Манькина, опираясь на тяжелую можжевеловую палку. — Хлыщ какой, туда же — жениться. Тунеядец проклятый, на портки бы сперва заработал.
— Стукни же его, мам, — опять попросил Люциан.
— Мокрое место останется, — сказала Манькина, поднимая палку. — У нас справка из Белых Столбов имеется, нам ничего не будет.
С криком: «Психи!» — Бордюров без боя сдал позиции превосходящим силам.
— Ловко мы его отшили, — довольно засмеялся Люциан.
— Еще кто-то заходил? — спросила Агриппина Львовна, внося чайник.
— Это вам показалось, сваха. Мы тут с Люциашей разговор ведем. От невесты телеграммы не было, когда ждать ее?
— Пока нет.
Не дожидаясь особого приглашения, Манькина, взяв за руку сына, села за стол.
— Были серьезные женихи, сваха, или так, шешура голозадая? — ревниво спросила Манькина.
— Ученый был известный, работы пишет.
— Писать сейчас все пишут, да много ли он за свою писанину получает?
— Духовного звания был.
— Старик дряхлый, только на свалку?
— Нет, молодой.
— Много ли в них нынче, в духовных, проку? Ни в люди с ними не выйти, ни поехать куда. Все глазеют да пальцами показывают. Мракобесы — одно слово. А что деньги, говорят, большие, так это только слава одна идет. Около этих денег прихлебателей полно — староста, казначей, вся двадцатка, а тут еще благочинному надо дать. Ну, а стóящие кто был?
— Было, много было, — туманно сказала Агриппина Львовна, — да вон еще кто-то звонит.
На пороге уже стоял отец Левонтий.
— Здравствуйте, — сказал он и нехорошо покосился на Манькиных.
Елизавета Никаноровна презрительно оглядела вошедшего.
— Вот этот и будет духовного звания? — усмехнулась она. — Послушник, что ли? Горшки за попадьей выносит.
— Я священнослужитель, на мне духовный сан, — нервно сказал отец Левонтий, — и не пристало вам, старой женщине, так отзываться.
Агриппина Львовна вмешалась на правах хозяйки:
— Что же это вы, в первый раз увидали человека и позорите? Нехорошо!
— И-и, милая, знаю я ихнюю поповскую братию, — ни капли не смутившись, ответила Манькина, — приходилось с ними дело иметь. Глаза завидущие, а руки загребущие.
Агриппина Львовна почувствовала, что купчиха со своим недоноском распугают всю клиентуру.
— Вы, граждане, — строго сказала она, — или сидите спокойно, или можете очистить помещение, если вам что не нравится.
— Поп — толоконный лоб, — сказал Люциан и засмеялся.
Агриппина Львовна хотела еще что-то суровое сказать, но в это время на коммунальной кухне послышался какой-то шум и она поспешила туда. Оставшись одни, Манькины перешли в наступление на попа.
— Топай-ка ты отсюда подобру-поздорову, — посоветовала Елизавета Никаноровна.
А Люциан попросил:
— Стукни его, мам. Ну, стукни.
— И то верно, — одобрила Манькина это предложение.
Но тут произошло непредвиденное. Едва Манькина поднялась со своей клюкой, как отец Левонтий молодо, по-спортивному, вскочил, боднул купчиху головой в ее рыхлый живот, и она тотчас грузно осела. Священнослужитель резко повернулся к Люциану и, сверкнув золотым зубом, процедил:
— Я тя, гад, так стукну — всю жизнь на аптеку будешь вкалывать, понял?
— Не трожь дитё, — вскинулась Манькина и опять подняла палку, — черепушку размозжу!
Но отец Левонтий спокойно перехватил купчихину руку, и палка со стуком упала на пол, туда же отец Левонтий посадил и саму Елизавету Никаноровну.
— Стукни его, мам, — слабо сказал Люциан.
С криком: «Ах, ты гнида!» — отец Левонтий послал Люциана в глубокий нокдаун.
— Караул, — заревела Елизавета Никаноровна, — люди добрые, убивают!
— Молчи, шкура! — рявкнул отец Левонтий и швырнул в Манькину табуреткой.
Но их никто не слышал, потому что в коммунальном коридоре разгорелись свои страсти.
Председателю домкома Смурову как-то в городе попалось на глаза объявление, повешенное Агриппиной Львовной. Председатель обратил внимание на адрес:
— Это же у нас, в передовом ЖЭКе, такие безобразия творятся! Позор! ЧП!
Смуров сорвал объявление, сунул в папку, с которой не расставался. А придя в свой кабинет, как он называл красный уголок, написал на уголке объявления: «Тов. Калинкину! Срочно разобраться. Принять необходимые меры пресечения. Доложить исполнение. Смуров».
И Рагнед Кузьмич, потрясая этим объявлением, бегал по дому и собирал экстренное заседание женсовета. Не обремененная никакими другими обязанностями, член женсовета Щечкина-Помадина собралась, как солдат по тревоге. Рагнед Кузьмич информировал ее о чрезвычайном происшествии.
— А я замечала, что в 83-ю квартиру что-то много посторонних стало последнее время заходить, — сказала Леокадия Аркадьевна.
— Почему своевременно не сигнализировали? — грозно спросил Калиныч свою верную помощницу.
— Я думала…
— Думать будет за вас руководство. Ваше дело — докладывать и сигнализировать. Проморгали под самым носом такое ЧП! Я уже получил нагоняй от товарища Смурова. Домком недоволен нашей работой.
— И сегодня у Залетниковых посторонние есть, — робко сказала Леокадия Аркадьевна, надеясь этим сообщением поправить пошатнувшееся политическое реноме, — я хотела сигнализировать.
— Хотеть будет руководство, — отрезал Калинкин. — С вами мы еще разберемся, — погрозил он суфлерше и стал ставить конкретную задачу.
Было решено в полном составе и немедленно отправиться на место происшествия, в квартиру Залетниковых, на предмет составления акта. В последнюю минуту к женсовету присоединился и сам преддомкома Смуров.
Женсовет пересек двор и направился к квартире № 83. Возглавлял процессию товарищ Смуров. Рядом и чуть поодаль, соблюдая ранг, солдатским шагом шел Рагнед Кузьмич. Замыкала шествие Марина Петровна с ундервудом на руках.
У самых дверей Рагнед Кузьмич нос к носу столкнулся со своим бывшим директором ресторана Кукушкиным. Светлая жажда мести озарила официальное лицо старого официанта.
— А, — сказал он, нехорошо улыбаясь, — товарищ Кукушкин! Можно оказать, районный руководитель, а тоже туда же?
Кукушкин сначала решил было не узнавать кляузного официанта, но теперь это было исключено.
— Калинкин? — спросил он строго. — Вы что здесь?
— Я-то здесь от общественности, — торжественно сказал Рагнед Кузьмич, — а вот вы, извиняюсь, от кого будете? Член партии, руководящий работник — и жениться вздумали по объявлению? Да вы, сколько я помню, были женаты. Хотите еще одну заиметь, как абиссинский бей?
В неприятную ситуацию попал Аркадий Степанович. Его бесцеремонно разглядывала вся общественность. И Смуров уже мучительно припоминал, где он видел этого солидного рыжего дядю, и уже формулировал докладную о нем записку.
Выручил Кукушкина Пеликан. Именно в эту минуту к ним приближался не кто иной, как Семен Борисович Пеликан, которого Кукушкин выдавал за великого специалиста по разработке рекламы для системы УБОя. Испытанный на многих бурных ресторанных и убоянских передрягах, Кукушкин немедленно оценил перемену обстановки и точно сориентировался.
— Вот что, Калинкин, или как тебя, — сказал он рано торжествовавшему победу общественнику, — я не знаю, о каком объявлении ты тут плетешь и о какой женитьбе болтаешь. Мне до этого дела нет. Лично мне нужен товарищ Пеликан. Семен Борисович, — зычно сказал Кукушкин и, властно отстранив Рагнеда Калинкина, пошел навстречу Пеликану, — как
