Какого хрена?
Во-первых, моя мать здесь.
Во-вторых, я упоминал, что моя мать здесь?
— Могу я поговорить с Ксандером? — она спрашивает Ким, чьи глаза остаются широко раскрытыми, словно она наблюдает за появлением призрака и, вероятно, думает о вариантах охотников за привидениями.
Как и я.
— Э-э... — она качает головой, затем сжимает мою руку. — Я буду.. дома, если понадоблюсь тебе.
У меня даже нет подходящего состояния духа, чтобы кивнуть или что-то сделать. Я все еще смотрю на свою мать и пытаюсь понять, хватит ли у меня алкоголя, чтобы закончить еще одним «сном».
Мягкие губы прижимаются к моей щеке, и этого достаточно, чтобы вывести меня из транса. Я бросаю взгляд на Ким, и она улыбается самой теплой, самой внимательной улыбкой, какой мог бы улыбнуться любой человек.
Ее улыбка говорит слова, которые ей не нужно произносить вслух.
Я здесь ради тебя. Я всегда буду рядом с тобой.
Я улыбаюсь в ответ, показывая ей ямочки, которые она так любит.
— Иди, Грин.
Она кивает, бросает последний взгляд на мою маму, затем медленно направляется к своему дому.
Остаются только двое: я и женщина, которая привела меня в этот мир.
Женщина, которая ушла, потому что отца было слишком.
— Может, нам стоит зайти внутрь? — она показывает на наш дом — мой и папин, не ее.
Потому что она покинула его, даже не оглянувшись.
Я ничего не говорю, когда вхожу, зная, что она последует за мной. Стук ее каблуков эхом отдается в пустом холле.
Ахмед встречает нас у входа и останавливается при виде матери.
— Привет, Ахмед. Как ты? — она улыбается ему с теплотой, которую раньше дарила мне.
Теплотой, которая немного печальна, немного натянута, немного фальшива.
И я обычно проглатывал все это, потому что это исходило от нее, моей матери.
— Здравствуй. — он переходит в свою совершенно профессиональную позицию. — Могу я тебе что-нибудь принести, Ксандер?
Бутылка водки была бы великолепна, большое спасибо.
— Ничего, — выдыхаю я.
— Бокал вина для меня, — говорит мама.
— Боюсь, у нас нет вина. — он кивает и исчезает за углом.
Не сомневаюсь, что он позвонит отцу и сообщит о нашем неожиданном госте.
Прежде чем отец вернется, нам с мамой нужно поговорить.
Сунув руку в карман, я поворачиваюсь и смотрю ей в лицо. Она садится на диван, поджав обе ноги, как утонченная леди.
Мама никогда не была утонченной. Она была официанткой до того, как познакомилась с отцом — и Кэлвином.
Отец перевел ее на сторону высшего среднего класса, и после этого она прекратила все контакты со своей большой семьей и сменила социальные классы.
Ее взгляд скользит по мне.
— Ты стал мужчиной.
— Нет, спасибо тебе, — говорю я, даже не задумываясь над словами.
Но, думаю, это все, что я хотел сказать с того дня, как она бросила меня посреди улицы и никогда не оглядывалась.
— Ксандер, послушай меня.
Я прислоняюсь к стойке и складываю руки на груди.
— Я весь во внимании. Давай я послушаю, что привело тебя обратно после того, как ты стала призраком в течение двенадцати лет. Предупреждение о спойлере, адрес не изменился.
Она поджимает губы.
— Вижу, ты научился в совершенстве владеть сарказмом.
— Что могу сказать? Выросший без матери, я научился бегло разбираться во многих вещах. Например, лгать, пить, драться.
— Я не позволю тебе стоять и винить меня в своем жизненном выборе. У тебя есть Льюис и его деньги.
Она серьезно? Есть ли способ, которым я могу дотянуться до своих глаз и каким-то образом ослепить их, чтобы не видеть ее лица?
Целых двенадцать лет я задавался вопросом, каково было бы снова ее увидеть. Если бы, может быть, она вернулась и заполнила дыру, которую отец так и не смог заполнить.
Надежда опасна; она заставляет тебя верить в то, чего, возможно, никогда не существовало.
Я верил в Саманту Найт, и эта надежда теперь тускнеет до нуля при первом разговоре. Она здесь не для того, чтобы спасти меня.
— Почему ты здесь, Саманта?
— Я твоя мать, и ты будешь обращаться ко мне так.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет. Ты вроде как перестала быть моей матерью в тот момент, когда бросила меня на улице, пока я плакал и звал тебя.
Она встает, и я ожидаю, что она набросится на меня или что-то в этом роде, в попытке доказать свой биологический статус, но она направляется прямо к шкафчику с напитками, который Льюис всегда держит в углу комнаты.
Она ругается, когда ничего не находит, ее пальцы дрожат.
— Помнишь, у меня проблемы с алкоголем? — я наклоняю голову набок. — Отец запретил алкоголь в доме из-за этого.
— Он эксперт по выбрасыванию хорошего алкоголя. — она потирает шею, и ее пальцы дрожат.
Я лезу в боковой шкаф и достаю маленькую бутылочку, которую держу там, а затем бросаю ее в ее сторону.
— Я вижу, откуда у меня эта проблема.
Она сжимает бутылку и открывает ее нетерпеливо.
— Водка, серьезно? У тебя что, нет вина?
— Думаю, каждый выбирает свой яд по своему выбору.
— Неважно.
В тот момент, когда я вижу, как она глотает жидкость, словно она была в пустыне, меня охватывает чувство отвращения.
Это тяжело, что я физически хватаюсь за стойку, сохраняя равновесие.
Я такой же. Совсем как она.
Теперь, думая об этом, она всегда ходила с бокалом вина в руке. Однажды она даже смешала его с моим соком, и это был мой первый глоток алкоголя. Я выпил и вел себя странно. Вот как папа узнал, и они сильно поссорились.
Потом он отвез меня к врачу, и мне, возможно, прочистили желудок.
Быть может, именно поэтому отец с начала этого года стал еще большим придурком по поводу выпивки.
— Ты хотя бы сожалеешь? — я спрашиваю.
Она вытирает уголок рта, но не возвращает маленькую бутылочку.
— Прости? За что?
Того факта, что она спрашивает, достаточно, чтобы сказать, что она не сожалеет, но я все равно говорю:
— Что ты оставила своего единственного сына с мужчиной, который даже не является его биологическим отцом.
— Ты знаешь, — бормочет она.
— Да, вроде как разобрался со всем этим скрещиванием.
— Просто чтобы ты знал, я не ценю сарказм.
— Просто чтобы ты знала, мне, блядь, все равно.
Она качает головой.
— Я не оставляла тебя с незнакомцем. Льюис с самого начала считал тебя своим сыном. Кроме того, они с Кэлвином давным-давно пришли к взаимопониманию, чтобы издалека присматривать за своими биологическими детьми. Как думаешь, почему Кэлвин иногда заезжал за тобой, а Льюис за Ким? Или, когда вы вчетвером устраивали отцовские дни в парке и всю эту чепуху? Они все это планировали.
Я полагал, что отец и Кэлвин обменивались информацией за кулисами, но никогда не думал, что они так хорошо понимают, как все происходит.
— Тебя беспокоила эта договоренность? — я спрашиваю. — Это все?
— Мне было все равно.
— Конечно, тебе было все равно. Вот почему ты ушла.
Она ничего не говорит, и ее молчание более болезненно, чем слова. Я думал, что теперь у меня иммунитет к боли. Оказывается, я чертовски неправ.
— И почему ты вернулась?
Она снова садится на диван и делает еще один глоток водки, на этот раз более изящно, так как у нее нет желания насытиться.
— Что бы ни случилось, ты мой сын, Ксандер.
— Чушь.
— Что ты только что сказал?
— Ты слышала меня.
— Послушай, Ксан, как твоя мать, я требую уважения.
— Бред, — говорит более сильный мужской голос позади меня.
Отец.
Это было быстрее, чем я думал. Он, вероятно, находился в доме отца Сильвер.
Он кладет свой портфель на стол и заходит, вставая рядом со мной.
— Ты слышала его.
— Льюис. — она улыбается. — Я ждала тебя.
— Я же говорил тебе никогда здесь не появляться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Подожди. — я смотрю между ними. — Вы виделись? Вы похожи на товарищей по чаепитию? Я думал, она в гребаной Бразилии или что-то в этом роде.
