— Замечательно. Ох, я устрою этому… киднепперу фигову!
— Может быть, сперва продумаем план?
— Ох, ты прав, Волчик, — я повернулся на бок. — Сначала, думаю, мы спасем Васю, так?
— Верное решение, — одобрил он. — А как?
— Как-как! Найдем лазейку, проберемся внутрь, притворимся кощеевцами…
— Допустим. А дальше?
— Дальше находим ковер и прем его.
— А дальше?
— Дальше… дальше я ему испорчу жизнь, настроение и условия обитания!
— Каким образом ты собираешься это сделать?
— Пока не знаю, там посмотрим.
— Ладно, — Волк кивнул. — А потом?
— Что — потом? Потом сматываемся, у меня не было задачи его ликвидировать.
— Гм. Неплохой план!
— Ладно, пошли, Волк, — я поднялся, собрал вещи и накинул на плечи шкуру. Будет, чем греться!
— А ты уверен, что можешь идти?
— Абсолютно, — я на всякий случай подвигал по очереди одной ногой, другой, руками и головой. — Не такой уж я хиляк, как ты думаешь.
— Ну смотри, — и мы отправились в путь.
Вьюга так и норовила оттеснить нас подальше от дворца, развернуть в другую сторону. Но, в конце концов, разве может какая-то вьюга нам помешать, когда речь идет о спасении родины и лучшего друга?! Держись, Кощей! Ты просто еще не понял, с кем связался!
* * *
Комнату ей отвели скудную. Небольшую по размерам, темную и бедно обставленную. Впрочем, скучать тут Василисе не приходилось: книги в стеллаже завистливо и злобно шелестели страницами в ее адрес, утварь выскакивала из рук, недобро шипя, одеяло и пижама строго следили за ее режимом дня, в определенное время укладывая ее в постель насильно или насильно же выталкивая. На подставках стояли склянки с реактивами и зельями, содержание которых не могла угадать даже царевна. На потолке висела люстра в виде отрубленной головы, которая ровно в девять часов утра открывала рот и говорила:
— Просыпайся, Василиса свет Прекрасная, а то ко мне присоединишься!
В шкафу стояли в застекленных ящичках явные экспонаты Кунсткамеры, которые легко было перепутать с заспиртованными там же корнями мандрагоры. Полки украшали причудливые челюсти различной формы и размера, которые начинали музыкально клацать, если нажать на кнопочку; на столе стояла ваза с цветами, время от времени поедавшими садившихся на них мух.
Три раза в день в комнату заглядывала чем-то странно знакомая высокая женщина с кошачьей мордой, почему-то называвшая себя Еленой Прекрасной, и приносила Василисе еду. Когда кошачьеголовая Елена бывала занята, ее сменяли странные типы: либо два брата-близнеца Дыба и Щипцы (у Дыбы были свиные уши, а у Щипцов — поросячий хвостик), либо одноногий робот в пиратской одежде, которым управлял хамоватый попугай, сидевший на его плече-пульте. Попугая звали Джек Воробей, однако вел он себя куда более скверно, чем истинный носитель этого имени, порой отпуская в адрес пленницы скабрезные шуточки.
Единственное, что скрашивало ее быт в этом ужасном месте, — это вышивка. Каждый вечер Василиса брала столь полюбившийся ей набор и садилась к зарешеченному окну. Она вышивала странную картину: проламывающийся под Кощеем трон.
Кощей постоянно наносил к ней визиты, иногда распуская руки. Очень скоро он испытал на себе весь великолепный нрав пленной царевны, однако от своих действий не отступился. Можно было сказать, что Бессмертный впервые за долгие годы влюбился; и теперь он намеревался заполучить Васино расположение. Чего террорист только не делал: дарил ей кусачие цветы из своего личного сада; преподносил коробки конфет, начинкой которых были чьи-то косточки; приглашал на ужин в романтической обстановке "а-ля свидание с Дракулой"… Как-то он зашел к ней и попытался пригласить на свидание. Получилось довольно неуклюже, и Василиса окончательно обиделась:
— Все! Я тебя больше видеть не хочу, маньяк!
— В темницу посажу! — рассердился Кощей.
— Плевать! Зато не увижу больше твою поганую рожу! — она топнула ногой.
— В мухомор превращу!
— Превращай! Авось мной за обедом отравишься!
— Еды лишу!
— И без нее обойдусь.
— Воды лишу!
— Прекрасно, быстрее отмучаюсь!
— М, ммм… — Бессмертный огляделся, размышляя, что бы отобрать. — О! Вот чего.
Он схватил сундучок с вышивкой:
— Возьму его. Когда одумаешься, приходи. Тогда верну, — и вышел.
— Ах, ты!.. — задохнулась царевна. Кощей не знал, что в сундучке лежит не только вышивка, но и фотографии двух очень близких ее друзей… — Ну берегись, свинья бессмертная, Дункан МакЛауд несчастный! Мне вовсе не надо твоего разрешения, чтобы вернуть себе сундучок! А заодно и дело государственной важности попытаюсь сделать…
* * *
На следующий вечер метель расступилась, явив нам эскимосское поселение. Мы решили зайти и попросить ночлега, однако первая же яранга, в которую я собирался попроситься, оказалась пуста, только на полу лежали свежие человеческие кости. Меня передернуло.
— М-мама… кто же это с ними так "ласково" обошелся?
— Не мои сородичи, это точно, — на всякий случай предупредил Волк, незаметно подойдя сзади.
— Да уж вижу. Кости словно… обсосаны?!
— Вот и я о том же. И… Волки все же предпочитают людскому мясу мясо животных, а если уж настолько голод припирает к стенке, то, бывает, и едим. Но не всю же деревню разом вырезаем!
— А что, вся деревня?! — изумился я.
Волк мрачно кивнул.
— Я обошел все яранги — то же самое.
— Вот это да, — я присвистнул. — Что же такого могло случиться? Ладно, пошли отсюда…
Мы вышли и побрели меж яранг прочь. Холод пробирал до костей, но я позаимствовал в доме несчастных эскимосов теплую одежду, и идти стало существенно легче. Вьюга снова принялась бросать нам в лицо комья снега; скоро я обнаружил в суме подарки Бабы Яги — неснашиваемые сапоги, хлеб и клубок-путеводитель. Последнее было очень кстати, потому что, чем больше мы приближались к логову террориста, тем капризнее вел себя локатор, а под конец и вовсе приказал долго жить. Сапоги здорово спасали от холода, а хлеб заменил весь провиант.
Внезапно в белоснежной пелене, застилавшей путь, нам почудилась человеческая фигура. Я решил, что это галлюцинация, и потер глаза, но видение не исчезло. Похоже, что к нам, шатаясь и спотыкаясь, брел человек. Вскоре мы смогли разглядеть, что это эскимос. Заметив Волка и меня, эскимос направился к нам. Подойдя уже совсем близко, он неожиданно упал в снег и замер. Волк повернул его на спину. Человек еще дышал, хотя и с хрипами. Лицо его было совсем молодым — мне ровесник, но он был почти целиком сед. Мы переглянулись.
Эскимос открыл глаза и что-то пролепетал.
— Что-что? — автоматически переспросил я на родном языке.
— Русские… — на лице эскимоса появилось подобие улыбки. — Вы русские… хорошо…
— Что случилось? Вы из этой деревни?
— Да, — прохрипел тот. — Тут… ужас… его звери… съели…
— Чьи звери?
— Его создания… Кощея… всех съели… экспериментатор (вырезано цензурой)… я один спасся.
— Что за звери? — сделал я попытку его допросить.
— Мерзость… смесь моржа и медведя… когти как кинжалы… Нас продали и совсем забыли, а Кощей… изводит нас на свои опыты…
— О, Господи! — нас передернуло. — Отвратительно!
— Он… весь мир… запомните! — эскимос приподнялся и неожиданно ясными глазами впился в меня. — Весь мир! Надо его остановить, или…
Глаза несчастного закатились, и он упал замертво, мы даже понять ничего не успели.
— Вот это да-а, — протянул мой спутник. — Изводить целые поселения на опыты!.. А я ведь как-то видел его по телевизору, такой молодой, интеллигентный, хорошо одетый мужчина. И умный вроде. Ладно просто терроризм, но ЛЮДЕЙ, живых людей на опыты?!
Я смолчал. Если бы Кощей сейчас стоял передо мной, ему осталось бы только молиться! Спастись он от меня бы уже не смог. Я стиснул ладонями ремень сумы, представляя себе, что это шея Бессмертного.
До дворца оставалось два дня, если верить клубку.
* * *
Поздно ночью, когда пижама и одеяло ослабили бдительность, Василиса выбралась из своей комнаты, использовав для взлома замка музыкальные челюсти, ножик и немного сообразительности. Ее встретили мрачные коридоры-"коробки", на потолках которых висели выключенные лампы дневного света. Стены были из странного материала, украшенные лепниной. "Судя по сюжетам лепнины, скульптор был натуральный садист", — подумалось Василисе.
Она двинулась вперед по коридору вдоль железных дверей, пестривших надписями: "Кабинет для гостей", "Кабинет для физических опытов", "Компьютерный кабинет"… ну где-то же должна, просто обязана быть его комната! Где-то же он спит, отдыхает — Кощей, конечно, не лентяй, но и ярым трудоголиком никогда не был. Предпочитает чахнуть над накопленным в личном банке златом. То есть, это, конечно, вовсе не злато, а хрустящие зелененькие купюрки… За прошедшие полторы недели царевна успела заметить за Бессмертным три пунктика: имена, деньги и он сам. Не так-то уж и трудно представить себе самовлюбленного злодея, но Кощей себя просто обожал! Каждое утро, просыпаясь, он требовал зеркало и долго сыпал потоками лести в свой адрес. К тому же, он был страшный щеголь…
