Сзади послышался шорох, и Анна обернулась. Она не видела Штефана Брейфогеля уже несколько недель. Как обычно, бывший работодатель выглядел здоровым и бодрым. Яркое летнее солнце еще больше обесцветило его волосы, и они стали почти белыми. Кроме того, за последний год на его лице добавилась пара морщин, но плечи под льняной рубашкой остались такими же широкими и мускулистыми, как у молодого парня. Брейфогель стоял у открытой калитки и широко улыбался.
— Анна Вайнбреннер! Могу я поинтересоваться, что ты здесь делаешь?
Анна медлила, не зная, что ответить. Пекеньо отвернулся от нее и стал искать в яслях что-нибудь съедобное. «Я не знаю, — подумала Анна. — Не знаю. Ворота были открыты, и мне просто захотелось передохнуть здесь минутку, прежде чем отправиться домой».
Когда она взглянула в лицо Штефана Брейфогеля, у нее появилось неприятное предчувствие. Он подошел к ней.
— Как бы там ни было, я рад тебя видеть, Анна. Давно мы не встречались. Я скучал по тебе. Это ведь не значит, что ты мне не нравишься, если ты перестала здесь работать. Ты хорошо работала.
«И почему тогда мне нельзя было остаться?» — подумала Анна. Но она сдержалась и постаралась справиться с дрожью, когда заметила, что Брейфогель подошел к ней еще ближе.
— Я навещала Пекеньо, — нерешительно ответила она.
«Я говорю, как маленький ребенок», — подумала Анна и добавила:
— Я не хотела вам мешать.
— Но ты и не мешаешь.
Штефан Брейфогель подступил к ней вплотную. От него пахло табаком, пóтом и деревом.
— Ты красивая, Анна, ты знаешь об этом? В тебе есть жизнь, моя прелесть. Это мне всегда нравилось. Ты не такая, как другие женщины. Тебе хотелось навестить только коня, ты уверена в этом?
Брейфогель неожиданно схватил девушку за запястья. Одним рывком Анна высвободилась. Он рассмеялся.
— Хорошо, хорошо, мне нравятся такие девушки. Горячие, как арабские скакуны.
Он снова схватил ее крепкими руками и толкнул к стене. Анна вскрикнула от боли. Она почувствовала ладонями неотесанное дерево.
— Я же вижу, как ты на меня смотришь, малышка. — Штефан Брейфогель нагнулся ближе. — Ты на меня уже тогда так смотрела. Как сучка, у которой течка! Ты знаешь, что я это заметил.
Он хотел поцеловать ее, но Анна отвернулась.
— Я ношу траур.
Брейфогель рассмеялся.
— Калеб умер больше года назад, так что это ни к чему. Вы ведь плохо живете, не так ли? Я могу вам помочь. Ты же хочешь покупать малышке молоко, белый хлеб, сливочное масло и джем? Я могу тебе это дать. Я единственный, кто все может. — Брейфогель провел пальцем по ее левой щеке. — Тебе нужно просто сказать «да». Ты красивая женщина, Анна, а я настоящий мужчина, сильный мужчина.
Он снова схватил ее за запястья и притянул к себе. Анна попыталась высвободиться.
— Хорошо, хорошо, — пробормотал он, целуя ее, — очень хорошо. Продолжай, мне нравится, когда женщины такие горячие.
Тяжело дыша, девушка прижалась к стене.
— Я в трауре, — повторила она.
Штефан Брейфогель снова рассмеялся и недвусмысленно посмотрел на ее платье.
— А на вид и не скажешь. А теперь не ломайся. Ты не пожалеешь…
Исполненными ужаса глазами Анна смотрела, как бывший работодатель пытается расстегнуть штаны. Она окаменела от страха, а в голове продолжали роиться мысли: «Мне нужно бежать отсюда. Нужно бежать».
Штаны Брейфогеля упали вниз. Он стоял в одних подштанниках. Анна поглядывала на дверь.
— Я бы советовал тебе остаться. Если мне все же не удалось тебя убедить, то подумай о том, что я все знаю о твоих братьях…
— О моих братьях? — Все внимание Анны снова было обращено на Брейфогеля.
— Ну, каждый знает, какие делишки проворачивают братья Бруннеры.
— Мне ничего об этом не известно.
— Правда? Я думаю, что ты знаешь об этом слишком много, моя дорогая. А сейчас давай приступим наконец к делу. Почему ты такая нерешительная? Я настоящий мужчина. Гораздо лучше, чем твой бывший.
Оскорбление и напоминание о Калебе придали Анне сил. В тот же миг она оттолкнула Брейфогеля. Он покачнулся. Она воспользовалась возможностью и выскочила из стойла. Ей в спину полетели проклятья.
Анна остановилась только тогда, когда добралась до дома. Она подождала у двери, чтобы восстановить дыхание. Из дома доносились голоса: сначала матери, потом сестры, затем плач маленькой Марлены. Анна глубоко вздохнула и толкнула дверь. Марлена первой заметила ее и, всхлипывая, протянула ручки. Анна прижала к себе дитя, пряча лицо в мягких волосах девочки. Неужели Штефан Брейфогель сказал ей правду? Неужели он знал о том, чем занимаются Эдуард и Густав? Анна не могла сказать этого наверняка, но Брейфогель стал ее врагом. Сейчас это было не самое плохое. Самым плохим оказалось то, что в конюшне Брейфогеля девушка потеряла то, что заработала за сегодняшний день.
Дни проходили в жалком однообразии, которым отличалась жизнь Анны и ее семьи в Новом Свете. Рано утром женщины отправлялись на работу в дом Альваресов, а днем или даже вечером возвращались. Работа была тяжелой, сеньоре Альварес оказалось нелегко угодить. Отец снова начал пить. Сегодня Анна вспомнила о том, как ее отец в первые месяцы после рождения Марлены обходился с ней, как гладил и целовал малышку, как радовался, глядя на нее. На глаза девушки навернулись слезы.
Вскоре братья впервые пришли навестить ее. Ходили чудовищные слухи, прежде всего о жестокости младшего брата Густава. Одному мужчине он отрезал нос, другому сломал челюсть, третьего ослепил, а четвертого вообще убил. Анна не знала, чему из этого верить. Но когда она увидела Густава впервые за долгое время, стало ясно, что все эти истории — правда. Анна и Густав никогда не были особенно дружны. Что-то пугало ее в глазах Густава. Она видела в них хладнокровие, кровожадность. Анна понимала: рядом с ним она никогда не будет чувствовать себя в безопасности.
Когда Анна заговорила с Эдуардом о Густаве, после того как тот ушел, старший брат вздохнул.
— Ты видишь, что с ним происходит? — спросил он.
Анна колебалась, прежде чем ответить.
— Я, конечно, сразу его узнала, но он изменился… Стал опаснее. Сейчас он не просто парень, с которым нужно вести себя осторожно, он… он… — Анна медлила, подбирая нужное слово. — Он кажется мне диким зверем, — наконец произнесла она.
Эдуард взглянул на сестру и кивнул.
— Пока что он слушается меня, — сказал он и снова вздохнул. — Но один Бог знает, как долго это продлится. Густав изменился, Анна. С тех пор как мы здесь поселились, я иногда вообще его не узнаю.
