— Они так быстро напали! — повторял капитан в свое оправдание.
Лучше бы честно признался, что быстро струсил. Тогда бы до возвращения в Роттердам покомандовал галеоном. За вранье я перевел его в матросы. Капитаном галеона назначил Матейса ван Лона. Капитанами шебек стали Дирк ван Треслонг и два шкипера с буйсов, которые служили на фрегате матросами.
43
В Лиссабоне готовились к войне. В город прибыл Антонио, новый король Португалии, а местные богачи, как дворяне, так и буржуа, убежали, подались на поклон к королю Испании. Это мне напомнило ситуацию, в которой я принимал участие два века назад. Только тогда Испания была намного слабее, а Португалия сильнее. Поэтому желания принимать участие в очередной гражданской войне у меня не было. Впрочем, меня на этот раз и не приглашали.
Здесь до нас дошло известие о том, что Филипп Второй, король Испании, объявил князя Оранского вне закона, изменником и изувером. Обычно своим врагам мы приписываем собственные достоинства. Король Испании разрешил любому человеку ограбить и убить князя Вильгельма и получить за его голову вознаграждение в двадцать пять тысяч золотых экю. Обычному матросу понадобилось бы работать без выходных и отпусков пятьсот лет, чтобы скопить такую сумму. Представляю, сколько появилось желающих получить такие деньги!
Мы продали шебеки. Покупатели на них нашлись быстро, потому что война с Испанией позволяла португальцам в открытую захватывать испанские корабли. В мирное время за такое можно было даже в своей стране очутиться на рее с петлей на шее. Предыдущие короли Португалии благоразумно избегали любого повода для ссоры с могущественным соседом. Испанцы и во время войны будут считать захватчиков их кораблей не военнопленными, а пиратами, и расправляться быстро и жестоко.
Галеон и груз с него продавать здесь я не собирался. Как ни странно, французское вино португальцы считают посредственным, уступающим местному, красному, грубому и высококислотному, но более крепкому. Это вино плохо переносило перевозку морем, поэтому на севере Европы было практически неизвестно. Моим матросам оно нравилось. Наверное, потому, что храбрыми становились при меньших дозах, чем при употреблении французского вина.
Чтобы не возвращаться домой в балласте, я наполнил трюм фрегата бразильским красным деревом, сердцевину которого использовали для покраски тканей, хлопком, перцем, корицей и сахаром. Цены на товары были очень низкие, потому что ходили слухи, что с юга в Португалию вторглась испанская армия под командованием герцога Альбы — того самого, которого не скоро забудут жители Нидерландов. Что-то мне подсказывало, что и португальцы запомнят его надолго. Я пожелал им дожить до моего следующего прихода в их чудный порт, после чего отправился в Роттердам.
В Бискайском заливе нас изрядно потрепало. Я уже было подумал, что пришло время отправляться в следующую эпоху. Как-то слишком уж сытая жизнь стала у меня здесь. На пятый день шторм прекратился, оставив после себя высокую и крутую зыбь. Качка на ней была резкая, выматывающая. Часть матросов и солдат позеленела и слегла, хотя народ привычный, бывал в переделках и покруче. Отпустило только в Ла-Манше.
— Я уж думал, что больше не увижу этот галеон! — первым делом заявил Рольф Шнайдер, когда мы прибыли в Роттердам. — Мне доложили, что его захватили сарацины. Как он оказался у тебя?
— Не захотел расставаться с таким хорошим хозяином, — пошутил я, а потом рассказал, как мы отбили галеон.
Мэр Роттердама слушал меня очень внимательно, уточнял подробности, чего обычно не делал. Его, в отличие от большинства мужчин, абсолютно не интересовали подробности сражений. Такое поведение показалось мне странным.
— Что случилось? — спросил я и требовательно добавил: — Говори!
Рольф Шнайдер с некоторым облегчением выпалил:
— Ограбили и убили Женевьеву де Баерле!
— Кто? — задал я вопрос.
— Подозревают моего земляка Свена Крюгера. Он служил офицером в городском ополчении, был знаком с ней. Его видели в тот день входящим в дом, а вечером он выехал на своем коне из города и не вернулся. На следующий день в доме Баерле обнаружили убитыми Женевьеву и двух служанок. Пропали ее драгоценности и серебряная посуда. Из-за них, видать, и убил, — рассказал роттердамский мэр.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Женевьеве всегда нравились военные. Подозреваю, что Ян ван Баерле уехал воевать, чтобы понравиться ей. И зря. У Женевьевы было большое сердце и не только оно. Скорее всего, убили мою и не только мою любовницу не ради грабежа. Наверное, Свен Крюгер узнал, что не один пользуется ее благосклонностью. Некоторые мужчины такие эгоисты!
— Ян уже знает? — поинтересовался я.
— Да, — ответил Рольф Шнайдер. — Его, раненого в бедро, привезли на следующий день после ее похорон. Рану он получил в день убийства жены — вот такое вот совпадение!
Маргарита ван Баерле и моя жена Моник носили траур по невестке. Не думаю, что обе горевали по Женевьеве. Многие женщины считают, что черное им к лицу, но в северных странах его не принято носить просто так. Ян уже шел на поправку. Он передвигался с помощью трости и слуги. Ранили его пикой. Сдуру подъехал слишком близко к испанской пехоте. В итоге потерял лошадь и чуть не расстался с жизнью.
— Клянусь, я найду и убью этого негодяя! — заверил меня шурин.
Несмотря на многочисленные измены жены, он все равно любил ее и был уверен, что и она его любит. Мне кажется, он приписывал Женевьеве достоинства своей матери, а себе — достоинства своего отца, как говорят, смелого воина.
Маргарита де Баерле отнеслась к его клятве серьезно.
Когда мы, удовлетворенные и расслабленные, лежали в ее спальне, просторной и светлой, со стенами, расписанными узорами в виде больших и ярких сине-красных цветов, она сказала:
— Этот человек (она ни разу при мне не назвала Свена Крюгера по имени) — наемный убийца. Ян с ним не справится.
Рита посмотрела мне в глаза. Они показались мне необычно мудрыми. Такие за одну жизнь, довольно сытую и спокойную, не приобретешь. Может, она тоже из будущего? Может, я не один шляюсь по эпохам? Проделывать это в женском теле, наверное, намного сложнее. Хотя, как знать…
— Я не хочу, чтобы мой сын погиб, — доносится до меня голос моей любовницы, возвращая в шестнадцатый век.
— Угу, — мычу я.
Если Маргарита ван Баерле из будущего, то правильно выбрала ангела-хранителя для своей семьи. Она хорошо меня знала, поэтому больше ни разу не заводила разговор на эту тему.
Шестнадцатый век историки, наверное, назовут «золотым веком» наемных убийц. У многих появились деньги и пропало желание самим рисковать. Есть спрос — есть предложение. В Голландии, стране торгашей, любой переход денег создает специализированную площадку. В Роттердаме неподалеку от Рыбного рынка есть таверна «Серебряная сельдь», которая является негласной биржей работников кинжала и яда. Есть мастера на все руки, есть узкие специалисты. Избить, сделать калекой, убить быстро, или медленно и мучительно, или так, чтобы приняли за болезнь. Последние были самыми дорогими. Мне нужен был специалист, так сказать, среднего ценового диапазона.
В таверне воняло скисшим пивом и табачным дымом, от которого я отвык. Показалось, что вернулся в пивнушку моей первой молодости. Курят обычно свернутые табачные листья, но видел уже и глиняные или деревянные трубки. Пока что курильщики в диковинку. Если такой идет по улице, за ним частенько бежит детвора и орет: «Горит! Потушите его!». За шестью длинными дубовыми столами со столешницами, потемневшими от времени, ерзанья рук и посуды, пролитого пива, а может, и крови, сидели небольшими группами или поодиночке человек двадцать. Свет, попадавший внутрь помещения через два узких окошка рядом со стойкой, почти не добирался до посетителей, отчего они казались безликими силуэтами. Только с расстояния метра два можно было разглядеть лицо. Может быть, именно поэтому таверну полюбили представители опасной и неблагодарной профессии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
