— Какая встреча!
Я поднял глаза. Навстречу нам меж труб шагала высокая фигура в расшитом золотом и самоцветами черном камзоле. Смоляные волосы красиво уложены, худое, осунувшееся и бледное лицо выражало высокомерие и презрение. Темно-темно синие глаза смеялись, глядя на нас. Тонкие надломленные брови сошлись у переносицы, руки сложены в "узел". Внутренний карман плаща топорщится. Кощей, собственной персоной.
— Не подходи, — пригрозила Василиса, держа перед собой злополучную иглу сразу за оба конца.
— Ой-ой-ой, какие мы крутые! Ты ничего не хочешь мне сказать, Василиса?
— Я очень многое хочу тебе сказать, но тебе это не понравится, — развела руками Прекрасная.
— Что ж, тогда сразу к делу? — грустно улыбнулся Кощей. Он стоял на расстоянии пяти шагов от нас. — И не надо прятаться за своего… любовника. Он еще сам из "памперсов" не вылез.
— А вот за "любовника" в глаз хочешь?! — зарычал я, взбешенный таким подозрением.
Бессмертный снисходительно поднял бровь, слегка растянув уголки губ.
— Вы мне УГРОЖАЕТЕ?
— Именно, — кивнула Василиса, держа иглу в вытянутых руках. — Отдай нам ковер-самолет, и мы тебя не тронем. Мы даже не заберем отсюда ничего.
— Ух ты, как мы заговорили! — деланно восхитился он. — Интересно, кто тут террорист: я или вы?
— Сейчас — мы, — спокойно ответила царевна.
— И что же вы можете мне сделать? — расхохотался Кощей.
Нас начали окружать его приспешники. Сначала явилась кошкоголовая женщина с автоматом в руках, потом Щипцы и Дыба (как представила их Вася), потом попугай на плече робота-пирата, а затем и прочие монстры. Вскоре нас окружила плотная толпа разумных чудовищ. Кощей усмехался. Он был тут королем и богом.
— Мы убьем тебя.
— Чего?! — покатился тот со смеху. — Вы?! Меня?! Каким образом?
— Вот твоя смерть, — Василиса продемонстрировала иглу. — Если ты не выполнишь наши требования, то… — она слегка согнула иголку.
— Что за вздор! Моя смерть — у меня! — высокомерно воскликнул террорист, выхватывая из внутреннего кармана сундучок и доставая содержимое. — Вот моя смерть!
Картина Репина "Приплыли. Греби ушами в камыши". Величайший бессмертный злодей всех времен и народов, довольно ухмыляясь, гордо держал над собой кусок ткани, на котором цветными нитками был вышит процесс проламывания под Кощеем трона. Причем лицо у него на этой вышивке было настолько карикатурное… монстры грянули гоготом. Да и мы с Васей, признаться, не удержались.
— Ой, не могу… ой, тоже мне… ха-ха… великий злодей…
— А? Что?! Как?!. - растерялся Бессмертный и только сейчас понял, что держит вовсе не игрушечного зайца, а…
— Ах, вы… — задохнулся он. — Взять их!
Монстрики достали совсем не шуточное оружие. Да и у Кощея появился в руке далеко не муляжный бластер… Все, чем мы могли вооружиться в ответ, — это пистолет, подаренный князем Мстиславом, автомат-раскладушка, который я пожертвовал Василисе, парочка бронежилетов и граната. Мы немедленно обмундировались. Вася все еще надеялась уйти отсюда с ковром и не убивая Кощея.
Кольцо монстров сузилось, в нас полетели первые пули.
— Бежим! — рявкнул я. — На прорыв!!!
Дальше, к стыду и скорби, началась мясорубка. До сих пор за все путешествие мы не прикончили ни одного живого человека, кроме той кикиморы. Теперь без трупов обойтись было уже нельзя. Плохо помню, что было в те три часа. Кажется, мы с Васей куда-то бежали, стреляли, уворачивались, пару раз рядом прогремели взрывы; за нами была погоня; мы отстреливались, прятались, нас находили, и все начиналось сначала… приходилось иногда даже убивать. Вот так, стоя рядом с человеком, глядя ему в глаза, сложно убить. А когда бежишь, когда не видишь: в кого попал, как попал, — это напоминает компьютерную игру. Ты можешь убить одного, трех, десятерых, полсотни (если сил хватит)… и некогда размышлять о морали. Либо они тебя — и родная Русь в тартарары, либо ты их — и мир на какое-то время вздохнет спокойно. И ты стреляешь, стреляешь, стреляешь, и даже не хочется знать, что кто-то от этих выстрелов погибает, обрывается чья-то пусть трудная, пусть бессмысленная, но — жизнь. А впрочем, кого мы там могли прикончить, с нашим-то хлипеньким (уже теперь) снаряжением? Хотелось верить, что никого… оборачиваясь, познавали чистоту своей совести и невредимость вражеской армии — и снова наутек, снова погоня, свистящие совсем близко пули, лабиринты с минными дорожками…
Наступил момент, когда нам казалось, что мы оторвались от погони. Шум сзади притих, да и впереди был только пустой коридор.
— Уфф… — мы переглянулись и рассмеялись. Все те же дешевые фокусы! — Помнишь поезд-демон?
— Еще как!.. А помнишь, как на нас предметы бросались?
— Да уж, весело было!.. А помнишь…
Углубиться в воспоминания нам не дали. Посреди коридора внезапно материализовался прямо из воздуха наш общий знакомый.
— Так-так. Воркуем, значит? — желчно ощерился он. — Василиса, есть разговор…
Девушка вопросительно подняла бровь. Кощей вынул какой-то странный пистолет.
— Ты не досталась мне…
— И не достанусь! — фыркнула она.
У меня шевельнулось нехорошее подозрение.
— Значит, не достанешься никому! — с этими словами он выпустил пулю. — А ведь я любил тебя…
Дальше помню все как в замедленной съемке. И крик: "Когда ЛЮБЯТ, так не делают, сволочь!" — исторгшийся из моей груди; и как из пистолета вылетел странный светящийся заряд, полетевший в сторону Васи; и как бросился ему наперерез; и Васин крик: "ВАНЯ!!!"
Грудь обожгло. Словно пелена спала. Мозг перестроился на обычную работу. Я медленно опустил глаза вниз и с каким-то удивлением смотрел, как поверх пробитого бронежилета и рубашки, наброшенной на него, растекается красное пятно, как будто капнули гуашью в воду… боли не было. Я перестал чувствовать ее. Звуки исчезли. Кощей, немного недоумевающий, обеспокоенное лицо Василисы, что-то мне говорившей, — тоже, уступая место темноте. На этот раз старуха с косой и в балахоне так просто меня не отпустит. Нет. Не отпустит вообще.
— Василек… — я хотел сказать многое.
Но успел — только это.
Потом ничего не было.
* * *
А потом я очнулся. Мне казалось, что я вишу в воздухе, выше даже потолка, но его как будто нет. Я не чувствовал ни рук, ни ног — ничего. У меня было только зрение, слух и обоняние. Пахло дымом. Внизу, на полу, суетилась Василиса возле тела какого-то юноши… она отодвинулась, и я узнал себя. Я видел все словно со стороны и не мог сдвинуться с места, вися в одной точке.
— Зря стараешься, — услышал я голос. Так. Это Кощей.
— Ты, тварь… — из глаз царевны покатились слезы. — Как ты мог!.. Ты… ты ранил его?!
— Зря надеешься, голубушка, — противно усмехнулся Кощей. — Он мертв. И на этот раз абсолютно точно. Его уже не спасти.
— А?! — Вася зажала рот рукой и расплакалась еще сильнее. Сердце — или что у меня теперь вместо него? — зашлось ответной болью. Боже мой, бедная… неужели она так ценила меня?
— Не может быть. Этого не может быть, — сама себя убеждала она. — Он очнется, обязательно очнется…
С этими словами девушка отважно подхватила тело и, морщась от тяжести, потащила его к окну. Я невольно восхитился своей мужественной подругой. Наверное, вот так же вот таскали раненых медсестры в Великую Отечественную…
— Куда ты его тащишь, милочка? — окрысился Бессмертный. — Он уже НИКОГДА не придет в себя. Неужели не понимаешь? Вроде не маленькая уже…
— Вот куда, — царевна неожиданно вскарабкалась на подоконник, втащив туда и тело, достала единственную гранату и, выдернув кольцо, бросила в Кощея со словами:
— Сдохни, мерзавец!
Все вспыхнуло ало-желтым; дворец устоял — он был сделан из сверхпрочного материала. Но оконную раму вместе с Василисой и мной взрывной волной выбило куда-то прочь; все горело. Кощея не было видно. Похоже, что взрывом его проняло-таки. В момент, когда взрыв прогремел, изображение в глазах закачалось, словно в видеокамере, которую уронили во время съемки, и начало пропадать.
Отпущенное мне время вышло.
* * *
Вьюга сердито бросала в стены дворца тараном белых хлопьев и ветра; на многие километры вокруг был снег. Снег, снег, снег — и больше ничего. На этом снегу под стенами Ледяных Чертогов сидела и горько-горько плакала молодая девушка. На ней не было ничего, кроме осеннего сарафана и туфелек, но она этого не замечала. Не замечала она ни холода, ни вьюги, ни наступивших вдруг сумерек.
Она плакала над телом мертвого друга.
Будь трижды проклят Кощей, убивший ее друга. Будь проклята та ссора с Иваном и Тридевятое царство. Будь проклят тот день, когда она впервые увидела его наглые голубые глаза и всклокоченные русые волосы. Увидела — и привязалась к ним навек. Сколько раз эти двое ссорились, сколько раз поносили друг друга недобрыми словами, сколько раз сажали друг другу синяки! А запомнилось почему-то не это. Запомнилось, как переодевались перед таможней. Как спасались от взбесившихся вещей. Как ловили Медведя. Как убегали от кикиморы. Как… Запоминались смешные и страшные приключения, связавшие Василису, Ивана и Серого Волка одною веревкой и вот теперь забросившие их сюда, в логово террориста Кощея Бессмертного. Обаятельного — но мерзавца.
