Прошло еще несколько дней, и Буэнавентура попросил Ребеку переехать в другую комнату. Он будет спать в комнате один, потому что не хочет беспокоить ее по ночам. В комнате с ним останется Петра, которая будет сторожить его сон. Петра перенесла из нижнего этажа свою походную железную кровать и поставила ее в ногах Буэнавентуры. Ребека согласилась и перенесла свои вещи в комнату для гостей на другом конце дома. Казалось, она довольна, что теперь никто не будет мешать ей спать. Она снова начала устраивать свои всегдашние чаепития с легкими закусками, будто ничего не произошло. По вечерам ходила с приятельницами по магазинам.
– Он – потомок конкистадоров, эти люди сделаны из железа, – говорила она своим партнершам по бриджу нимало не тревожась. – Ничего с ним не случится.
Петра часами растирала Буэнавентуре спину мазью из коровьего вымени, смешанной с маслом из змеи маха, чтобы снять мучившие его боли. Она поставила фигурку Элеггуа рядом с его кроватью, жгла пахучую кожу кобры и каждый вечер молилась вслух, но все было напрасно. Буэнавентуре становилось хуже и хуже. Вскоре у него поднялась температура, которую было не сбить ничем. Однажды утром он начал бредить. Ему казалось, он на пляже Лукуми, и волны тихо набегают на него, но пена не дает дышать. Петра заподозрила неладное, но, когда склонилась над ним и приложила ухо к его губам, Буэнавентура не смог произнести ни слова. Тогда Петра поставила его на ноги и с помощью слуг довела до нижнего этажа. Ни Ребека и никто другой из членов семьи не осмелились ее остановить, потому что Петра подчинялась только Буэнавентуре. Мы с Кинтином сопровождали их до грота, где был источник. Петра, с Буэнавентурой на руках, погрузилась в воды источника и начала тихо купать его, чтобы холодная вода омыла дрожавшее от озноба тело.
Она плавно качала его, что-то напевая на своем непонятном языке, и тут Буэнавентура открыл глаза.
– Не стоило мне строить свой дом на источнике, который был общественным достоянием, Петра, – прошептал он ей на ухо, хотя мы с Кинтином тоже расслышали его. – Я построил свое состояние на воде, а вода, которую дает земля, бесплатна, потому что идет от Бога.
Когда Петра вынула Буэнавентуру из лохани, он был уже мертв.
Слуги на руках отнесли тело в дом. Ребека ждала в супружеской спальне. Ей сообщили о случившемся, но у нее не хватило мужества спуститься в нижний этаж. Когда она увидела Петру, которая помогала нести тело и все еще держала Буэнавентуру за руку, то оттолкнула ее и с криками выгнала из комнаты.
Беда сразила Ребеку. Со спутанными волосами и покрасневшими от слез глазами она сидела у тела Буэнавентуры, которое по ее приказанию положили на кровать.
– Правильно говорят: кто как живет, так и умирает! Ты был моим королем с того самого дня, когда я познакомилась с тобой, но ты меня предал. Ты предпочел захлебнуться в сточных водах подвала в объятиях ведьмы, вместо того чтобы мирно отойти в лучший мир, лежа в своей постели рядом с женой, которая тебя обожала.
Прощание с телом состоялось на следующий День. Буэнавентура лежал в гостиной, в бронзовом гробу с серебряными ручками, и весь Сан-Хуан пришел с ним проститься. Ребека распорядилась вынуть из семейного «роллс-ройса» сиденья из серой кожи, а верх убрать в багажник, чтобы останки Буэнавентуры проделали последний путь к месту упокоения в надлежащем убранстве. Мы все вереницей следовали в машинах, покрытых венками, за гробом, на котором высилась гора цветов. Епископ Сан-Хуана лично отслужил заупокойную мессу в мавзолее, который Буэнавентура построил для себя много лет назад из гранита, привезенного из Вальдевердехи. Почти все слуги пешком пришли на кладбище, чтобы возложить цветы на могилу, – все, кроме Петры. Ребека запретила ей появляться на похоронах. Петра весь день просидела в нижнем этаже на своем старом троне из плетеной ивы, возле источника, и молилась за Буэнавентуру. Она хотела быть уверенной в том, что душа его явится в иной мир целой и невредимой, следуя по руслу подземных вод до самых своих истоков.
Часть седьмая
Третий дом на берегу лагуны
26. Месть Ребеки
После похорон Буэнавентуры семья Мендисабаль в полном составе вернулась домой, и все уселись в гостиной в ожидании сеньора Доменеча, семейного душеприказчика. Ему надлежало открыть портфель из красной кожи, который лежал на столе, и огласить завещание Буэнавентуры. Эулодия и Брунильда спустились в кухню приготовить легкую закуску – сандвичи со швейцарским сыром и кофе. Все были в трауре: Ребека, Родина и Свобода – в черных платьях и севильских мантильях, покрывавших голову; Игнасио, Хуан и Калисто – в английских габардиновых костюмах и галстуках из серого шелка. Видя семейство таким серьезным, рассевшимся на шикарных стульях Ребеки в стиле Людовика XVI, я едва удерживалась от смеха. Во всем этом было что-то забавное и одновременно угрожающее. Мендисабали были похожи на стаю стервятников, и я вспомнила сцену из фильма Хичкока «Птицы».
Родина и Свобода стали шепотом бормотать молитвы. Ребека закрыла глаза, откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула. Игнасио, сидевший рядом с ней, держал ее за руку и пытался утешить. Кинтин сел рядом со мной. Он был бледен и время от времени вытирал носовым платком вспотевший лоб. Конечно, он опечален смертью отца, сказал он мне, но, с другой стороны, он испытывает и некоторое облегчение. Теперь Ребеке не придется больше терпеть его грубость, и Кинтин сам будет о ней заботиться.
Наконец явился сеньор Доменеч в безупречном сером костюме. Он галантно поцеловал руку Ребеке и сел на другом конце стола. Эулодия предложила ему кофе, и несколько минут он разговаривал с членами семьи о вещах, не имеющих отношения к делу. Когда унесли чашки и бутерброды, он встал и открыл портфель. Завещание занимало полстраницы, и сеньор Доменеч дважды пробежал его глазами, прежде чем прочитать вслух: Буэнавентура оставлял все – и дом, и все акции предприятия «Мендисабаль и компания» – Ребеке.
Этого следовало ожидать, подумала я. Буэнавентура всегда усложнял жизнь окружающим. Кинтин выглядел озабоченным. В борьбе за контроль над расходами семьи появилась теперь и необходимость препираться с Ребекой, которая, несомненно, попытается вмешаться в деловой процесс. С ней нужно будет вести себя максимально дипломатично, чтобы не затронуть торговые интересы фирмы и чтобы у семьи по-прежнему сохранялись привычные доходы.
Когда сеньор Доменеч закончил читать завещание, Кинтин осознал, что в нем ни словом не упомянут таинственный источник личных вкладов Буэнавентуры. Мой муж никогда не отличался тактичностью и выбрал самый неподходящий момент, когда тело Буэнавентуры еще не остыло, чтобы приступить к Ребеке с расспросами на щекотливую тему.
– Ты что-нибудь знаешь о том, где папа хранил свои личные капиталы, мама? – спросил он. – В завещании не упоминаются ни облигации, ни акции, но они непременно должны где-то быть. Тебе это может показаться невероятным, но доходы фирмы «Мендисабаль и компания» уже несколько лет не покрывают расходов семьи. Личные вклады папы компенсировали недостачу, и теперь они нам крайне необходимы.
Ребека была поражена.
– У Буэнавентуры был счет в Национальном банке Швейцарии, в Берне, но он никогда не называл мне номер сейфа. И не говори мне, что ты тоже его не знаешь! Ты всегда был его любимчиком!
Кинтин понятия не имел, о чем говорила Ребека. Он впервые слышал о счете в швейцарском банке.
– Он обязан был сообщить тебе номер сейфа перед смертью, – зарыдала Ребека. – Там было несколько миллионов долларов наличными!
Кинтин поклялся, что Буэнавентура никогда о нем не упоминал, но Ребека ему не верила.
– Если эти деньги лежат в Национальном банке Швейцарии, то мне бы хотелось знать, откуда они там появились, – добавил Кинтин уже в раздражении. – Откуда папа их взял?
Ребека посмотрела на него недоверчиво.
