Приглашений особых никому не потребовалось. Как гурьбой навалились на стол, так через полчаса и отвалились. Перед десертом и традиционным кофе с коньяком блаженно отдувались, поглядывая на груды рыбомясоптичьих костей. Девчонки, переваливаясь утицами, отбыли к зеркалу. Повертеться, оценить, не повредил ли обильный обед их замечательным фигуркам. Никита и Алексей, тишком испросив разрешения у невидимой хозяюшки и подобревшего хозяина, запыхали благовониями прямо здесь же. Бесшумно заработал мощный кондиционер.
Изрядно побуревший Геннадий, прихватив лафитнички с рассолом и ромом, удалился в обнимку с Арапкой на балкон.
– А почему, друг Ванята, ты Ванята? – поинтересовался Иван-королевич у прихлебывающего водочку старлея. – Это что, фамилия, имя или прозвище?
– Вообще-то зовут меня Сергей, фамилия Ванятин. Старый казацкий род. Предки мои во времена похода Ермака осели на Алтын-горах. Атаманом у них тогда был славный Шушун, может, слышали?
Слушатели отрицательно покачали головами.
– Вот тоже учат в школах. Ермака все знают, а Шушуна – кто? Ладно. Короче, основали алтынское казачество и жили припеваючи до постреволюционной действительности. Потом казаков запретили как класс… – Взгрустнув, старлей примолк, однако через секунду взвился соколом и клятвенно вскричал: – Но пепел класса бьется в наших сердцах!
Походив некоторое время перед сопереживающей аудиторией, конногвардеец продолжил:
– Жили мы в коневодческом колхозе. Первым освоенным мной транспортным средством был не педальный конь, а всамделишный. Да и на фиг нам сдались все эти вело-, мото – и автоколымаги! Коняга, парни, умнее, чем собака. Верный товарищ. Добрый, послушный, быстрый как ветер. Людей бы делать из этих коней, лучше бы не было в мире людей! Й-эх!
В волнении он хватанул полный бокал.
– Помню, привезли нам как-то фильм про индейцев. А назывался он «Ванята – сын Ибн Шушуна». Скажете, совпадение? Может быть, может быть. Мы с пацанами тут же организовали индейскую общину. Все индейских имен набрали, а меня сразу и прозвали – Ванята. Благо у нас на Алтыне легенды и сказы про Шушуна в ходу до сих пор. Нет, вы действительно не знаете, кто такой Шушун?
– Точно так, – ответствовал за всех Алексей. – Ни сном ни духом.
– Хозяин, – обратился старлей к Муромскому и кивнул на гитары, – я вижу, у тебя инструменты есть. В рабочем состоянии? Разреши попользоваться. Сейчас я вам устрою урок истории. И заодно уж филологии.
Потомственный казак, пожизненный индеец, кадровый конногвардеец, просто хороший человек Ванята заглушил у маленькой гитарки три струны, подстроил ее под себя, взял вступительный аккорд и объявил:
– «Слово о подходе (к делу) славного Шушуна»!
Однажды в древние векаВ харчевне «Логово быка»Сошлись три ражих чудакаПод бражный звон.Кипели, словно самовар:Мол, тот, кто сквозь хмельной угарВслух скажет внятно «Гибралтар»,Тот – чемпион.Один – шотландский богатырьСэр МакИнтош, вельможный хмырь(Хоть спьяну истинный колдырь,Шатун-болтун).Второй – барон фон Лапсердак,Кондовый форменный пруссак.И третий был лихой казак —Седой Шушун.Сэр МакИнтош, вскричав «О йес!»,За вискарем в карман полез,Уан дринк отпил в один присест,На три глотка.Взревел фон Лапсердак: «Майн Готт!» —И шнапсом выполоскал рот,Спесиво глянул в свой чередНа казака.Казак Шушун, хотя и ветх,Воскликнул: «Всех свистать наверх!Эй, как тебя там, человек,Даешь вина!»И, раскрутив бутыль винтом,Он заработал кадыкомИ с маху емкость целиком«Убрал» до дна.«Упс, – буркнул уязвленный сэр. —Бутылка есть дурной размер,Зело заразен сей пример,Геноссе фон?Не посрамлю Лох-Несс родной;Нет, не Маклауд, я – иной,Тряхну шотландской стариной,Пусть дух мой вон!»И, крякнув, хлопнул виски Мак.«Зер гут, – пролаял Лапсердак, —Их бин не попадать впросакИли в коллапс».Барон на шнапс с тоской взглянул,Барон решительно вздохнул,Барон, бравируя, сглотнулСвой мутный шнапс.«Даешь!» – толпа ревет с трибун.«Даю, – кивает им Шушун, —Со мною птица Гамаюн,И это плюс.Бутылка? Даже не смешно,Пора размяться бы ковшом.Я продолжаю наше шоу,Шоу а-ля рюсс!»…
Соло! – И гитарка птицей запорхала в руках неистового исполнителя, издавая зажигательную мелодию, похожую на репертуар всемирно известной кельтской панк-фолк-группы «Чумаки».
…Вот занимается заря.Богатыри к ноздре ноздря:Шотландец после вискаряДал слабину;Напротив, шнапсом стол залив,Страшней, чем узник замка Ив,Барон сидит – ни мертв ни жив,Ни тпру ни ну.Они сопят, пыхтят, кряхтят,Они закончить спор хотят,Сложить пытаясь звукоряд,Как детский пазл:От двух полезших в спор задирОсталось только «гыр» да «быр» —Ночной зефир струил эфирОральных спазм.А что ж Шушун? Он на коне,Он не остался в стороне,Он, нежась в зелене вине(Как и не пил),Сказал, потупив скромно взор:«Ну Гибралтар. И кончен спор».Добил контрольно: «Лаб-ра-дор!»И – победил.Он победил и был таков.А с тех запамятных вековСапожник ходит без носков,Портняжка ходит без портков;Игра идет без дураков:На сотни разных языковРаздроблен мир.И наш язык тем и хорош —Мы говорим на нем что хошь, —Все прочие, ядрена вошь,Сплошной «гыр-гыр»!
Струны на гитарке, словно дождавшись финала, задымились и лопнули. Задохнувшийся сказитель с возгласом «Уф!» благодарно принял заботливо поданный ему бокал.
Слушатели, вдохновленные ликбезом, расшалились не хуже эпических богатырей. Сначала затеяли игру в фанты с обязательным распитием. Затем раскрутили бутылочку, одновременно пустив по кругу другую. После этих народных забав и игрищ с радостным изумлением убедились, что все они, как один, без сомнений потомки славного Шушуна. Поскольку легко выговаривали и «Гибралтар», и «Лабрадор», и даже зубодробительную идиому «корпускулярная лаборатория», придуманную Тоней.
Разумеется, не обошлось без танцев, без хоровых песен под гитару.
Веселясь с остальными, не квасил один хозяин. Точнее, наоборот, квасил он один. Незаметно для окружающих Илья подливал себе в бокал ядреный духовитый квас, изготовленный Фенечкой. Нам неведомо, кручина ли молодецкая тому причиной, знак ли какой, или просто обрыдло спиртное в данный момент, но факт остается фактом: к часу, когда гости решили расходиться по домам, Муромский, трезвее стекла, суше листа, налился подзабытой лютой свежестью. Абсолютно ясная голова, звенящие от забродившей удали мышцы. В таком состоянии парапсихологи усилием воли двигают спичечные коробки, йоги забивают железнодорожные костыли ягодичными мышцами, причем шляпкой вниз, а чемпионы силового экстрима одной левой выбрасывают на космическую орбиту ракеты с Гагариными.
Илье чертовски хотелось подвига.
Гости, ничего этого не замечая, расходились. Попарно. Дамы в сопровождении джентльменов. Затем – «холостяки». Салютуя на ходу, в колонну по одному в дверной проем ловко выпали господа военные. Последними удалились Попов и профессор дружбанологии. Лешка с плотоядной усмешкой болботал:
– Эх, ящерка, раскручу я тебя на технические новинки!
На что благоухающий укропом Геннадий виновато ответствовал:
– Разве я возражулю, дружбан Алешка? Конюшно нет. Телу – бремя, тетехе – часть. Но мне самому новинки в дикость. Или в диковинку?..
С каждой секундой их голоса становились неразборчивее.
«Один, – задумался Илья, – опять один. Все подружки по парам, только я в этот вечер без подружки. Без лягушки, без неведомой зверушки». На этой крамольной мысли он опасливо покосился по сторонам: а ну как Фенечка примет на свой счет?
Фенечка не заставила себя ждать:
– Что, Илюшенька, невесел? Уж не девулю ли какую вспомнил? Да ты погляди на себя, сидень. Ишь заелся, запился, тело как куль с картошкой стало, а туда же! Шел бы лучше на тренажеры. Глядишь, через часок-другой вся придурь с потом выйдет. И сальце лишнее сгорит. Чего расселся, пентюх? Шагом марш к золотым мгновениям спорта!
«…И от этих-то неслыханных речей умер сам Кощей, без всякого вмешательства…» – всплыли в голове Муромского жегловские строчки.
Подхватившись, он рысцой побежал изгонять меланхолические бредни. Скрипели на разные лады пружины тренажеров. Ухали, хлюпали боксерские груши. Звенела от молодецких ударов макивара, выполненная из лиственницы. Меланхолические бредни спрятались было под маты, но, когда разошедшийся спортсмен перешел к акробатическим упражнениям, не выдержали и с писком отчаяния упорхнули в раскрытое настежь окно.
Разгоряченный Илья остановился, чтобы убедиться в полном изгнании пустяшных мыслишек. Словно дождавшись остановки, раздался телефонный звонок.
