шквальным огнем.
Однако этим утром происходит то, чего Папаша Аркадий давно опасается: Душа Антея берется насаждать среди своих разбредшихся по городу носителей дисциплину и порядок. А где порядок, говорит полковник, там уже не банда, а армия, воевать с которой будет многократно сложнее. Оказывается, я, Миша, Кондрат и Лев Карлович еще не в курсе, что взбудоражены уже не только молчуны, но и «бешеное железо». Кунжутов не поленился взобраться на крышу, чтобы лично засвидетельствовать, как вслед за молчунами на улицы города выезжает всяческая колесная техника. В том числе и на улицы Центрального района, куда прежде ее заносило крайне редко. Непохоже, что она стягивается к Бивню, поскольку ничего, кроме гигантского затора у вокзала, это не спровоцировало бы. Но само по себе активизирование «железа» вызывает опасения не меньше, чем недавнее перерождение молчунов.
