— Возьми факел, — произнес один из тащивших меня. Стало немного светлее, а давление на руки ослабло: один из воинов шел впереди, освещая факелом спуск. Я видел тень его фигуры.
— Горбун, — позвал один из стражников.
— Иду, — отозвался голос, прозвучавший немного зловеще.
— Выпустите меня отсюда, твари. Макс, где Макс, — прорезал наступившую тишину вопль Наты.
— Ведьма, истинно ведьма, — прошептал державший меня за руки, — да убережет меня Макс Са, Сын Бога нашего, Иисуса.
Меня чуть не вывернуло от смеха при его словах. Хохот громкими раскатами прозвучал в помещение, многократно повторяясь в закоулках.
— Замолчи, тварь, — сильный удар кулаком в макушку подкрепил эти слова.
— Что надо? — раздался голос впереди меня.
— Сектанта привели, сказали посадить его к ведьме, пусть полюбкуются перед смертью.
Послышался скрежет проворачиваемого ключа в замке, потом противно заскрипели железные петли.
— Веди его к ней, но мешок не снимай, не положено, — шаркающие шаги сопровождали меня с правой стороны.
— Макс! — пронзительно закричала Ната.
— Ударь их молнией, сожги этих ублюдков, — крикнул я в ответ, просто чтобы заставить нервничать сопровождавших меня. Ната, умница, поняла сразу, ответив на высокой ноте:
— Сейчас не получается, но я сожгу их всех.
— Я не пойду дальше, — заявил стражник, державший меня за руки. — В воздухе запахло потом, к которому примешивался выраженный запах сырости.
— Не боись, врет она. Если бы могла — давно всех сожгла бы. Все они, сектанты, такие, — обладатель зловещего голоса не испугался угрозы Наты.
Мы прошли еще около тридцати метров. Снова послышался скрип петель, и меня втолкнули внутрь под радостный крик Наты:
— Максимушка! — Первым делом девушка сняла с меня мешок. Обернувшись, я увидел три пары глаз по ту сторону решетки: их зрачки поблескивали при свете факела в руках стражника. Мы находились в камере, сделанной из решеток толщиной с руку младенца. Точно такие же камеры были по правую и левую сторону, но только в двух из них сидели люди. Горбун, стоявший между двух стражников, был среднего роста, его горб на спине возвышался над головой. Он торопливо закрыл замок двери камеры, пока Ната пыталась распутать узел на моих руках.
— Верите в Макс Са? — спросил я у молчаливых наблюдателей. Горбун промолчал, а стражники ответили не задумываясь:
— Веруем в Сына Бога Макс Са. Нате удалось развязать руки. Разведя их в стороны, я картинно сделал полный поворот.
— Так смотрите, несчастные: перед вами — Макс Са, которого вы приволокли в эту темницу. Что вы ответите Богу, когда Он спросит вас, почему вы так поступили с Его Сыном?
Даже при слабом свете факела было видно, как побледнели оба стражника. Горбун хмыкнул:
— Все сектанты такие, считают себя Сыном Бога. А когда горят на костре, просят пощадить их. Будь сектант Сыном Бога, разве Бог не спас бы Его? Уходите прочь, трусы.
Уродец, подталкивая, погнал стражников в сторону выхода. Заскрипели несмазанные петли, факел исчез, оставив нас в полутьме. Единственный источник света во сей подземной тюрьме был расположен в конце коридора на противоположной стене. Этого факела едва хватало, чтобы осветить участок стены и создать полутьму в подвале. Бормоча себе под нос, горбун прошел мимо нашей камеры, не обратив внимания на мои слова насчет воды.
— Макс, когда это кончится? Что там было, куда тебя уводили? — заплаканная Ната засыпала меня вопросами. Опуская ненужные ей подробности, вкратце пересказал историю, поведанную мне Никоном.
— Это что же получается: Русами правят не твои потомки? — Ната быстро ухватила суть.
— Если верить Патриарху, так и получается, — согласился я с ее предположением.
— Но у тебя были еще жены, дети, друзья. Где в таком случае их внуки и правнуки? — продолжала допытываться девушка.
— Не знаю, Ната, мы не закончили разговор. Он устал и велел увести меня. Правда, успел сказать, что, со слов его деда, была легенда: часть моих детей отправилась на корабле на мои поиски. Кто еще был с ними, где остальные — не знаю. Постараюсь выведать побольше информации. Завтра, думаю, наш разговор продолжится. Как ты, Ната, к тебе не применяли силу?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нет, они боятся меня, считают ведьмой, — сквозь слезы рассмеялась девушка, — жаль, что я не ведьма.
— Не вешай нос. Мы еще в Будилихе считали, что обречены, даже костер для нас сложили, но, как видишь, мы пока живы.
— Ключевое слово «пока», — улыбнулась девушка, обнимая меня.
— Где «пока», там и «всегда», — погладил девушку по волосам. — Этот Никон показался мне адекватным. Самое главное — он поверил мне сразу, не пытаясь обвинить меня в присвоении чужого имени. Завтра смогу его убедить, что мое возвращением им всем на руку, что это укрепит веру людей. А уж потом посмотрим, — со скрытой угрозой в голосе постарался успокоить Нату, развеять ее страхи.
Но наступивший день не оправдал мои ожидания: на встречу с Никоном меня не повели. И так прошло еще три дня. Даже горбун стал ворчать вслух, почему мы сидим в темнице и едим его хлеб, а не горим на костре. Затянувшееся молчание со стороны Патриарха я пытался оправдать разными причинами: старец мог чувствовать себя хуже; может, ему требовалось время, чтобы согласовать со своими приближенными план по легализации Сына Бога. Все три дня прошли в полутьме и ожидании разговора. Часами, пока Ната спала, я напряженно вслушивался в малейший шорох, пытаясь услышать шаги стражников. Мне однажды пришлось сидеть в яме, когда попал в ловушку, устроенную Картером. Но там над головой было синее, точнее, — хмурое осеннее небо. И была надежда, что Бер, посланный за помощью, вернется с подкреплением. Там был Санчо, мой приемный сын, с которым мне удавалось общаться на расстоянии с помощью телепатии. Именно Санчо услышал мой бессловесный крик о помощи, когда я сидел в зиндане у Картера. Он сумел убедить Миху, что я в беде, и они вовремя подоспели. «Где ты мой сын, Санчо?» — мысленно послал сигнал, словно он мог пробиться через толщу ста пятидесяти лет. Молчание было мне ответом, никогда не ответит мне мой неандерталец своим шипящим: «Макш Ха».
Если слова, сказанные Никоном, были верны, то часть моих друзей и сыновей почему-то отправились на мои поиски, решив, что я нуждаюсь в помощи. Я легко мог представить себе такую картину, как спустя время после моего отсутствия обезумевший Санчо мог чьи-то мысли в «эфире» воспринять за мой призыв помощи. Случись такое — нетрудно угадать, как развернулись бы события: они все ринулись бы на мои поиски. С большой вероятностью так и произошло: любовь и желание найти меня привели их к гибели, если они так и не вернулись.
За мной пришли на четвертый день: это были совсем другие стражники. Из их тихих переговоров с горбуном удалось понять, что прежние стражники предпочли оставить работу в крепости Патриарха, напуганные словами Наты.
— Не бойся, я скоро вернусь, сегодня этот кошмар закончится, — я поцеловал Нату в немытую щеку, смиренно позволяя завязать себе руки и надеть на голову мешок. Путь в покои Никона на этот раз казался нескончаемо долгим. Наконец мы добрались до них. Процедура с привязыванием к стулу повторилась. В этот раз Данк мешок снял осторожнее, развязав завязки. Я расценил это как хорошее предзнаменование. Часто заморгал, чтобы привыкнуть к яркому свету множества свечей у изголовья Никона.
— Мне следовало многое обдумать. Не серчай, что заставил тебя долго ждать. — Патриарх выглядел бодрее. Его лицо было лицом человека, решившего трудную задачу. Он возлежал на куче подушек, в руках были маленькие четки.
— Я не собираюсь предъявлять права на трон, для меня главное — безопасность моей женщины и моя личная безопасность. Если в Макселе проживают мои потомки или потомки моих старых друзей, то с позволения императора мы заложим небольшое поселение вверх по реке, на границе диких земель, — поспешно заявил я, прежде чем Патриарх заговорил.
Делая такое заявление, рассчитывал заранее усыпить бдительность Никона: для его семьи мое возвращение было угрозой.
