– Нет. Это не месть, – ответил Марк. – Всего лишь страх. Страх перед ответственностью за тех, кто ещё может погибнуть из-за меня.
– Маркос, Маркос, – усмехнулся Мегорий. – Никта тебе обо мне рассказывала?
– Немного. Ты любил её, да?
Молодой военачальник без всякого смущения кивнул.
– Она мне сразу приглянулась. Ещё тогда, когда я впервые увидел её – сразу после Амархтонской битвы. Я всё время знал, что нам не быть вместе, даже если случится чудо, и она меня полюбит. Но продолжал лелеять глупую мечту… Эта мечта мне придавала сил и рвения. А Никта часто о тебе рассказывала… порой я чувствовал, что начинаю ревновать! – Мегорий рассмеялся. – Эх, о чём это я хотел рассказать?.. Мне двадцать пять лет. Я не понимал, чем я так отличился в Амархтонской, что Сильвира поставила меня командовать лучшей когортой королевства. А Никта тогда сказала: «Твоя сила, Мегорий, в том, что ты совершенно не боишься ответственности. Потому твои отряды и побеждали там, где не могли справиться другие. И ведь это правда. В битве на Площади четырёх фонтанов множество вверенных мне людей погибли. А меня страшные сны не мучают. И даже никакой угнетённости не чувствую, – Мегорий хлопнул Марка по плечу. – Не бойся ответственности, Маркос. Люди, следующие за тобой, сами знают, на что идут. Ты не всесильный, и не можешь уберечь каждого, кто тебе доверен. Даже если тебе доверен всего один человек. Осознай, что ты не Спаситель, и заранее избавься от чувства вины за чужую смерть. И страх перед ответственностью исчезнет как дым.
Марк всё понимал. Но ему было проще забыться в изнурительных тренировках. Все приёмы, какие он знал, по-новому оживали в разуме, руки интуитивно отбивали удары, старые техники, оттачиваясь до мастерства, воспринимались теперь совершенно иначе. Оскал Барса, Лесной Вихрь, Тень над Водой, Слияние души и клинка, Железный Охват – пожилой инструктор диву давался, сколько всего знает этот молодой боец.
Вечером Марк подолгу пребывал в храме, изредка произнося молитвы, но чаще – просто стоял, опустившись по-рыцарски на одно колено, и молча внимал храмовой тишине, нарушаемой лишь шёпотом молитв.
– Зачем ты так изматываешь себя? – спросил его гарнизонный священник Никос. – Что за стремление подтачивает твою душу и лишает покоя?
Марк ответил прямо:
– Я хочу убить одного нелюдя.
– Убить? Ты считаешь это достойной целью аделианина?
– Он не человек. Он нелюдь.
– Не в этом суть, Маркос. Человек, нелюдь, даймон, дракон… Убить – это не цель. Это желание убежать от себя. Даже если ты добьёшься своего, это не принесёт тебе ни свободы, ни успокоения.
И это Марк понимал. Но направить бушующую внутри него энергию гнева, горечи и вины больше было некуда. Молитва и пребывание в храме не очищали его от этих чувств, только придавали им ясность, а изнурительные тренировки помогали направить их на вполне чёткую цель. Пока что – недостижимую.
Вернувшись в свою полутёмную комнату на втором этаже, Марк отпил из кувшина терпкого, горьковатого сока, подошёл к окну и глянул во двор, прислонившись к холодному мутному стеклу.
На душе лежала невыносимая тоска. Днём ещё можно было отвлечься, упражняясь с мечом, утром и вечером – поразмышлять в тишине храма, но ближе к ночи становилось совсем плохо. На него находило что-то тоскливое, одинокое, безнадёжное, настолько мучительное, что не раз возникало искушение залиться красным амархтонским вином, невзирая на гарнизонные запреты. Он не понимал, что происходит с ним в этот предночной час, и что за сила поднимается в нём, причиняя такую боль. Цели, планы, устремления, замыслы – всё смешивалось и расплывалось, и ничто не казалось важным. Без хранительницы всё теряло смысл.
«Ты ни в чём не виноват. Это была идеальная западня. Любой человек в тех условиях был бы так же бессилен. Ты должен забыть о ней. Или хотя бы отложи воспоминания на потом, – убеждал себя Марк. – Ты воин, а воин не имеет права оплакивать павших больше трёх дней. Вспомни Автолика, скольких друзей он потерял, если всех оплакивать, умом можно тронуться, а он бодр и весел. Жизнь продолжается. Теряя друзей, не теряй себя».
И всё же глас рассудка в это время был бессилен. Марк порой стоял так у окна до самого рассвета, и только тогда ложился спать. Физически он чувствовал себя превосходно – готов был тренироваться и по ночам, если бы ему позволили. Из всех полученных ран изредка беспокоили только помятые в абордажной свалке рёбра. От страшного ранения на ключице остался лишь розовый шрам – результат Взятия чужой раны. Тело было крепким и просилось в бой. Но легче от этого не было.
…Неожиданно Марк почувствовал, что он в комнате не один. Обернувшись, он увидел тёмную фигуру в мантии с вуалью, сидящую в источенном жучками кресле у кровати. Ни испуга, ни тревоги Марк не ощутил – одна лишь мысль о том, что надо быть внимательнее. Он ведь прошёл в трёх шагах от кресла и никого не заметил.
– Амарта? Как ты сюда попала?
Чародейка сидела, не шевелясь.
– Ты не выходишь из форта уже двенадцать дней. Мне пришлось воспользоваться магией отвода глаз, чтобы попасть к тебе… Не зажигай лампаду, нас могут увидеть со двора.
– Зачем ты пришла?
– Прежде всего, чтобы выразить сочувствие… Странно слышать такое от злобной ведьмы, не так ли?
Марк опустился на стул, словно в изнеможении.
– Ты прекрасно знаешь, Амарта, что я давно не считаю тебя злобной ведьмой.
– Я не так хорошо была знакома с твоей хранительницей, как ты, но Эфай мне многое о ней рассказывал. Мне кажется, он и смерть её предвидел. И даже колебался перед собственной смертью, стоит ли дарить ей зрение. В какую-то минуту я почти поверила, что я и Никта сможем вместе вернуться в сельву и хоть чуточку что-то исправить… Впрочем, чего это я? Мне никогда не разделить твою боль, так же как и тебе мою, так что не буду больше фальшивить. Нас объединяет общий враг – и это главное.
– Враг? – рассеянно прошептал Марк. – Кто именно? Саркс? Асамар? Акафарта? Теперь я не знаю, кто из них хуже, и кого я ненавижу сильнее.
– Ты уже слышал о том, что Асамар выкрал меч Саркса?
– Да, – ответил Марк, смутно припоминая, что ему пересказывал со слов Амарты Сурок.
– Сарксу этот меч ни к чему – сейчас он всего лишь бесплотный дух. Он не может обрести плоть, потому что Проклятие миротворцев разрушено. Вся его колоссальная сила – пустой звук, пока он не вынудит тебя принять её…
– Две недели назад у него это почти получилось.
– Ему помогал Асамар. Он могущественен, но не всесилен. Хотя бы потому, что он, как и твой Саркс, зависим от Акафарты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
