После ужина я сложила выстиранную одежду и загрузила в сушку следующую партию. К сожалению, для этой работы требовались только руки. Мозг оказался свободен и немедленно вышел из-под контроля. Меня мотало между предвкушением встречи, таким сильным, что это почти причиняло боль, и предательским страхом, едва не заставившим меня изменить решение. Приходилось напоминать себе, что я сделала выбор и не собираюсь от него отказываться. Я снова и снова разворачивала записку, чтобы впитать в себя два написанных им слова. «Он хочет, чтобы мне ничто не угрожало», — раз за разом повторяла я себе. Я должна верить, что это желание одержит победу над всеми другими. И какие у меня есть варианты? Выбросить его из своей жизни? Невыносимо. И ещё. С тех пор как я приехала в Форкс, мне всё больше и больше казалось, что моя жизнь принадлежит Эдварду.
Но слабый голосок где-то на задворках сознания продолжал тревожно нашёптывать: «Ты не представляешь, как будет больно… если всё кончится плохо».
Когда настало время отправляться спать, я почувствовала облегчение. Зная, что слишком взвинчена, чтобы заснуть, я совершила неожиданный для себя поступок. Приняла лекарство от простуды, в надежде на то, что его снотворный эффект отключит меня как минимум на восемь часов. В нормальном состоянии я бы такого себе не позволила. Но завтрашний день и без того обещал быть очень непростым, а если я ещё и буду бродить как лунатик от недосыпа… Ожидая, когда подействует лекарство, я расчесывала волосы, пока они не стали безупречно прямыми, и думала о том, что надену завтра.
Подготовив всё к утру, я, наконец, легла в постель. Возбуждение не отпускало — меня трясло. Я встала и нашла в коробке с дисками сборник ноктюрнов Шопена. Включила музыку, приглушив звук, снова улеглась и сосредоточилась на том, чтобы постепенно расслабить мышцы. Где-то на середине этого упражнения снотворное подействовало, и я провалилась в беспамятство.
Спала я спокойно, без сновидений, проснулась рано и похвалила себя за то, что приняла лекарство. Впрочем, несмотря ни на что, безумная взвинченность вчерашнего вечера вернулась ко мне сразу после пробуждения. Я стремительно оделась, расправила на шее воротник и суетливо одёрнула низ коричневого свитера, пока он не улёгся ровно на джинсах. Бросила быстрый взгляд за окно, чтобы убедиться, что Чарли уже уехал. Лёгкие, похожие на вату облачка закрывали небо. Впрочем, выглядели они не слишком долговечными.
Я позавтракала, не чувствуя вкуса, и торопливо убрала со стола. Снова выглянула в окно, но ничего не изменилось. Я почистила зубы и уже спускалась вниз по лестнице, когда раздался тихий стук в дверь. Сердце подпрыгнуло и бешено забилось о рёбра.
Я полетела к двери. Не сразу разобралась с простой задвижкой, но, наконец, распахнула дверь и — вот он. Как только я взглянула в его лицо, смятение испарилось. Я облегченно вздохнула — рядом с ним все вчерашние страхи казались такими глупыми.
Сначала лицо его было унылым. Но, осмотрев меня с головы до ног, он рассмеялся.
— Доброе утро, — выдавил он сквозь смех.
— Что-то не так? — я опустила глаза, чтобы убедиться, что не забыла надеть что-нибудь важное — туфли или штаны.
— Мы подходим друг другу, — он снова рассмеялся. А я обнаружила, что он одет в синие джинсы и длинный лёгкий коричневый свитер, из ворота которого выглядывала белая рубашка. Я рассмеялась вместе с ним, а про себя жалостно вздохнула. Он-то выглядит так, как будто только что сошёл с подиума. А я?
Пока я запирала дверь, он подошёл к пикапу и с мученическим выражением лица остановился у пассажирской дверцы.
— Мы заключили сделку, — самодовольно напомнила я, усаживаясь на водительское место и отпирая пассажирскую дверь. — Куда ехать?
— Пристегни ремень — я уже нервничаю.
Я одарила его мрачным взглядом, но подчинилась.
— Куда? — повторила я со вздохом.
— Дорога 101, на север, — скомандовал он.
Я чувствовала, что он пристально смотрит на меня, и это очень мешало сосредоточиться на дороге. Поэтому я ехала через спящий город ещё более осторожно, чем всегда.
— Ты как, планируешь затемно выбраться из города?
— Имей уважение к старости — пикап твоему вольво в дедушки годится, — парировала я.
Впрочем, невзирая на весь его сарказм, мы довольно быстро выехали за пределы города. На смену домам и лужайкам пришел густой подлесок и зелёные стволы деревьев.
— Поворачивай направо, на шоссе 110, — проинструктировал он, как раз в тот момент, когда я собиралась спросить. Я молча подчинилась.
— И теперь едем, пока не кончится дорожное покрытие.
В его голосе мне послышалась улыбка, но посмотреть на него я не решилась — боялась съехать с дороги и тем самым подтвердить его правоту.
— А что будет, когда дорожное покрытие закончится? — поинтересовалась я.
— Тропа.
— Мы пойдём пешком? — слава богу, я надела теннисные туфли.
— Проблемы? — прозвучало так, как будто именно этого он и ждал.
— Нет, — солгала я, стараясь, быть убедительной. Но уж если ему мой пикап показался медленным…
— Не волнуйся, всего километров восемь, к тому же, мы не спешим.
Восемь километров. Я промолчала, боясь, что голос выдаст охватившую меня панику. Восемь километров по тропе, полной коварных корней и неустойчивых камней, норовящих вывихнуть мне лодыжки или ещё как-нибудь вывести меня из строя. Прогулка предстоит весьма унизительная.
Некоторое время мы ехали молча, пока я представляла себе все грядущие ужасы.
— О чём ты думаешь? — через несколько минут нетерпеливо спросил он.
Я снова солгала:
— Просто гадаю, куда мы едем.
— Это место, где я люблю бывать в хорошую погоду, — мы оба посмотрели в окно на постепенно тающие облака.
— Чарли обещал, что сегодня будет тепло.
— А ты сказала Чарли, куда собираешься? — осведомился он.
— Нет.
— Но Джессика думает, что мы вместе едем в Сиэтл? — кажется, эта мысль его подбодрила.
— Нет, я сказала ей, что ты отменил Сиэтл — это же правда.
— И никто не знает, что ты со мной? — теперь сердито.
— Как сказать… наверное, Элис в курсе?
— Очень заботливо, Белла, — рявкнул он.
Я притворилась, что ничего не слышала.
— Форкс вгоняет тебя в такую депрессию, что ты подумываешь о самоубийстве? — требовательно спросил он.
— Ты же сам говорил — у тебя могут быть проблемы из-за того, что мы часто общаемся на людях, — напомнила я.
— Значит, ты беспокоишься о том, что у меня будут проблемы, если ты не вернёшься домой? — к гневу в его голосе добавился горький сарказм.
